X

ДЕСЯТАЯ ЗАПОВЕДЬ

1. Алчность

Десятая заповедь – одно из более длинных постановлений принципа в Декалоге. В своих двух версиях она гласит:

Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего (Исх. 20:17).

Не желай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего (Втор. 5:21).

Многое сказано глупыми бездельниками насчет места жены в каждой из этих фразах, впереди или после дома, а тоже что она как-будто на одном уровне с волом и ослом. Дураки пусть остануться со своей глупостью; мудрые заполнят свое время другими вопросами.

Значение этого закона зависит от значения слова желай. Остальное в законе занимается действиями людей; в таком случае имеет ли закон дело с эмоциями человека, или мы неправильно понимаем значение слова желай? Нот указывает, что желай в самом деле означает намного больше, чем эмоцию желания:

Заповедь в стихе 17 формулированная с глаголом, который дается как “желай.” Но он описывает не только эмоцию желания, а включает тоже и попытку приобрести что-нибудь, принадлежащее другому, незаконно. Следовательно заповедь имеет дело с возможными начинаниями, которые включают приобретение власти над вещами и владениями “ближнего,” независимо через кражу или через все виды нечестных махинаций. Первый указанный объект – это дом ближнего. Термин “дом” может в тесном и специальном смысле описывать жилище, главно построенный дом, но тоже во всяком случае и палатку – “дом” номадов; он может однако использоваться тоже в более или менее широком и переносном смысле, чтобы означать например семью, или чтобы суммировать все, которое содержится в доме.[1]

Итак, когда Исход начинается запрещением пожелания дома ближнего, под домом подразумевается, как это уточняется дальше, жена, рабы, скот и другие владения нашего ближнего. В начале используется общий термин дом, а потом описываются специфичные аспекты “дома.” Во Второзаконии очевидно перечисляются все подробности, включая и “дом.”

Фон Рад писал о слове “желай” в том же показательном смысле:

Если в последней заповеди перевод глагола как “желай” был правильным, это было бы единственный случай, в котором Декалог имел бы дело не с действием, а с внутренным импульсом, следовательно с грехом в намерении. Однако соответствующее древнееврейское слово (hamad) имеет две значения: желать и взять. Оно включает внешнее злодеяние, означающее заграбастать для себя (Иис. Н. 7:21; Мих. 2:2 и т.д.).[2]

Когда Иисус цитирует десятую заповедь в Мар. 10:19, Он делает это очевидно в смысле греха в действии, а греческий текст использует слово aposteresis, т.е. обмануть в чем-то, и версия короля Джеймса переводит его “не обманывай.”

Замечания Нота и фон Рада не новость в интерпретации. Очевидно наш Господь придавал ему то же самое значение, и тоже очевидно, что это было известное христианским ученым в более ранных эрах. Например большой англиканский ученый 17-ого века, доктор Исаак Бароу, писавши о десятой заповеди, отметил:

Этот закон, так сказать, всесторонный и обобщительный, в остальном касающий нашего ближнего, предписывает универсальную справедливость к ним (из-за чего святой Марко кажется решил выразить это одним словом, … “не обижай, или не лишай твоего ближнего от ничего; Мар. 10:19), и это не только проявлять ее внешним делом и обращением, но и внутренней мыслей и желанием, которые источник откуда они действительно происходят…[3]

Адам Кларк тоже сознавал значение слова желай, и заявил:

Не желай, ст. 17 . . . lo tachemod – слово . . . chamad, означает горячее и сильное желание о чем-нибудь, на чем сосредоточиваются и фиксируются все стремления, независимо хорошо ли оно или плохое. Это то, что мы обыкновенно называем алчностью, которое слово берется и в хорошем и в плохом смысле. Так когда Святое писание говорит, что алчность – идолопоклонство, оно тем временем говорит тоже: ревностно желай лучшее; поэтому мы находим, что эта склонность грешная или святая, в зависимости от объекта, на который она направляется. В этой заповеди алчность, которая направленная на запрещенные объекты, сама запрещается и осуждается. Желать в таком смысле значит сильно стремиться завладеть желаным: имуществом, личностью, вещью, с целью насладиться им. Эту заповедь нарушает тот, который всеми средствами пытается лишить человека его дома, или поля, через некоторую тайную и закулисную сделку с первоначальным владетелем; которое в некоторых странах называется забрать дом и поле человека за его спиной. Нарушает ее тоже тот, который страстно желает жену своего ближнего и старается понравиться ей, унижая ее мужа в ее глаза: - и еще ее нарушает тот, который пытается завладеть рабами, скота и т.д. другого, некоторым тайным или несправедливым путем. Это самая превосходная моральная предпосылка, соблюдение которой предотвратит все общественные преступления: потому что тот, кто чувствует силу закона, который запрещает чрезмерное желание каждой вещи, принадлежащей другому, никогда не сможет нарушить покой общества злым поступком против некоторого из его более слабых членов.[4]

Неправильное понимание этого закона началось с привидной набожностью, которая ограничивала Божьего закона до моральных предпосылок. Религия направилась внутри, и следовательно действия перестали быть так важными, как “сердце.” Сверх того, идея что каждого вида приобретение было как-то “недуховным,” тоже распространилась, так что у алчности осталось исключительно злое значение.

Аввакум 2:9 дает нам пример о факте, что Святое писание делает разницу между хорошей и плохой алчностью:

Горе тому, кто жаждет неправедных приобретений для дома своего, чтоб устроит гнездо свое на высоте и тем обезопасить себя от руки несчастия!

Алчность здесь приравнивается с приобретением; злое приобретение или злая алчность осуждается. Честное приобретение и набожная алчность очевидно не осуждаются.

Святой Павел в І Кор. 12:31 использовал слово “ревнуйте” (жаждайте) в его хорошем смысле: “Ревнуйте о дарах больших.”

Следовательно, то что ясно осуждается десятой заповедью, это каждая попытка приобрести через мошеничество, насилие, или обман, то которое принадлежит нашему ближнему. Согласно этому принципу, дела об отчуждении привязанности были когда-то частью закона страны. Злоупотребление ими в беззаконные времена привели к их отмене, но принцип здравый. Лицо, которое работает систематически, чтобы отчуждить привязанность к мужу или к жене, с целью приобрести его или ее для себя, иногда вместе с соответными денежными активами, виновное в нарушение этого закона.

Итак, этот закон запрещает экспроприацию через мошеничество или обман того, что у нашего ближнего. Десятая заповедь следовательно суммирует шестую и девятую заповеди, и дает им дополнительную точку зрения. Другие заповеди имеют дело с очевидно незаконными действиями, т.е. очевидными нарушениями закона. Десятую заповедь можно нарушить внутри этих законов. Покажем библейский пример. Давид совершил прелюбодеяние с Вирсавией, что очевидно незаконный поступок. Его последующие действия были формально в законе: Урию послали на переднюю линию битвы, а приказы отдавались такие, чтобы обеспечить смерть Урии в бою. Формально это не было убийством, но это была ясная конспирация чтобы убить, а Давид и Иоав несомненно виновные в убийство.

Таким образом множество законов в Западной цивилизации основываются на этом принципе о мошеническом использовании закона, чтобы обмануть или причинить ущерб. Многие из этих законов содержат постановления против конспиративного аспекта обмана. Они постанавливают меры против алчного захвата имущества нашего ближнего злыми, хотя и иногда законными средствами. Закон против нечестного дохода таким образом является очень важным, и десятая заповедь, вместо того чтобы быть туманным придатком закона, есть основной для него.

Закон против нечестного дохода направлен Богом не только к индивиду, но и к государству и ко всем институциям. Государство может быть, и часто есть виновное как каждый индивид, и оно часто используется как законное средство, чтобы обманным образом завладеть собственностью других. Поэтому в 20-ом веке закон против злой алчности являлся особенно необходимым. Пиетизм, которому раньше этот закон препятствовал, теперь стал поведением развращенного общества.

Пиетизм ставит ударение на сердце, на показное отношение людей, и уменьшает важность человеческих действий. Его корни в язычестве, в греческом и стоическом противопоставлении, материи против духа. Цель в этих философиях должна была быть бесстрастной. Настоящий философ стоял над горем чувств о материальных вещей: его дом мог бы сгореть, его жена и дети умереть, а он стремился оставаться незатронутым. Только то, что в уме или в душе казалось важным ему.

Влияние этих философий на церковь сделало всякое желание злым. Предполагалось, что у человека не должно быть никакого желания, чтобы он был святым. Быть амбициозным было зло, потому что оно представляло желание материальных вещей. Шекспир и Флетчер отразили это в своей драме Генрих VІІІ, в которой кардинал Уолси говорит:

Смотри мое паденье, Кромвел,
и что меня сгубило. Отвергни
амбицию, тебя я заклинаю.
За этот грех пропали ангелы;
Как мог бы человек-подобье
Божье – надеяться с ним преуспеть?
Люби себя последним: цени те сердца,
Тебя кто ненавидит.
(Действие ІІІ, сц. ІІ).

Такая философия означает, что у амбиции нет христианской законности, и что желание лучшего всегда грех. Как результат единственная законная амбиция и желание оставалось то, которое отвергало христианство в пользу гуманизма. Пиетизм повел христианство, как до так и после Реформации, по ложному пути противопоставления чувств против целостности жизни.

Пиетизм, по происхождению языческий и гуманистский, снова заразил гуманизм в современной эре. В результате либералы, у которых нет никакой настоящей любви к неграм, индейцам, и другим, перелетают от идеи к идее, стараясь потоком чувств разрешить действительные проблемы. Но результат такой пиетистской эмоциональности не реальный прогресс какого-нибудь дела, а только эмоциональный душ для гуманистских пиетистов.

2. Закон в действии

В Нагорной проповеди Иисус применил несколько законов к сердцу человека, т.е. заявил, что требования закона относятся не только к действиям человека, но также и к его сердцу. Бог, как тотальный суверен, издает тотальный закон.

Некоторые из значений закона, как они постановленные в Нагорной проповеди, остаются вне сферы гражданского права (Мат. 5:21,22,27,28). Ненавидеть нашего брата, или смотреть со страстным желанием на женщину, все это преступления, которые может судить Бог, но суды могут судить только если по причине этих чувств возбуждается дело.

Некоторые из значений закона, как они вытекают из судебных разбирательств, охватываются десятой заповедью. Мы уже цитировали дела об отчуждении привязанности.

Еще более обычайные такие действия, которые формально по закону, но нарушают дух закона, действия через которые человек экспроприирует собственность других, злоупотребляя буквой закона. Закон должен быть “утвержден,” т.е. применен в действие во всех его значениях; не пустая законность, которая использует правовую систему, чтобы нарушать закон. Это ясно требуется во Втор. 27:26:

“Проклят, кто не исполнит слов закона сего и не будет поступать по ним!” И весь народ скажет: “аминь.”

Мофат переводит это так:

“Проклятие человеку, который не приведет в действие слова этого закона!” И весь народ ответит, “Пусть сбудеться.”

Вот такой пример об этом: закон требует оплачивать долг; неоплачивание есть форма кражи, как и лжесвидетельство. Заемодатель действительно нуждается в защите бизнес займов, потому что многие люди – “мошеники” и все готовые обмануть своих кредиторов. Однако договоры теперь обычно нечестные, по причине множества условий, которые хотя и предназначенные чтобы защищать против обманщиков, становятся средством для обмана неблагоразумных и незнающих. “Мелкий шрифт договоров сегодня может включать такие вещи как письменный отказ от защиты, условная задолженность, письменное уведомление, признание судебного решения, отказы от ответственности, и предварительные условия о здоровье, каждое из которых наказывает индивида, а не компанию. В мире ограниченной ответственности многие из этих договоров вводят заново некоторую незаконную форму неограниченной ответственности. Христианин должен отдавать предпочитание неограниченной ответственности, но не в такой односторонной форме. Обе страны договора должны руководиться его условиями.

Анализируя такие договоры, Джейн Карпер написала:

Не желающие продать свой дом, в котором прожили 35 лет, супрузы из одного западного штата подписали договор о ремонте стоимостью в 2,500 долларов. К несчастью, через три месяца исполнитель умер от сердечной атаки, и работа никогда не начиналась.

Скоро после этого супрузы получили извещение от финансовой компании, требующее ежемесячные расплачивания, чтобы выполнить договор об этих 2,500 долларов. Они написали объяснение ситуации, не заплатили ничего, и перестали думать об этом. Два месяца позже шериф представил бумаги, оповещающие им, что финансовая компания лишает их права пользования дома и будет продавать его с аукциона – если они не заплатят наличными, чтобы погасить договор, плюс судебные расходы. Они искали помощь по всем направлениям, но не могли раздобыть денег. Итак, невероятно – чтобы заплатит за никогда не выполненную работу – их дом продали с аукциона. Его купил служитель финансовой компании за 20,000 долларов, а его действительная цена была наверно не меньше 30,000 долларов.

В другом штате 56 летняя вдова купила автомобильную страховку у компании, рекомендованной ей ее страховым агентом. Ее страховой полис был аннулирован через год без всяких объяснений. Потом, через около 3 месяца, она получила письмо от прокурора, приказывающее ей заплатить государству 291.49 долларов, потому что она была задолжена по претензиям против этой обанкротившейся компании, которая когда-то застраховала ее машину. Ей пришлось выделять из своих мизерных доходов по немножку каждый месяц, пока не выплатила всю сумму.

Как возможные такие вещи? Объяснение – “ясный текст.” Он появляется в договорах о покупке в рассрочку, в страховых полисах, в кредитных картах – в почти всех юридических документах, которые вы подписываете. И как многие убедились, его потенциал навлекать беду нельзя недооценивать.[5]

В первом случае супружеская пара подписала договор с отказом от защиты, несознавая его значение. Во втором случае, согласно мис Карпер, вдова подписала договор с компании, у которой была условная ответственность, т.е. “на самом деле притежатель полиса становится частично владетелем компании и ответственным за ее долги.”[6] Мис Карпер цитирует много других подобных примеров о договорах, которые обманывают неосторожных.

У этих договоров общая характеристика: юридическая терминология включает обязанности, которые незнакомые подписывающему. Среднему гражданину с кредитной картой, займом, или долгом, нужен юрист, чтобы объяснить ему капканы и ловушки в таких договорах. Как раз такие люди однако именно из тех, которые не могут позволить себе консультацию с юристом. Таким образом те же самые люди, которые нуждаются в услугах юридического советника, практически не имеют доступ к такому.

Другой аспект договоров выявляется из предыдущих иллюстраций. Государство явно замешанное в обоих, как и суды. Деятельность государственных судов все более становится деятельностью государства, т.е. могучих кредиторов против беспомощных и глупых людей. Когда государство под давлением устраняет некоторую форму искажения закона, оно оставляет лазейки для нескольких других. Правовые реформы, проводимые уже парой поколений, предназначались "защитить" малую Америку, “маленьких людей,” но оставили их еще более уязвимыми. Кроме того, федеральное правительство вымостило дорогу для более легких кредитов и следовательно для большей эксплуатации. Например, федеральное правительство хвастается, что сделало приобретание домов легко доступной посредством облегченных кредитных ограничений, однако 30-и и 35-и летние полисы привели к некачественному строительству, множеству обманов, и к глубоко укорененной эксплуатации народа. Реформам государства, которое отрицает Бога, нельзя доверять больше чем реформам человека с пистолетом в руке, ограбляющий наши деньги.

Это не значит отрицать, что некоторые ограниченные правовые шаги направленные к хорошему, ни что некоторые судьи выносят честные решения. Мы интересуемся основным направлением правовой системы. (Один водитель такси в Ню Йорке сообщил, что вор, который ограбил у него его машину и его деньги, вернул ему стоимость проезда на метро домой с видом благородства и великодушия.)

Один пример о реформе со стороны очевидно заинтересованного судьи, это есть работа судьи М. Питер Кацуфракис из небольшого искового суда Отделения 4 Муниципального суда Лос-Анджелеса.

Суд для небольших исков, предназначенный для убежища обыкновенных людей с небольшими исками и без средств для судебных расходов, стал в большой степени коллективным агентством для финансовых компаний, универсальных магазинов и коммунальных услуг. Большинство из своих делах они выгрывали из-за неявки ответника, потому что он не мог присуствовать. Они не могли присуствовать, потому что различные ответники могли бы жить повсюду в Калифорнии, от границы с Орегоном до мексиканской границы, и не могли позволить себе поездку в Лос-Анджелес для судебного разбирательства. Заинтересованные компании установили рассматривание дел в Лос-Анджелесе, где были их собственные канторы, зная что смогут выигрывать из-за неявки. Судья Кацуфракис отправил все такие дела, чтоб их судили по юрисдикциям, в которых ответник жил или занимался бизнес делами. Шоу сообщил тоже об одном изменении в процессе слушания:

Представитель исполнителя заключил договор с парой молодоженов, и теперь исполнитель судил их.

“Исполнитель не сделал все, которое его представитель обещал, что он сделает,” рассказал суду супруг.

“Я не обвязан тем, что говорили Вы,” возразил исполнитель, указывая на своего представителя. “Он не уполномочен заключать никакие споразумения. Он не мой агент. Он . . .”

“Минуточку, приятель,” вмешался Кацуфракис: “Не пытайтесь проигрывать эту рутинную белиберду со мной. Я видел этого человека представлять вас здесь много раз, и если вы намереваетесь теперь говорить мне, что он не ваш уполномоченный агент, я просмотрю записы, и аннулирую все решения по делам, в которых он участвовал.”[7]

Большинство судов для небольших исков однако не руководятся с особой заботой о правосудии, и рассматрываются судьями как несчастные позиции, из которых они надеются выбраться.

Хапактер судов, судьей, и правовой системы невозможно долго поддерживать, если характер людей преступный и вырожденный. Суды и судьи не существуют в вакууме: они часть веры, культуры, и моральных стандартов народа вообще, нации, часть которой они. То что существует глубокий моральный раскол, что учреждение по природе и по существу злое, а народ невинный и добрый, это принцип революционеров. Этот революционный принцип охватывает почти все радикализмы и консерватизмы, и ведет к душевности, которая приписывает все болезни конспирациям, и виртуально ничего павшей природе человека. Ортодоксальный христианин отрицает, что существует моральный раскол между учреждением и народам; вместо этого он считает, что моральный раскол существует между всеми нерожденными заново людьми, великими и маленькими, с одной стороны, и спасенными Богом, с другой. Через эту моральную пропасть невозможно построить мост революцией, или только новым рождением. Обращение к оружию не ответ. Когда христиане обращались в прошлом к оружию, это обычно было для самообороны, а не как инструмент нового рождения.

Десятая заповедь запрещает нечестное использование закона, чтобы обманывать нашего ближнего. Общество, которое основывается на нечестном принципе, на беззаконии, на анти Божьей основой, неизбежно сделает гражданскую алчность своим образом жизни, и его принципом о приобретении богатства постепенно станет экспроприация.

Второзаконие 27:26 требует от нас приводить закон в действие. Это запрещает нам “повиноваться” закону простым отрицанием. Мы не можем как бегуны на кроссе обходить ловкими прыжками все нарушения закона. В таком поведении нет никакой святости. Проклятие произносится над всеми, кто не приводит закон в действие, кто не может “утвердить” закон, повинуясь ему в самом полном смысле слова. Закону надо повиноваться сердцем.

3. Специальная привилегия

В Рим. 7:7 и 13:9 слово “пожелать” появляется как перевод греческого слова за желать, положить себе на сердце, стремиться завладеть. Слово “пожелать” в этих стихах касается стремления к запрещенным вещам, но смысл слова “пожелать” хороший или плохой в зависимость от контекста. Закон во Втор. 5:21 осуждает алчность, желание, или завладевание силой того, что по праву не наше.

Если каждое пожелание или приобретение силой или по закону того, что принадлежит нашему ближнему, строго против Божьего закона, то следует что организация такой алчности в систему, есть творение некоторого анти Божьего общества. Экономика с государственным распределением – социализм, коммунизм, и всякая форма социального порядка, который берет от одной группы, чтобы дать другой - это и есть беззаконие, организованное в систему.

В таком обществе этот незаконный захват может принести нам то, что принадлежит нашему ближнему, используя государство как наш инструмент захвата; желать через закон не меньший грех.

Одно из обычайных оправданий такого алчного общества, это что предполагается существование моральной необходимости воевать против специальных привилегий.

Термин специальная привилегия один из тех, с которыми слишком часто злоупотребляется, как будто это очень опасное название. Оно создает представление от эксплуатации и злоупотребления, и там где оно изпользуется возникает предубежденная ситуация. Термин такой, который не причиняет ни малейшего ущерба; обычное оскорбление слева, оно широко подхвачивается и используется справа. Если что-нибудь называется “специальной привилегией,” в большинстве случаев это хватит, чтобы возникла враждебность к нему.

Верно то, что никакое общество никогда не существовало без специальных привилегий, ни вероятно что будет существовать. Специальные привилегии могут быть хорошими или плохими, в зависимости от ситуации. У президента специальные привилегии; у жены и у мужа специальные привилегии у одного к другому; специальные привилегии неизбежная часть жизни.

Давайте исследуем возможные социальные порядки и их связь со специальными привилегиями.

Первая возможная форма социального порядка это такая тотального равенства. Марксистские государства поддерживали формально принцип: с каждого по его способностям, каждому по его нуждам. В различных степенях все благотворительные и социалистические общества придерживались к этому принципу, хотя его стриктную интерпретацию на самом деле оставили даже коммунистические страны. Однако этот марксистский принцип в действительности не уничтожает ни специальных привилегий, ни неравенства. Даже если его применить самым строгим образом, марксистский принцип означает равенство богатства, но не и равенство труда. Богатство успевающего дается неуспевающему. Таким образом некомпетентному, неуспевающему, ленивому даются специальные привилегии. Чем сильнее стремилось марксистское общество осуществить равенство, тем более радикальное неравенство и специальные привилегии оно создавало. Нет “равенства” при порядке, при котором способным людям мешают, или ставят их в невыгодное положение. В России специальные привилегии не исчезли: слабое принуждение и часто несправедливый порядок специальных привилегий заменился социальным порядком, основанным на тотальном принуждении, радикальной несправедливости, и горьких специальных привилегиях.

Второй возможный социальный порядок, это то, что называется меритократией. Это в большой степени цель фабианских социалистических государств, в частности Великобритании. Принцип гражданской службы применяется к всему социальному порядку. Паркинсон указывает китайское происхождение конкурсных письменных экзаменов.[8] Цель письменных экзаменов вначале была проверить классическое образование кандидатов; постепенно испытание модернизировалось и начало проверять способности, психологические факторы, и общую интелигентность.

Таким образом меритократия настаивает на экзамены и относится враждебно к семье, потому что семья – главный инструмент во всей истории для утверждения специальных привилегий своих членов. Гете выразил этот вопрос так:

Чтоб владеть реально то что наследил,
Ты должен сначала его заслужить.

Это значит, что надо использовать налоги на наследство, чтобы уничтожить желание семьи даровать специальные привилегии своим членам. Майкел Юнг, в своей сатире против меритократии, поставил проблему ясно:

Влияние аристократии не задержалось бы так долго, даже в Англии, без поддержки семьи: феодализм и семья идут вместе. Семья всегда есть опора наследования. Заурядный родитель (такой неизвестный сегодня, мы должны отметить с сожалением) желал вручить свои деньги своим детям, а не внешним людям или государству; дитя было часть его самого, и завещая свою собственность ему, отец обеспечивал себе своего рода бессмертие: дающий наследство отец никогда не умирал. Если у родителей был семейный бизнес, который в известном смысле охватывал их самих, они даже более стремились передать его управление кому-нибудь из своей собственной крови. Родители, контролируя собственность, контролировали детей; угроза выключения из завещания была почти настолько эффективной для утверждения родительской власти в индустриальной Британии, насколько она была и в сельскохозяйственной. . . .

Сотни лет общество было полем битвы между двумя великими принципами – принцип выбора через семью, и принцип выбора по заслугам. . . .

Мы должны были примиряться с недостатками семьи. Мы должны были признать, что почти все родители пытаются приобрести нечестные преимущества для своих отпрысков. Функция общества, чья эффективность зависит от соблюдения принципов выбора по заслугам, состоит в том, чтобы предотвратить причинение серьезных ущербов по причине такого эгоизма. Семья есть страж индивидов, государство есть страж коллективной эффективности, и эту функцию государство способно исполнить, потому что сами граждане разъединяются своими интересами. Как члены данной семьи, они хотят чтоб их дети имели всякие привилегии. . . . Мы недооцениваем сопротивление семьи. Дом все еще остается самой плодородной почвой для реакции.[9]

В обществе, ориентированном на семью, люди не только предпочитают своих близких родственников и друзьей, но они усиливают фактор специальных привилегий, увеличивая выгоды для тех, которые преуспевают, или много работают и нравятся им. Самое дерзкое определение о специальной привилегии, высказанное вообще, вероятно есть декларация Иисуса Христа: “Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет (Мат. 25:29). Это очевидное вознаграждение инициативы и успеха оскорбительное для многих.

При меритократии жесткая система экзаменов определяет кто должен иметь большее образование и передовое обучение, и кто должен заняться профессией. Предложение незаурядной интеллигентности ограниченное, а все профессии нуждаются в незаурядных умах. Система испытаний предназначенная выявить и развить такие умы. Это значит, что поскольку у меритократии предполагается наличие научного испытательного метода для определения интеллигентности и способностей, тот кто не успевает, он в настоящем смысле неудачник. В обществе специальных привилегий, отмечает Юнг, неудачники могут обвинять систему, и жаловаться, что им никак не повезло; при меритократии они вынужденные признаться, на научной основе, что они на более низком уровне. Так называемое равенство испытательного метода создает таким образом более глубокий разрыв.[10]

Меритократия не только создает более глубокое чувство о неравенстве, но она и не выдвигает самых способных на верх. Испытательный метод происходит в значительной степени от низких слоев гражданской службы. На самом деле он выявляет и поощряет бюрократическое мышление, а не творчество и предпринимательство. Он связан с государственным складом ума, а не с христианским или свободным умом.

Таким образом меритократия создает новую элиту, специальный привилегированный класс интеллектуалов и бюрократов, который преуспевает под системой экзаменов. Она создает новый правящий класс, строго организованный по условиям этих новых стандартов. Британия заменяет своих старых лордов новой Палатой лордов, составленной интеллектуалами и трудовыми политиками. Специальная привилегия не исчезла: она только перешла от одной группы к другой. Более того, государственные служители в каждом социалистическом обществе дают специальные привилегии своим детям; таким образом семья переутверждает себя, но теперь усиленная мощью самого государства.

Восход меритократии связывается со студентческими бунтами второй половины 20-ого века. Студенты, как продукт государственных школ, верили в авторитет науки и машины. Компютер и его испытания имели тяжесть. По условиям меритократии многие видели себя как потенциальные неудачники. Их первый большой бунтовный лозунг был перенят у компютера: “Не складывать, не классифицировать, не искажать.” Боясь неудачи в нечеловеческом мире меритократии, они “опускали руки.” Покажет ли компютер и его испытание, что они “неряхи, плохие рабочие”? Они стали грязными, непричесанными неряхами во время протеста. Как напротив меритократии фабианских социалистов, им больше понравилась примитивная коммунистическая уравниловка.[11]

Третья форма общества, библейская по характеру, ориентированная на семью. Государство ограничивается до служении правосудию, а свободному предпринимательству и индивидуальной инициативы предоставляется свобода для развития. При этом государству запрещается смотреть на лица при судебных процессах. Каждый канал государства таким образом интересуется правосудием, а не специальной привилегией. Тем временем семьи, организации и работодатели свободные давать специальные привилегии как им благорассудится.

В притче о работников на винограднике Иисус рассказывал о хозяине, который нанимал люди утром, по середине утра, на обед и послеобеда, а потом дал им одну и ту же плату. Может быть был какой-нибудь экономический базис для его действий? Часто из-за погоды надо собрать виноград за один день. В течении дня может быть становилось спешным нанять всех наличных еще работников, прежде чем другие наняли их. В такой ситуации была бы тенденция к увеличению цены труда. Притча однако как будто не дает основания для такой интерпретации. Пришедшие последными стояли без дела, ненанятыми. Собиратели винограда протестовали против оплачивания одинаковых вознаграждений, но вознаграждения были не ниже стандарта. Их протест был атакой против специальной привилегии пришедшие поздно, которые получили ту же плату, как и они. Ответ Иисуса важный и как религиозный, и как экономический принцип, в самом деле принцип всей жизни: “разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр? (Мат. 20:15). Нанятым первыми было честно оплачено по договору. У хозяина была привилегия дарить что ему хочется какому-нибудь человеку. Право давать специальные привилегии – основной аспект свободы и частной собственности. Если отвергается индивидуальная свобода дарить специальные привилегии, тогда отвергается и свобода частной собственности.

Даже больше, мир сводится к безличному и механистичному миру. Специальные привилегии существуют, потому что существуют люди. Трудолюбивые вознаграждаются, давая им что-то больше, чем полагающеяся им компенсация, как акт благодарности, или чтобы стимулировать их.

Факт что семья есть группа, ориентированная на специальные привилегии, был причиной враждебности к семьи в социалистических государствах. Семья будет и более строгой, и более великодушной к своим членам, чем будет общество. В обществе, ориентированном на семью, церкви, организации, и общности стараются руководствоваться мотивированной семьей моралью, и они будут персоналистскими. Тогда специальные привилегии становятся рутинными. Конант объяснил свою враждебность к семьи как к “аристократической” институции, т.е. к институции со специальными привилегиями. Для него она чужая демократии.[12] Для Конанта и для других государственная школа – агентство утверждающее демократию и ограничивающее власть семьи.

Поведение собирателей винограда в притче было алчным; оно включало желание помешать другим получить то, что законно полагалось им. Это была атака против “специальной привилегии.” Каждая такая атака – попытка к принудительному беззаконию с целью распределить привилегии как нам угодно.

Каждый закон, который издается вне Божьего закона, есть случай незаконного принуждения. Примеры о таких законах много. Тарнер дает показательную иллюстрацию:

Два человека могли идти по американской улице в 1930 году – один с бутылкой виски в руках, а другой со слитком золота в кармане, и этот с бутылкой виски был бы преступником, пока другой со слитком золота рассматривался бы как добрый, уважающий закон гражданин. Если то же самое произошло в американском городе в 1970 году, тот с бутылкой виски был бы уважающим закона гражданином, а другой со слитком золота был бы преступником.[13]

Такие законы поддерживают беззаконие, тем что они нарушают фундаментальный принцип библейского права, что все осуждения и все законодательства основываются на праведности Бога, а не на воли человека или на политике государства.

4. Преступления против нашего ближнего

Десятая заповедь, как и девятая, упоминает нашего ближнего, нашего друга человека. В десятой заповеди слово “ближний” появляется три раза (Исх. 20:17; Втор. 5:21). Ясное, что вся вторая половина Декалога имеет дело с преступлениями против нашего ближнего, но десятая заповедь особо показательная в этом отношении.

В Исх. 20:17 и во Втор. 5:21 используется слово “не желай.” Мы уже видели, что традиционные толкования принимают это как выражение алчности, страстного желания, стремления завладеть. Как мы отметили, фон Рад показал, что древнееврейское слово, использованное на этом месте, “означает и желать, и взять.”[14] Почему значение ограничивается до одного аспекта, до духовного отношения? Причина этому лежит в основном дуализме языческой мысли и эллинистских философий, которые сильно повлияли на Западную мысль, включительно на теологию. Разум и тело были разделенные в двух отдельных сферах, и это разделение привело к серьезным последствиям. Намерение и действие стали отдельными, и последствия действий отделялись от последствий мысли. Иногда действиям не обращали внимания, потому что для дефиниции человека основным был разум. В другой раз разуму прощались всякие причуды, потому что только действиям приписывалась ответственность. Таким образом дуализм вел в основном к безответственности.

Эта заповедь, как закон, интересуется действиями людей, незаконными и неморальными захватами того, что принадлежит нашему ближнему. Она основывает эти многообразные беззаконные действия на намерении человека, на его разуме. Неморальный поступок начинается с незаконной мысли, и они неразделимые. Доктор Деймон дает нам следующую иллюстрацию этого:

Парни – сплетники; поверьте мне, я знаю. Они хвастаются о своих сексуальных триумфах. Тайно они может быть чувствуют себя виновными, если они были первыми девушке; это извращенно подталкивает их рассказывать другому парню насколько она желала это, и как подгоняла его “попробовать с ней.” Он хочет разделить с кем-нибудь свою вину. Скоро девушка, которая позволяет интимность или интимности, даже если ей достаточно повезло, чтобы не забеременеть, открывает, что ей приходится заплатить тяжелый штраф: она становится дешевкой. Даже если она уйдет из одной школы, и пойдет далеко в другую, и попытается похоронить свои ошибки, кричащее прошлое находит дорогу, чтобы снова поймать ее.[15]

Виновные мужчины (и виновные женщины) хотят принизить других к своему уровню. Это важный аспект их философии и поведения. Например один писатель, наблюдая сексуальные нравы среди содержателей контор в Вашингтоне, открыл что сексуальный грех недостаточно большой, чтобы преследовать его судебным путем. Его ответ мировым и национальным проблемам – побольше сексуальных грешений, потому что тогда в мире было бы меньше норм, которые разделяют нас. Он верил что без норм мы будем более спокойными. Таким образом для него общая вина означала общее спокойствие. То, что национальный журнал как будто крупного калибра опубликовал эту статью, само собой интересный комментарий о временах. Но давайте послушаем что сам Джон Кори говорит о себе:

Было бы импозантное зрелище для страны, если Президент, его Кабинет, и некоторые другие важные люди из Вашингтона, Дж. Едгар Гувер быстро приходит на ум, появлялись время от времени в публичном доме, не в таком изящном, как этот в Верхнем Восточном Ню Йорке, а в немножко постном и с большей фантазией, где кто-нибудь как Джийн Дженет был бы идеальным мужчиной. Это не сделало бы важных людей немножко умнее, но могло бы сделать их более симпатичными нам остальным. Вашингтон не принимает слабости плоти за данное, а иногда даже и не признает их. Важные люди в Вашингтоне не привыкли чувствовать себя виновными, как все мы остальные, которые все время беспокоимся, что делаем что-то грешное, но если они могли бы совершить круг по стране, и важные люди могли бы узнать побольше о нас тоже. Вина делает вас более добрыми, и более толерантными к другим, и действительный случай с публичным домом мог бы сотворить чудеса, скажем, с Министерством правосудия. Стром Тармонд истекал бы кровью за черного человека, либералы отказались бы от профсоюзов, а каждый захотел бы, чтобы мы вышли из Вьетнама еще завтра.[16]

Eсли вина делает людей “более добрыми и более толерантными к другим,” как верил Кори, очень странно что история не знает никаких доказательств об этом. Начиная с древных тиранов, через римские императоры и ренесансовые правители, до современных бюрократов, коммунистических вождей и диктаторов, вина производила только большую вину и радикальную жестокость.

Ошибка Кори состоит частично в его дуализме. Он не мог осознать, что виновный разум будет продолжать производить виновные действия, и что будут расти и зло, и вина.

Десять заповедей не позволяют такой дуализм, как у Кори. Закон Божий связывает разум и тело человека с правовой системой, и связывает соблюдение закона человеком с его соблюдением завета с Богом.

В Общем Молитвеннике, Краткая молитва, которая предшествует чтение закона, подчеркивает это единство мысли и действия:

Всемогущий Боже, которому открытые все сердца, которому известные все желания, и от которого нет тайны скрытые: Очисти мысли в наших сердцах вдохновением Твоего Святого Духа, чтобы мы могли совершенно любить Тебя и достойно величать Твое Святое имя; через Христа, нашего Господа. Аминь.

Ответ народа закону подобным образом основывается на этом единстве: “Господи, будь милостивым к нам, и направляй наши сердца, чтобы мы соблюдали этот закон.” (Вышеуказанная Краткая молитва – часть тоже Требника месс в римско-католической службе.)

Поскольку Иудея не была под сильным эллинским влиянием в периоде между заветами, часть Нагорной проповеди посвященная отверганию дуализма во имя закона. Связь между разумом человека, и убийством и прелюбодеянием, цитировались Иисусом как иллюстрация этого факта (Мат. 5:21-28). В другом случае Он заявил, “то, что выходит из уст, оскверняет человека” (Мат. 15:11). Объясняя это непонимающим ученикам, Он добавил: “А исходящее из уст – из сердца исходит; сие оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления: это оскверняет человека (Мат. 15:18-20).

Следовательно, беззаконные мысль не факт без последствий: это первый шаг в единой жизни человека, и этот первый шаг или завершается незаконным действием, или возвращается другим шагом к соблюдению завета. Наши мысли в конце концов оказывают воздействие на нашего ближнего.

Итак, десятая заповедь предполагает и охватывает важную филисофию о человеке и законе.

5. Система

Как мы уже видели, древнееврейское слово в десятой заповеди означает и желать и взять. Нам запрещается незаконное пожелание и захват жены нашего ближнего, его дома, поля, рабов, скота, или всего, что ему принадлежит. В Еф. 5:5 святой Павел называет такую алчность формой идолопоклонства. При злой алчности человек следует незаконное поведение и пытается представить его как оправданное. Люди всегда склонные оправдывать каждый свой поступок. Оправдание есть необходимое укрытие для человека, и как результат люди всегда будут стараться оправдать и самых вопиющих преступлений.

Абрахам Руф, описывая курс действия, который привел его к центральной позиции власти и коррупции в политике города Сан Франциско в начали 20-ого века, оправдывает свое положение, приписывая демократии глупость. Руф окончил Калифорнийский университет и его юридическую школу с блестящим успехом. “Его первый политический договор, рассказывает он нам в своей Исповеди, показал ему, что представительное управление было фарсом.” Из организатора клуба за гражданские реформы, он немедленно превратился в “мальчика на посылках” для могущественных и коррумпированных политических боссов.[17]

В основе таких действий лежал принцип, очень хорошо формулированный кем-нибудь в беседе с автором несколько лет тому назад. Он защищал политическую коррупцию, заявляя: “Когда люди склонные к воровству, они заслуживают, чтобы их грабили, и кто-нибудь сделает это.” Мы однако не в праве грабить вора, потому что он вор. Лекарство от общественной коррупции не еще большая коррупция.

Карьера Руфа хорошо иллюстрировала действие древней политической структуры, известной еще от времени Авраама в документах Нузи, которую Хичборн называл “системой.” “Система есть организация коррупции и взяточничества в форме политического порядка. Рабочая сила, бизнес, и гражданское управление объединяются, чтобы формировать систему укрепленной кражи и алчности, которая эксплуатирует людей.” “Система” однако основывается на факте уже существующей коррупции. Когда существует “система,” много говорится о реформе, но никогда или редко желают ее, потому что каждый человек широко заинтересован в нестрогом применении закона, в существовании коррупции, и в увековечивании зла.[18]

Группа богатых людей, во главе которой были Рудольф Спрекелс и Джеймс Д. Фелан организовала расследование, которое привело к частичном разоблачении “системы.” “Реформа,” которую многие требовали раньше, стала непопулярной, когда ее отростки начали появляться, а Спрекелс и Фелан были мишенями враждебности. Враждебность к Фелану достигла даже до Вашингтона, чтобы помешать ему получить назначение в администрации президента Вилсона.[19] Мораль Руфа была плохой, но его рассуждения в этом отношении здравые: народ не хотел честного управления. Каждый честный человек представляет угрозу для вора, а почтенный человек есть оскорбление для лжеца, потому что честность и почтенность – символический обвинителный акт против злодеев.

Лжец, вор, прелюбодей и алчный человек, отказывают измениться, и самые лучшие побуждения не достаточные, чтобы реформировать их. Забавный эпизод из жизни художника Брегеля иллюстрирует этот факт. О Брегеле нам рассказывали, что:

Когда он жил в Антверпене, он держал дом с девушкой служанкой. Ему хотелось жениться на ней, но у нее было отвращение к правде, из-за чего она сильно привыкла лгать, а ему это никак не нравилось. Он заключил с ней споразумение или договор насчет эффекта того, что получилось бы если он возмет палку и будет делать на ней зарубку в каждый раз, когса она скажет ложь, при этом он нарочно выбрал довольно длинную палку. Если палка покрылась бы зарубками за определенный срок, свадьба не состоялась бы и об этом больше не могло бы быть речи ни в коем случае. И действительно это произошло за совсем короткое время.[20]

Грешник, вместо того, чтобы измениться, стремится переделать мир под свой образ. Результат – насилие, алчность. Алчный человек набрасывается на честь или на счастье других. Иисус характеризировал это поведение словами: “или глаз твой завистлив, что я добр?” (Мат. 20:15). Мофат переводит это так: “Завидуешь ли ты, потому что я великодушный?” Делать и переделывать человека и весь мир есть привилегия Бога Создателя. Человеку Бог дает возможность участвовать в этой перестройке посредством труда и закона, Богом распоряженными средствами для установления владычества и приведения всех вещей в подчинении Христу. Злой алчный человек идет в сторону от этой законной дороги, и стремится незаконными средствами переделать свою жизнь и мир; отсюда его нападение на имущество его ближнего, на дом, на жену.

Итак, у алчного человека тоже своя “система”; он ищет такое состояние вещей, где незаконными средствами получаются законные последствия. Он хочет, чтобы общество утвердило его беззакония, и еще чтобы оно защищало его. Как политическая “система” есть организация коррупции и взяточничества в форме политического порядка, так и личная “система” – использование алчности и беззакония как средства для установления новой формы личного и социального порядка. Вместо порядка, результат – моральная анархия и крушение общества.

Названия обществ, в которых люди могут желать все, что принадлежит их ближнему, могут меняться: социализм, коммунизм, социальная экономика, грубый индивидуализм, фашизм, и национал-социализм – несколько из названий, известные в истории. Их цель одна и та же: под фасадом моральности создается система для ограбления того, что принадлежит нашему ближнему. Не удивительно, что у такой системы наблюдается общий упадок моральности. Кража, убийство, прелюбодеяние, и ложное свидетельство, увеличиваются, потому что человек единый. Если он может узаконить и “оправдать” захват богатства или имущества своего ближнего, тогда он может узаконить и оправдать и отнятие жены ближнего.

Чем более самооправдательным становится его пропагандирование моральности, тем шире становится брешь между пропагандой и делами. Например 20-ый век стал свидетелем широко распространенной пропаганды уважения к жизни, отмены смертной казни, и распространении движений борцов за мир. Тем временем он стал свидетелем тоже, как те же самые лидеры создают мир масового загрязнения природы и уничтожения жизни, большего числа убийств, чем в прошлом, жестоких мировых, локальных и гражданских войн, концентрационных и тюремных лагерей, массовых пыток, порабощения, и геноцида, и все это пока проповедовалась самая благородная моральность.

Добавим к этому движения об узаконении аборта. Конгрессмен Джон Дж. Шмитц рассказывал:

Здесь в Конгрессе началась законодательная процедура, как в Палате представителей, так и в Сенате, чтобы разрешить убийство нерожденных детей по всем Соединенным штатам, и чтобы отменить федеральный личный подоходный налог за всех детей после второго. Расследование Коммитета по междуштатской и внешней торговли, раскрыло что во Флориде ждет решение законопроект штатского законодательства, который узаконил бы убивание старых людей (“эвтаназию”), и что на Гаваях предложили законопроект, который ввел бы принужденную стерилизацию всех женщин после рождения их второго ребенка. Такое законодательство провозглашает наступление неонацизма на нашу землю.[21]

Словами святого Павла, “Называя себя мудрыми, обезумели” (Рим. 1:22). Называя себя любящими жизнь и человечество, они показали, что ненавидят и убивают людей.