Институты библейского закона
Содержание
Предисловие
Введение
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Приложения

   

Институты библейского закона
  Home     Раусас Джон Рашдуни  

 

IX

ДЕВЯТАЯ ЗАПОВЕДЬ

1. Искушение Бога

Девятая заповедь “Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего” (Исх. 20:16), широко принимается неправильно в смысле “Все время и при всяких обстоятельств говори правду всем людям, которые спрашивают тебя о чем-нибудь.”

Автору пришлось 15 и 16 октября 1959 года читать лекции на конференции преподавателей христианских школ, проводившейся в Линдене, штат Вашингтон. Суть лекций, вместе с дополнительным материалом, позднее опубликовались в виде книги Интелектуальная шизофрения. Как во время лекций, так и после публикации книги, различные “реформированные” богословы остро атаковали автора за его замечания касательно Раав и ее ложь о израильтянских соглядатаях, которых она скрыла и спасла им жизнь. Было показано, что:

Раав должна была выбирать: 1) она могла бы сказать правду и предать соглядатаев, двух набожных человек, на смерть. 2) она могла бы соврать и спасти их жизни. Вот этот вид ситуации моралисты ненавидят и отказываются принять. Обе линии поведения включают некоторое зло, однако моралисты стремятся отречь это. Вопрос в том, какое из двух зол меньшее? Наши возможности выбора редко бывают черными или белыми; нам редко попадается люкс абсолютного выбора. Но у нас действительно есть постоянная возможность выбирать решение, исходя из абсолютной веры, сколько ни серой ни была непосредственная ситуация. У Раав была такая вера. Соврала ли она или нет, было относительно менее важное в сравнении с жизнями двух набожных человек. Она соврала и спасла их жизни. За это Иаков указал ее вместе с Авраамом, как пример живой веры, веры, которая не только убеждение, но и вопрос жизни и действия (Иак. 2:25). Также и Евр. 11:31 указывает этот акт как пример настоящей веры. Попытка извлечь что-нибудь заслуживающее похвалу из ее поступка, одновременно осуждая ее за ложь, будет бесполезным увертыванием и насилием над единством жизни. Ясное, что Раав соврала, но ее ложь была моральный выбор против отправления двух набожных человека на смерть и за это она стала одной из предков Иисуса Христа (Мат. 1:5). Для моралиста важное оставаться верным своим принципам, и альтернатива Раав его не устраивает, потому что она делает какой-нибудь вид греха неизбежным во всех случаях. Для набожного человека, который стоит не на своей собственной праведности, а на праведности Христа, сущность вопроса не в его собственной чистоте, а в том чтобы исполнилась воля Божия. А в этой ситуации Бог естественно желал бы, чтобы жизни соглядатаев спаслись а не чтобы индивид мог бы твердо сказать, “Я никогда не говорю ложь.”

Однако, говорит нам моралист, если Раав сказала бы правду, Бог был бы обязан уважить ее честность и спасти ее и соглядатаев, а Раав была обязана сказать правду не смотря на последствия. Здесь можно увидеть несколько заблуждений, характерные для морализма:

  1. Моральный выбор, утверждает он, предлагает простой, незапутанный, рациональный выход.
  2. Он всегда выбор между абсолютной правдой и ложью.
  3. Центральный выход всегда есть сохранение моральной чистоты индивида, а не какой-нибудь трансцендентный фактор.
  4. Поэтическая справедливость всегда в действие; добродетель всегда спасается и вознаграждается, а правда всегда триумфирует.

Но это не библейское христианство, а деизм 18-ого века, сильно смешанный с Королевой сказочного мира Спенсэра! Павел мог сказать “Также и Дух подкрепляет (нас) в немощах наших” (Рим. 8:26), отзываясь Псаломщику, “Но за тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание” (Пс. 43:23). То, что Святое писание утверждает окончательный триумф набожного (как различное от морального), бессомненное, но оно не утверждает концепцию поэтической справедливости. Мы не можем позволить приписывать Святому Писанию такую радикальную фальшификацию веры.

Доктрина о поэтической справедливости требует на самом деле написать заново Святое писание, историю и литературу.[1]

Эти критики настаивали, что Бог благословит и избавит человека, который всегда говорит правду. Надо добавить, что эти сторонники правдоговорения во всех случаях – отъявленные лжецы. Они считают, что имеют право отрицать все высказывание, которое они сделали, если не воспроизводятся их точные слова до последнего слога. Такое фарисейское рассуждение, характерное для их мышления.

Но в самом деле требует ли Бог, чтобы мы во всех случаях говорили правду? Это очень спорное предположение. Заповедь совсем ясная: мы не должны произносить ложное свидетельство против нашего ближнего, но это не означает что наш ближний, или наш враг, имеет право узнавать от нас только правду, в каждом нашем слове по вопросам, не касающих его, или по вопросам частного естества для нас. Никакой враг или преступник не имеет права узнать от нас то, что он мог бы использовать, чтобы причинить нам зло. Святое писание не осуждает Авраама и Исаака за ложь с целью избежать убийство и изнасилование (Быт. 12:11-13; 20:2; 26:6,7); наоборот, оба богато благословляются Богом, а люди, поставившие их в таком несчастном положении обвиняются или осуждаются (Быт. 12:15-20; 20:3-18; 26:10-16). Подобные примеры изобилуют в Святом писании. Никто, который ищет причинить нам зло, нарушить закон в связи с нами или с другими, не имеет право знать правду.

Более того, если сказать правду злым людям, и тем способствовать им быстро завершить свое зло дело, такой поступок можно с духовным основанием назвать злом. Асаф заявляет: “Когда видишь вора, сходишься с ним, и с прелюбодеями сообщаешься” (Пс. 49:18). Увидеть вора и сохранить молчание значить стать страной кражи. Увидеть людей, планирующих кражу или убийство, и потом отвечать правдиво относительно чем-нибудь о мужчине, женщине или имуществе, которые они вознамеряют убить, изнасилить или украсть, значит принять участие в их нарушении. Такое правдоговорение есть участие в преступлении. В смысле этого Раав, если сказала бы правду, была бы пособником смерти двух мужчин.

Факт, что девятая заповедь не взыскивает и не приказывает выдачу интимных тайн, давно признавался и вошел в правовую систему. Пятая поправка американской конституции от 1787 года заявляет, что никто “не может быть заставлен, ни в каком уголовном деле, быть свидетелем против себя.” Человек может признаться, может решить дать показания в свою пользу, в котором случае ему нельзя лжесвидетельствовать, но и нельзя заставить его быть свидетелем против себя. Если он свидетельствует в свою пользу, ему нельзя задавать вопросы, не связанные с вопросным делом. По этой причине христианин должен противопоставляться использованию детектора лжи ни с коим человеком, добровольно или иначе, потому что тогда возможно принудить субъекта свидетельствовать по внешним для дела вопросам, и тем самым будет нарушена его интимность.

Вернемся к вопросу надо ли всегда говорить правду; христианин находится под обязанностью пред Богом говорить правду во всех случаях, когда налицо нормальное общение. Говорить правду означает не выложение нашей интимности, а произносить истинное свидетельство в отношении нашего ближнего. Это не применяется к военным действиям. Шпионировать законное, как и обманные тактики в военных операциях. Защита от воров требует укрытие и стены.

Верить, что мы можем говорить правду в ситуации, подобной той, в какой находилась Раав, и что Бог чудом спасет нас и людей, чья жизнь поставлена на карту, это есть не только глупая, но и демоническая теология. Твердить, что Бог должен спасти нас в таких обстоятельствах, значит быть виновными в сатанинском искушении, испитывая Бога. Вторая попытка сатаны искусить Иисуса Христа, последнего или второго Адама, была чтобы Христос бросился от крыши Храма и призвать Бога спасти Его. Иисус сказал сатане, “написано также, ‘не искушай Бога, Господа твоего’” (Мат. 4:7). Иисус Христос выясняет, что никто не может ставить Бога на испытание, или предъявлять требования к Нему. Никто не может выложить двух человек на смерть под претекстом, что его долг есть говорить правду независимо от обстоятельств, надеясь что Бог спасет людей, которых он сам отказывает спасти. Это сатана твердит, что человек должен испитывать Бога: “подлинно ли сказал Бог?” (Быт. 3:1).

В связи с этим заслуживает внимание позиция, которую занимает Джон Мурей, выдающийся теолог. Отвечая на вопрос, “Что такое правда?” Мурей заявляет:

Ответ нашего Господа Фоме, “Я есмь путь и истина и жизнь” (Иоан. 14:6), указывает направление, в котором мы должны найти ответ. Мы должны держать в уме, что “истина” в употреблении Иоанна не столько верное в контрасте с ложным, или действительное в контрасте с воображаемым. Это абсолютное в контрасте с относительным, верховное в контрасте с производным, вечное в контрасте с временным, постоянное в контрасте с променливым, общее в контрасте с частным, реальное в контрасте с призрачным.[2]

Иисус, заявляя что Он есть истина, “объявляет незыблемый факт, что он принадлежит верховному, вечному, абсолютному, непроизводному, общему.”[3] Истина относится к “святости существования Бога как живой и истинный Бог. Он Бог истины и вся истина извлекает свою святость от Него.”[4] Мурей признает действительность утаивания правды:

Совсем верно, что Святое писание оправдывает утаивание правды от тех, у которых нет никаких требований к ней. Мы непосредственно признаем справедливость этого. Как невыносимой была бы жизнь, если мы были бы обязанные открывать всю правду. А утаивание часто бывает обязанность, которую требует сама правда. “Кто ходит переносчиком, тот открывает тайну; но верный человек таит дело” (Прит. 11:13). Правда тоже, что люди часто лишаются своим правом знать правду, и мы не обязанные сообщать ее им.[5]

Однако, занимаясь со случаем Раав и с другими подобными в Святом писании, Мурей увертывается:

Нельзя оставить неотмеченным, что Новозаветное писание, которое хвалит Раав за ее веру и дела, имеет ввиду только факт, что она принимает соглядатаев и провожает их другим путем. Нельзя оспаривать ни правильность этих действий, ни скрывание соглядатаев от пратеников Иерихонского царя. Но одобрение действий нелогичное, или в смысле аналогии, имеющейся в Святом писании, влечет с собой одобрение специфичной неправды, сказанной царю Иерихона. Это странная теология, которая будет настаивать, что одобрение ее веры и дел, принимая соглядатаев и помогая им сбежать, должно охватывать одобрение всех действий, связанных с ее похвальным поведением.[6]

Противопоставляясь Мурею, мы должны настаивать, что это очень странная теология, которая допустит, что Бог одобряет веру и поступок Раав, но что ложь, на которой лежит все спасение, есть что-нибудь плохое. О позиции Мурея нет доказательств в Святом писании: она включает неправильное выделение слова, попытку отделить поступка от самого себя, и отрицание, что похвала Божия об этом поступке, была действительно похвалой.

Та же самая фарисейская бессмыслица предается в отношении повивальных бабок, которые спасли жизни израильтянским ребенкам, которых надо было убить при рождении. Согласно Мурею:

Очевидно уклончивый ответ повивальных бабок в Египте понравился как похвальный за неправду при данных обстоятельствах. “Повивальные бабки сказали фараону: Еврейские женщины не так, как Египетские; они здоровы, ибо прежде нежели прийдет к ним повивальная бабка, они уже рождают. За сие Бог делал добро повивальным бабкам” (Исх. 1:19,20). Может показаться, что сопоставление здесь содержит одобрение ответа фараону. . .

Допустим однако, что повивальные бабки действительно сказали неправду и что их ответ был действительно ложным. Все-таки нет гарантии, чтобы заключить, что одобряется неправда, и еще меньше, что неправда имеется ввиду, когда мы читаем “За сие Бог делал добро повивальным бабкам” (Исх. 1:20). Повивальные бабки боялись Бога, неповинуясь царю, и потому что они боялись Бога, Господь благословил их (ср. стихи 17,21). Никак не странно, что их страх от Бога должен сосуществовать с моральной слабостью. Просто в этом случае нельзя извлечь больше похвалы за неправду из этого примера, чем в случаях Иакова и Раав.[7]

Это удивительная логика. Мурей называет ответ повивальных бабок “уклончивым” и “неправдой”; пусть мы назовем его более честно ложью. Даже если так, то как должны мы назвать отделение лжи повивальных бабок, которая спасла жизни осужденных на смерть ребенков, от Божьего благословения над ними, отделение, которое делает Мурей? Это ясно представленное как причина и следствие. Повивальные бабки соврали, потому что они боялись Бога больше, чем фараона. Их страх от Бога выразился именно во лжи, и вероятно в рисковании их собственных жизней, чтобы спасти жизни Божьих заветных детей. Их ложь не была, противно Мурею, “моральной слабостью,” а моральной смелостью, точно какой была и ложь Раав. Моральная слабост в случае всецело проявляется Муреем и его учениками. Фараон был в войне с Богом и с Израилем; Израиль был порабощен, его народ оскорбленный, а его новорожденные дети осужденные на смерть. Это была именно война; даже больше, это было узаконенное убийство оптом. Повивальные бабки врали фараону, чтобы спасти жизни грудным ребенкам. Это была ясная ложь; она была ясно оправданная. И она была ясно благословенная Богом.

Здесь есть давняя традиция преследовать комаров и глотать верблюдов. Святой Августин предавался странному рассуждению, чтобы принять заявление Святого писания относительно повивальных бабок, утверждая, “Потому что, если человек, который привык говорить ложь ради вреда, начал говорить ложь ради доброго дела, такой человек сделал большой прогрес.”[8] Другими словами, повивальные бабки были скверными лгуньями, а теперь они пошли на поправление: они соврали за доброе дело! Для Августина, “эти свидетельства Святого писания не имеют никакого другого смысла, чем тот, что мы никогда вообще не должны говорить ложь.”[9] Если мы всегда говорим правду, твердит Августин, извращая текст, Бог всегда найдет путь к спасению (І Кор. 10:13).[10]

Повивальные бабки страдали тоже в руках Калвина, вопреки Божьему благословению. По Калвину:

В ответе повивальных бабок надо отметить два недостатка, поскольку они не только не признают свою набожность с присущей им наивностью, но и что лучше, спасаются ложью… Поэтому надо принять две вещи: что две женщины соврали, и поскольку ложь неугодная Богу, что они согрешили… Здесь нет никакого противоречия с тем фактом, что их дважды хвалят за их страх от Бога, и что говорится как Бог вознаградил их; потому что в своей отцовской снисходительности к своим детям Он все-таки оценивает их добрые дела, как если бы они были чистыми, не смотря на то, что они могут быть запачканными некоторой примесью нечистоты. В самом деле, нет такого действия так совершенного, чтобы быть абсолютно чистым, без никакого пятна; хотя оно может проявляться более очевидно в некоторых, чем в других… Итак, хотя эти женщины были слишком малодушными и скромными в их ответах, все-таки потому что они действовали с сердцем и с отвагой, Бог вытерпел их грех, который иначе Он заслуженно осудил бы.[11]

Калвин хотел бы, чтобы повивальные бабки не только сказали правду фараону, но и чтобы свидетельствовали перед ним, превращая аудиенцию в что-то подобное свидетельскому собранию. Такое свидетельство со стороны двух женщин было бы не только невозможным на аудиенции у царя, но было бы и неморальным в смысле слов Христа: “Не давайте святины псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтоб они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас” (Мат. 7:6).

Многое другое в Святом писании противопоставляется убеждению Калвина, что женщины должны были свидетельствовать перед фараоном. Согласно Соломону:

Поучающий кощунника наживет себе бесславие, а обличающий нечестивого – пятно себе.Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя (Прит. 9:7, 8).

В одном отношении Калвин был прав: женщины соврали, но противно Калвину, Бог никоим образом не осудил их поступок.

Ходж однако цитирует случай с повивальными бабками как “намерение об обмане” который был “невиновным.”[12] Он однако не разработал этот пункт, и к несчастью, у него позиции было слишком немного последователей. Парк хвалит повивальных бабок, но он основывает их поступок на “человечности,” и называет его “настоящей религией,” которое придает тексту гуманистское искривление, какого на самом деле нет.[13]

Южно презвитерианский теолог Дабней, анализируя девятую заповедь, заявляет что, “Человек может убивать, когда виновная жизнь пожертвована Богу, а Он уполномочивает человека уничтожить ее, как Его агент. Итак, я считаю, что крайные цели агрессии, несправедливой и злобной, направленной против самого нашего существования, составляют лишение прав виновного атакующего.”[14] Следовательно, незаконная агрессия выражается в “лишении прав виновного атакующего,” а Раав, повивальные бабки и другие святые в старину, были невиновными в совершении зла.

Святое писание действительно широко говорит о том, что ложь ненавистная Богу (Прит. 6:16-19; 12:22; Лев. 19:11; Кол. 3:9, и т.д.). О сатане говорится как об отце лжи (Иоан. 8:44; Деян 5:3). Критики Раав и повивальных бабок (как и Авраама, Исаака и других) пропускают цитировать стихи как ІІІ Цар. 22:22,23, где заявляется, что Бог вложил ложный дух в устах ложных пророков, чтобы обмануть ложного царя. Причина тому, что этот стих противопоставляется их абсолютизму. И это сердцевина проблемы. Должны ли мы, по платонической моде, абсолютизировать высказывание правды как слово, идея, или общее понятие, над Богом, или только Бог абсолютный? Абсолютизировать высказывания правды значит превратить Святое писание в абсурд, потому что Бог в Своей суверенной власти есть единственный абсолют. Высказывание правды всегда в связи с абсолютом Бога и Его закона, и по Его условиям. Человек обязан говорить правду при всех нормальных обстоятельствах, но мы не можем позволить злым людям воровать, убивать, или изнасиловать, своим высказыванием правды, которое должно всегда иметь связь с абсолютным Богом, а не с абсолютной идеей.

Краткий катехизис Вестминстера, своими ответами на вопросах 77 и 78, приводит нас к сердцевине проблемы:

В. 77. Что взыскивается девятой заповедью?

О. Девятая заповедь взыскивает поддерживание и поощрение истины между человеком и человеком, и нашего собственного, и нашего ближнего доброго имени, особено при свидетельствовании.

В. 88. Что запрещается девятой заповедью?

О. Девятая заповедь запрещает все, которое было бы в ущерб правды, или вредное для нашего собственного, или для нашего ближнего доброго имени.

Если нам не позволяется этим законом вредить “доброму имени нашего ближнего,” насколько еще меньше нам позволено помогать злым людям воровать его имущество, насиловать женщин в его семье, и даже убить его? Высказывание правды при таких обстоятельствах не добродетель, а моральная трусость.

Концепция о правдоговорении, присущая критикам Раав, повивальных бабок, Авраама, Исаака и других, связана с языческой доктриной об очищении от грехов. В язычестве самосовершенствование индивида есть религиозный идеал и цель очищения от грехов. Совершенный индивид сам себе верховенство. Преследуемая цель, через Суфис или через Буда, не имеет отношение к Богу и к Его правовому порядку, а очень часто у нее тоже очень слабая связь с другими людьми. Собственное я есть мир языческой святости, а совершенствование собственного я есть ее цель. Результат есть концепция о святости, и высказывание правды, которое абстрактное, т.е. оно абстрагируется от действительности Бога и Его закона, и от действительности находящегося в войне мира. Таким образом абстрактный нехристианский морализм может объявить, что говорить правду врагам, и этим привести к убиванию другов, соседей, и любимых, есть святое дело, потому что единственная цель есть абстрактная чистота души. Такая доктрина совсем не христианская.

2. Освещение и закон

Поскольку девятая заповедь имеет дело со сказанным словом, важно в этой связи припомнить и внимательно изучить это специальное слово в Божьем законе, “святой.” Закон многократно представляется как путь к святости или к достижению к святости, и требование “святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш” (Лев. 19:2) есть префикс к закону в каждом законе. В этом цитате Лев. 19:2 есть префикс к запрещению сплетней и ложного свидетельства на суде (Лев. 19:16).

Закон есть дорога к святости, к достижению святости. Одна часть Пятикнижия на самом деле называется “Кодексом святости” (Лев. 17-26) из-за своем специальном настаивании, что закон есть средство для достижения святости. С начала до конца Святое писание выясняет, что спасение, оправдание, происходит по милости Бога через веру, и что достижение святости происходит через закон, Божий закон.

Грех фарисейства состоялся в том, что оно превращало закон и законные дела в путь к спасению. В развитии оно тоже изменило закону и дало первенство своему новому толкованию закона. Таким образом смысл закона затуманился и ему приписывали функция, которая не свойственная ему. О грехах фарисейства написано многое и не зачем повторять его здесь. Слишком мало однако говорилось о подобных грехах и о частых вероотступничествах церкви в отношении к закону.

Просачивание эллинистской мысли в христианскую общность означает между прочим введение новой доктрины о достижении святости. Библейская доктрина до конца практическая: она призывает о прогрессивном подчинении человека и мира Божьему закону. Она программа для покорения и победы. Даже ее частичное соблюдение дает возвышенность народу или культуры. Величие средневековной культуры построенное на твердой скале повиновения закону, и то же самое верное о пуританизме. Сила евреев устоять враждебности является мерой их лояльности закону.

Но эллинистская мысль, как и все языческие философии ее времени, была дуалистической. Мир в основном был две отдельные субстанции или существования, которых объединяла диалектическая связь. С одной стороны был дух, свет, или добро, или добрый бог, а с другой стороны материя, мрак, или зло, или злой бог. Если разделение заходило слишком далеко, диалектическое единство пропадало, и оставалась некоторая форма радикального дуализма, форма в которой диалектические отношения расстраивались, а существовали два чужие, воюющие друг с другом мира.

Спасение, и с диалектической, и с дуалистической точки зрения, было перемещение от плохого порядка к хорошему порядку, от материи к духу, от воли к разуму, от заботы о материальном к заботе о духовном, или наоборот. Вместо целостного человека – разум и воля, материя и дух – впавшего в грех, считалось что только один его сегмент пропадал, а другой оставался по природе чистым.

С такой точки зрения и спасение, и достижение святости, подразумевало дезертирование от одной области к другой. Таким образом достижение святости означало отказ от мира; оно означало “духовность” и духовные упражнения. До того как церковь заразилась таким мышлением, еврейские верующие, которые были эллинистами по своему мышлению, уже выбрали дорогу аскетизма и отречения от земных вещей. Эллинистский мир выдвинул большое множество аскетов, которые отрекались от мира и плоти, чтобы приобрести святость. Симеон Столпник (390-459) показал более ясно влияние языческого сирийского культа Атаргатиса, чем некоторой библейской веры. Симеон жил на 66 футовом столпе, завершавшийся площадкой шириной в 3 фута; на нем он провел 37 лет во всех видах дикого аскетизма. После 40-го года своей жизни он проводил весь Великий пост не принимая никакой пищи. Практики Симеона Столпника не имеют ничего общего с библейской святости. Они были неоплатоническое и языческое презрение к плоти и попытка пренебречь ее.

Можно цитировать длинную и мрачную хронику, чтобы иллюстрировать пути, которыми люди искали святость вне закона. Самоистязание, бичевание, посты, власяницы, и большое разнообразие средств, использовались, чтобы принести святость ищущим. Результатом был ни покой, ни святость. Люди бросались сами в колючие кусты, обращались со своими телами как с сатанинским врагом, и все-таки находили зло, остающееся в сущности их мыслей. Слабые тела не созданные для сильных душ.

Реформация ясно формулировала доктрину об оправдании, но не успела выяснить доктрину о достижении святости. Путаница проявляется в Вестминстерской Исповеди веры; глава ХІІІ, “О достижении святости” чудесная в своем изложении, но она не определяет точно путь к достижении святости. В главе ХІХ, “О Божьем законе,” проявляется одна из ошибок Исповеди, в том что Адам ставится под законом “завет о труде.” И еще, в параграфе ІІ устанавливается, что “Этот закон, после грехопадения продолжил быть совершенным правилом о праведности; и как такой, был сообщен Богом на горе Синай в десяти заповедях, и записан на двух таблицах.” Следовательно закон рассматривается как правило о праведности, т.е. как путь к достижению святости. Однако, в параграфе ІV, без никакого потверждения от Святого писания, твердится что “юридические законы” библий “выдохлись” вместе с Ветхим заветом. Мы раньше видели насколько невозможно отделить никакой закон от Святого писания, как предлагают это Вестминстерские богословы. В каком отношении “Не кради” действительная как моральный закон, а недействительная как гражданский или юридический закон? Если мы настаиваем на это разделение, мы говорим что государство свободное воровать, и оно вне закона, пока индивид под законом. По этому пункту Исповедь виновная в бессмыслии. В параграфе VІ указывается, что закон есть “правило жизни, информирующее” верующих “о воли Бога и об их долге; оно направляет и обвязывает их идти соответственно.” То, что есть правило жизни для человека, есть правило жизни и для его судов, гражданского управления, и институций, или иначе Бог есть Бог только индивидов, но не и институций.

Немножко раньше Формула согласия (1576) заявила в Пункте V, ІІ, “Мы верим, учим, и исповедуем, что Закон есть доктрина божественного откровения, которая учит то что справедливое и приемлемое для Бога, и которая указывает тоже то что грешное и противное божественной воли.” В Пункте VІ объявляется, что третье намерение закона это “что рожденные заново люди, все они, вопреки этому, во многом все еще остаются верными плоти, и по этой причине могут иметь некоторые правила, согласно которым они могут и должны оформлять свои жизни.” Закон дает нам путь к достижению святости как против “импульса самовыдуманной набожности” (Пункт VІ, Утверждение ІІІ).[15]

Вопреки этому раннему и превосходному постановлению, протестантство вообще обходило закон как путь к достижению святости в пользу “импульса самовыдуманной набожности.” Более того, чем больше следовался этот курс, тем больше становилось самодовольство и фарисейство; и это естественный курс, когда люди уничтожили воздействие Божьего слова своими традициями (Мат. 15:6-9). Святой личностью в протестантстве часто считается лицемерно набожный закононарушитель, который посещает воскресную школу, ходит в церковь дважды каждое воскресенье, присуствует на еженедельных молитвенных собраниях, дает торжественные декларации когда его спрашивают, и изумляется, если ему скажут, что закон Божий составляет путь к достижению святости, а не выдуманные человеком духовные упражнения. Многие проповедники ставят ударение на долгие часы молитвы как знак святости, вопреки тому, что Христос осудил тех, которые думали, “что в многословии своем будут услышаны” (Мат. 6:7).

В арминианских церквах, и особенно в так называемых “святых” церквах (Пятидесятная и другие), достижение святости ассоциируется с различными эмоциональными пирами, которые далеко более близкие к методам богослужения Ваалу, которые в своей крайности доходили до того чтобы колоть и даже кастрировать себя (ІІІ Цар. 18:28). Святой Павел говорил об юдаистов, которые заменяли закон милосердием, а следовательно и закон Божий заменяли человеческими традициями, что он желал бы чтоб эти люди, которые вызывали закон и смущали церквей, доказали бы свою большую святость средствами своей собственной логики: “Я желаю чтобы те, которые возмущают вас, тоже сделались бы евнухами” (Гал. 5:12, версия Бэркли). Ленски комментирует здесь очень точно:

С их обрезанием эти юдаисты хотят превзойти Павла и отделить галатов от него. Но если у них ничего больше предложить, чем предлагает Павел, если, как они объявляют, он тоже все еще проповедует обрезание, как будут они способные превзойти его? Ладно, есть способ – они могли бы пробовать его! Пусть они кастрируют себя! Тогда они действительно оставят Павла позади себя, потому что как они говорят, он все еще проповедует только обрезание.[16]

Поскольку у этих людей нет закона, а только человеческие традиции, логический способ доказать свое превосходство над плотью, был отрезать ее в критическом месте! Больше чем однажды в истории церкви этому искушению поддавались как средству к святости, и Ориген есть самый известный пример.

Когда достижение святости есть предмет духовных упражнений под “импульсом самовыдуманной набожности,” тогда все виды ошибок изобилуют. Колдуэл цитирует высказывание одного члена “святой” церквы, который чувствовал себя выше других, которые доказывали свою святость, потому что он был большим грешником и мог бы дать большее доказательство за святость, а поэтому мог бы считаться более святым в собрании. Раньше он совершил прелюбодеяние с “сестрой-проповедницей” и с двумя замужними женщинами в одно и то же время, каждое из которых делало его более “святым,” потому что показно отказался от большего.[17]

В течении 1950-их, а тоже и 1960-их годов Ортодоксальная презвитерианская церковь была глубоко взволнованная и разделенная по вопросам учений Пениеля, которые заразили многих из ее самых ревностных служителей. Эти люди, глубоко обеспокоенные отсуствием духовного развития среди своих членов, начали искать ответ в руководстве Святого Духа. Из-за того, что достижение святости искалось через Святого Духа, но без связи с законом, результат был иррационализм и духовная гордость, т.е. основное беззаконие. Трагичное то, что это были именно те люди, которые чувствовали необходимость в развитии, неадекватность текущего проповедования и способа жизни, и которые считали, что ключ был каким-то образом в достижении святости. Их поиск пути к достижению святости вне закона был радикальным провалом. С другой стороны, те которые осуждали их, продолжали оставаться в своем духовно незрелом, или более просто сказанно, стерильном состоянии, т.е. духовные евнухи по собственному выбору.

Модернисты отрицают обе библейские доктрины – и оправдание и достижение святости. Они возвращаются к модифицированному фарисейству и ищут спасение человека в его делах и традициях. Тогда любовь превращается в средство для достижения святости, недискриминированная любовь среди всех людей. Из-за своей радикальной антиномии, модернизм часто близкий по духу различным аспектам пятидесятничества, в частности говоря тем же языком. Во всех этих проявлениях верховным остается человеческий путь к спасению.

В нашем анализе высказывания правды мы обратили внимание на абстрактную концепцию о святости, присущую многим богословам, доктрину, которая по существу языческая. Совершенный индивид рассматривается как основной для себя самого. Его действия абстрагируются от действительности Бога и Его мира, и настаивается на каком-то абстрактном стандарте о действительности и о святости. Личное совершенство повивальных бабок в Египте (Исх. 1:17-21) более важное, чем что бы не было другое. Сторонники этой позиции в церкве спешать провозгласить, что это совершенство есть библейское совершенство и Божие желание, но они явно противоречут Святому писанию и не согласны с тем, которое Бог ясно утверждает. Для них более важное, чтобы Раав, повивальные бабки и они сами сохранили свою абстрактную чистоту, чем спасти набожные жизни в воине мира против Бога.

Имея это ввиду, пусть исследуем определение достижения святости, которое дают очень умелые калвинистские ученые. Согласно Берхофу, “Достижение святости можно дефинировать как это милостивое и непрестанное действие Святого Духа, через которое Он освобождает и оправдывает грешника от загрязнении греха, обновляет его целую природу по подобию Божию и делает его способным совершать добрые дела.[18] Сама по себе эта дефиниция хорошая, но как дефинировать добрые дела? Как нам знать специально и точно что такое добрые дела? Согласно Берхофу, “добрые дела” это те “дела, которые существенно различные по своему моральному качеству от действий нерожденного заново, которые являются выражением новой и святой природы, такой как принцип, от которого они берут свое начало.”[19] Это все-таки еще очень неясное. Потом Берхоф добавляет: “Они не только в внешнем соответствии с Божьим законом, но и делаются в сознательном повиновении откровенной воли Божьей, т.е. потому что они взыскиваются Богом.”[20] Здесь наконец истина выходит наяву: достижение святости действительно требует повиновение Божьему закону, потому что Бог приказывает это. Посколько закон основной для достижения святости, почему тогда упоминать его только неуклюжим образом в главе из 17 страниц, , и это только мимоходом? Удивительно ли тогда, что многие люди упускают этот пункт и ищут достижение святости не в законе, а в духовных упражнениях?

Раньше и в учении, и в практике, закон был правилом для достижения святости. Закон был основным для достижения святости в средневековной церкве, хотя пришлось добавить и заповеди церкви к нему, и он был правилом тоже в многих протестантских кругах. Например Хейнс, писавши о достижении святости, описывает “Закон Божий как правило,” объявляя в частности:

Мы, однако, открыто признаем: “согласно закону,” которое означает что только Закон есть правило для достижения святости, потому что так учит Слово Божие (Ис. 8:20; Пс. 118:105). И наши отцы были настолько ревностные в придерживании к Божьим распоряжениям и только к ним, что они даже возражали против соблюдения христианских праздничных и недельных молитвенных служб. Они боялись, что желание сделать больше, чем то, которое Господь заповедал в Своем Слове, приведет к ослаблению в отношении к тому, что оно установило.

Ис. 8:20: Обращайтесь к закону и откровению. Если они не говорят, как это слово, то нет в их света.

Пс. 118:105: Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей.[21]

Теперь в многих странах протестантского евангелизма, достижение святости приравнивается с посещением церквы дважды в каждом воскресении, как и недельной молитвенной службы. Но эти практики не могут насытить духовный голод человека, и поэтому добавляются другие духовные упражнения. Например, один доктор из Лос-Анджелиса, пока пребывал в Бэркли в 1942 году, начал поставлять свой будильник на 5:30 утра с целью провести один час в молитве. Он рассказал свое переживание в первое утро:

Я нащупал свою дорогу в темный холл. Я зажег свет, стал на колени перед диваном и начал молиться.

Я молился о своей семье, о своих друзьях, о пациентах, о других докторах в больнице, о докторах в других больницах, о докторах, у которых нет больниц, о нашей стране, наших солдатах, о враге, о всех миссионерах, которых я знал. Наконец я посмотрел на мои часы. Прошло только 20 минут.

Я вернулся к целому списку более подробно и в конце концов 60 минут проползли прочь. Я был истощенным…

Неделя за неделей, Бог не только становился более реальным для меня, Он становился смыслом всей действительности, и час, который в начале казался таким длинным, теперь становился более и более точным. Вся моя жизнь на самом деле стала различной, и я понял что вложенное время оплатилось.[22]

После войны этот доктор создал молитвенную группу в Бэркли. Я не знаю этого доктора лично, но много из членов его группы были знакомыми мне, как и несколько из их сессий. Все пылами сильным самодовольством, стали приверженцами длительным молитвам, и были убежденными, что их метод был ключом к настоящему духовному развитию и к достижению святости. Единственным видимым результатом этого “импульса самовыдуманной набожности” был рост фарисейства, и увеличивающаяся незаинтересованность в каком-нибудь реальном познании Святого писания. Молитва без соблюдении закона может привести к самодовольству, но только молитва с соблюдением закона уважает Бога. Правда, я получил несколько стоящих теологических и библейских исследований от одного члена группы, который теперь заинтересовался этой “более глубокой” жизнью. Осуждение нашим Господом тех, которые “думают, что в многословии своем будут услышаны” (Мат. 6:7), все еще в силе.

Призыв к достижении святости: “святы будьте, ибо свят Я Господ, Бог ваш” (Лев. 19:2), есть призыв повиноваться закону: это правило для достижения святости. Это не новое слово: оно старое как Святое писание. Так думали многие святые в Средних веках, и это было основным в точке зрения Лютера. В своем комментарии о Рим. 3:31, “Мы устанавливаем закон,” Лютер объявляет:

С другой стороны Закон устанавливается и утверждается, когда обращается внимание его требованиям и предписаниям. В этом смысле Апостол говорит: “но закон утверждаем”; т.е. Мы говорим, что он соблюдается и выполняется через веру. Но вы, которые учите, что дела по Закону оправдывают без веры, делаете закон пустым; потому что вы не повинуетесь ему; правда, вы учите, что его выполнение не необходимое: Закон устанавливается в нас, когда мы выполняем его добровольно и по настоящему. Но никто не сможет делать это без веры. Они уничтожают Божий завет (о Законе); у них нет той божественной милости, которая дается верующим в Христе.[23]

Кроме того в своем Малом катехизисе Лютер учил: “Закон учит нас христианов какие дела должны мы выполнять, чтобы вести угодную Богу жизнь (Правило)”.[24] К несчастью, в других местах Лютер заменял закон любовью,[25] и Калвин, тоже в противоречии себе здесь, иногда требовал закон как правило жизни, превзойдя Лютера в его настаивании, что государство проводит в жизнь обе таблицы закона.[26] Калвин действительно цитирует закон как “правило жизни.”[27] Неуспех людей во все времена выразить ясно эту материю, не освобождает Божьих людей от ответственности: у них есть закон.

3. Ложный пророк

Ложное свидетельство, которое запрещается девятой заповедью, включает ложное свидетельство в отношении Бога. Во Втор. 18:9-22 мы имеем не только пророчество о пришествии Христа, но тоже и испытание о ложных пророках.

Закон начинается запрещением некоторых форм идолопоклонства, которые “незаконные средства коммуникации с невидимым миром.”[28] Никакие магические трюки, ни никакой вид ритуала, не может принудить Бога. Бог не раскрывает Себя в ответ на ритуал или обряд, ни облагодетельствует людей в ответ на подарки и подкупы. Вместо того, чтобы обращаться к этим “мерзостям,” которые только принесли осуждение над хананеями (Втор. 18:12,14), “Будь непорочен пред Господом, Богом твоим” (Втор. 18:13). Комментарий Раши заслуживает цитирование: "Ты должен идти искренно с Ним, и ждать Его. И не суй нос в будущее. Но что бы ни пришлось тебе, принимай простодушно, и тогда ты будешь с Ним, и будешь частью Его.”[29]

Более важный однако факт, что цель этих незаконных ритуалов есть предсказание, желание знать будущее и предсказывать его. В самом центральном смысле верующий должен идти верой, а не зрением. Точное и личное предсказывание и предвидение будущего закрытое для него.

В другом смысле, однако, сам закон дается как распоряженное Богом средство о предсказывании для нации. Центральное намерение Втор. 27-31 есть обеспечить Божий народ надеждным средством для предсказания, и это средство для предсказания есть закон. Если люди не повинуются закону, следуют некоторые проклятия; если они повинуются закону, следуют благословения. Поскольку закон занимается предсказанием, Божий народ избегнет все беззаконные претензии на предсказывание. Единственный принцип предсказывания есть суверенная власть и постановление Бога; другой принцип предсказывания есть демоническая власть, которая стремится установить независимую и революционную концепцию о власти и контроле.

Закон был отдан через Мойсея, но средства, через которые он давался, были ужасающими для израильтян и привели их близко к осуждению. Поэтому Бог воздвигнет другого Пророка, другого Мойсея или законодателя, “и вложу слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему” (Втор. 18:18). Великий Пророк таким образом дается в смысле первоначального закона, и как законодатель. Ключ для взаимосвязи Пророка с Мойсеем есть закон.

Возникнут ложные пророки, представляющие другой бог и власть, и следовательно другой закон. Их ложность откроется через их ложные предсказания. Поскольку принцип верного предсказывания есть закон-слово Бога, все пророки, во главе с Иисусом Христом, говорили, вдохновленные Богом, в смысле этого закона. Иеремия, пророчествуя о плене, отразил предсказание закона во Втор. 27-31; из-за того, что он тоже говорил по Божьему вдохновению, он мог тоже объявить, что плен будет длиться 70 лет (Иер. 25:11).

Ключ к вопросу есть закон. Когда нет закона, тогда нет настоящего пророчества, ни настоящих слов о Боге, ни верного предсказывания. Когда и где христиане становятся небрежными к закону, они легко и с готовностью поддаются шарлатанам.

Классическим примером об этом был Перегрин Протий, цинический философ, который умер в 165 году нашей эры, но имел своих сторонников среди некоторых модных философов, как и среди этих своей эры, как Аул Геллий. Карьера Перегрина проходила в многих областях – в Риме (откуда его выгнали за обиду императора Антонина Пия), в Афинах как учитель, в Сирии, где его заключили в тюрьме, и т.д. В своей молодости он скитался в Армении, с несчастным результатом, согласно Лукиану:

Это творение и шедевр природы, это многоствольное орудие, сразу как достиг определенного возраста, его поймали в прелюбодеянии в Армении, и получил хорошую взбучку, но в конце спрыгнул с крыши и убежал. Потом он развратил красивого мальчика, и заплатив три тысячи драхм его родителям, которые были бедными, откупился от представления перед управителя провинции Азии.

Все это и тому подобное я предлагаю упустить; потому что он был еще неоформленной глиной, и наш “святой образ” был еще незаконченным для нас. То, что он сделал своему отцу, однако, здорово заслуживает быть услышанным; но вы все знаете это – вы слышали как он удушил пожилого человека, потому что он не мог терпеть, чтоб он жил больше шестидесяти лет. Потом, когда дело подняло шума, он осудил себя к ссылке, и скитался из одной страны в другую.[30]

Перегрин направился в Палестину, быстро связался с различными христианскими антиномистами, и стал их “пророком, культовым лидером, главой синагоги, и все только он один.” Он стал для этих людей их новым господом: “они чтили его как бога, использовали его как законодателя, и считали защитником, следующим после того другого, которого они еще боготворили, человека, которого распнали в Палестине, потому что он ввел этот новый культ в мир.” Его начали называть “новым Сократом.”[31]

Перегрин перехватил тоже индуистские идеи и в общем превратил себя в некоторый вид мирового пророка.

Заключенный в Сирии, ему либерально помогли те же самые псевдохристиане, и римский управитель провинции освободил Перегрина как несправедливо преследуемого философа.

Теперь у Перегрина было профессиональное одеяние: он носил длинные волосы, грязную мантию, “имел кожаную сумку, висящей на его боком, с посохом в руке, и в общем он был очень театральным в своем поведении.”[32] Вернувшись дома, в небольшой греческий город, он нашел там враждебность из-за убийства своего отца ради имущества. Перегрин отдал большое имение городу и обвинение в убийстве сняли. Народ славил его как ‘Первый и единственный философ! Первый и единственный патриот! Первый и единственный соперник Диогена и Сократа!’ Его врагам надели намордник, и каждого, который пытался упомянуть об убийстве, забрасывали камнями.”[33]

Позднее он стал неприемлемым для своих псевдохристианских последователей, и он начал искать новые миры, чтобы покорить их учением о знаменитом языческом аскетизме.

После этого он ушел в третий раз, в Египет, чтобы посетить Агатобулус, где он предпринял этот чудесный курс обучения в аскетизме, брея половину своей головы, пачкая свое лицо грязью, и демонстрируя то, что они называли “безразличием,” воздвигая свой двор среди толпящихся наблюдателей, помимо раздавая и получая удары по спине стебелями укропа и разигрывая шарлатанство, даже более дерзкое, многими другими способами.[34]

Потом он пошел в Рим, его выгнали, он ушел в Афины, и опять причинил неприятности. Наконец, с упавшей репутацией, он придумал вызывающий известность план: на следующих олимпийских играх, через год, он сожжет себя сам. Перегрин немедленно попал в центр внимания опять. Некоторые считали, что его план запретят, потому что выбранное место было святым, или близким к этому. Перегрин сам объявил, что он “станет сторожевой дух ночи; ясное тоже, что он жаждал алтарь, и надеялся, что его изобразят золотом.”[35] В назначенный день, чтобы отслужить похоронную службу перед сгоранием на костре, Перегрин вышел, и после длинной речи, заявил: “Я хочу оказать услугу человечеству, показывая как надо презирать смерть.” Некоторые кричали, “Сохрани свою жизнь для греков!”, но большинство призывало “следуй свое намерение!”[36] Когда игры кончились через несколько дней, Перегрин прыгнул в пламя; Лукиан описывает его как “человек, который (короче говоря) никогда не останавливал свой взгляд на достоверные факты, а всегда делал и говорил все, имея ввиду славу и восхвалу множеством, даже до степени чтобы прыгнуть в огонь, когда он был уверен, что не насладится похвалам, потому что не мог бы услышать их.”[37]

Случай с Перегрином цитировался в некоторых подробностях точно, потому что теперь в обыкновенных кругах его не оспаривают, и поэтому этот случай легко иллюстрирует проблему антиномистских религиозных лидеров. Первое, они, как и Перегрин прежде всего беззаконные антиномные люди. Может быть существуют степени различия в их моральности, но их основной характер тот же самый. Второе, вместо рвения к закону-слову Бога, есть рвение к саморекламе и к самопрославлению.

Есть много претендентов для специальных откровений и свежего слова пророчества. Например в 1970 году одна реклама рассказывала о постоянной “кампании” некоего “евангелиста,” чья тема по воскресным вечерам была “Иисус вошел в мою комнату и разговаривал со мной в Иерусалиме.”[38] Может ли кто-нибудь вообразить себе святого Павла, проводившего такую “кампанию”?

Однако те, которые не учат целому слову Бога, виновные не меньше ложных пророков. У тех, которые пренебрегают закон, нет евангелия, потому что они отрицают праведность Бога, которая основная в евангелии.

Смертная казнь требуется для того, который “дерзнет говорить Моим именем то, что Я не повелел ему говорить,и который будет говорить именем богов иных” (Втор. 18:20). Этот закон частично ответственный за экзекуции еретиков в эрах Средневековия и Реформации, и эти экзекуции теперь строго осуждаются. Ясное, что в большинстве случаев у этих экзекуций были другие предпосылки. Более того, смысл этого закона переиначивался. Эти ереси часто были серьезными, а экзекуции иногда были несправедливыми, но закон здесь не занимается ересями, или вопросами доктрины, сколько ни важными они были, а имеет дело с предсказывающим пророчеством в смысле чужого или ложного бога и закона. Такое предсказывающее пророчество, как и жертвоприношение детей, колдовство, магия, и подобные практики, описанные в начале этого закона (Втор. 18:9-14), основывались на анти-Божьей вере, представляли измену обществу, и чужой, революционный правовой порядок. Терпимость к ним самоубийственная.

Те, которые преднамеренно учат революционному правовому порядку, предатели существующего правового порядка. Те, которые проповедуют неправильный взгляд на Святое писание из-за алчности, жадности или следуя антиномных тенденций, тоже предатели, хотя и не в том же смысле, и не в той же степени.

Никакое общество не может избежать наказывание тех, которые отклоняются от его фундаментальной веры. Марксистские общества экзекутируют тех, которые отклоняются от фундаментальной догмы марксизма или бросают ей вызов. Социалистические и демократические государства менее строгие, но они все-таки тоже экзекутируют предателей, которые оказывают помощь и содействие врагу. Фундаментальная религиозная предпосылка каждого общества или защищается, или общество гибнет. В христианском социальном порядке нет церковных отклонений, которые представляли бы гражданский интерес, а скорее всего есть вызов к его правовой структуре. Позволить революцию значит погибнуть. В правовой системе должна быть терпимость к различиям, но не и к тем, которые стремятся свергнуть самую правовую систему. Рим, преследуя раннюю церковь, пытался защитить свой правовой порядок; император ясно видел проблему: Христос или Цезар. Их моральные и религиозные предпосылки были ложными, но их гражданский разум был здравым: или языческая империя, или церковь, должна была умереть. Они не могли видеть, что империя уже умирала, и что смерть христиан не спасла бы пропавшую жизнь Рима. То, что Константин осознал этот факт, привело к признании христианства.

Связь различных видов ложных предсказаний, (колдовство, магия, спиритуализм и т.д.) с ниспровержением заслуживает обширное исследование. Не простое совпадение, что Первое мая, древний праздник культа плодородия, многократно был днем центральной важности для революционеров, как свидетельствуют марксисты. Антихристианские правоведы, которые чествуют его как “день закона” имеют ввиду антихристианский закон.

4. Свидетельство ложного пророка

Анализируя работу ложного пророка (Втор. 18:9-22), мы увидели, что цель магии, жертвоприношения, обожествления и соответствующих обрядов ложного пророчества, есть предсказывание. Предсказывание, включенное в описанных обрядах (Втор. 18:9-14), имеет как свою основную предпосылку верование, что действительная и верховная власть находится в другом месте, а не в Боге. Практика ложного пророчества могла включать жертвоприношение детей, обожествление, астрологию, чародейство, колдовство, магию, спиритуализм, ворожейство, некромантию и т.п. Она могла тоже включать просто убеждение, что верховная власть у Сатаны.

Сатана искушал Иисуса стать ложным пророком. О верховном искушении нам рассказывают:

Опять берет его диявол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишся мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от меня, сатана; ибо написано: “Господу, Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи” (Мат. 4:8-10).

Смысл этого искушения очень важный. Сатана, обращаясь к Иисусу в этой последней попытке сделать Его ложным пророком, имел между прочим в уме две основные идеи. Первая, сатана требовал от Иисуса признать праведность его бунта, подтвердить что творение имеет законное право на независимость от Творца. Если Иисус в малейшей степени предложил бы некоторое извинение за грех человека, допустил бы извинение из-за окружающей среды, или счел бы, что некоторая независимость человека от Бога оправданная, Он допустил бы моральное оправдание сатаны. Иисус отказал сделать это: “Господу, Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.”

Вторая, сатана предложил власть над миром, которая не была его, чтобы провозглашать или давать ее. Фундаментальная предпосылка закона-слова это что “Господня земля” (Исх. 9:29; Втор. 10:14; Пс. 23:1; І Кор. 10:26). Сатана ни правит ее, ни имеет права над ней, ни может давать ее никому.

По этому пункту многие люди ошибаются. Бытие 3 дает нам библейский ответ: Адам и Ева были виновными перед Богом в бунте, в вероотступничестве. Они удвоили их грех тем, что каждый перебрасывал обвинение кому-нибудь другому: змею и женщине. Вина сатаны не отличается от факта, что Адам и Ева были первично и существенно виновными за их собственный грех.

Другие не согласные с Божьим словом. Марксистский ответ в смысле Быт. 3 ясно выразил Линколн Стефенс несколько десятилетий тому назад, на ужине клуба Джонатан в Лос-Анджелесе. На втором собрании клуба, в присуствии около ста выдающихся граждан, Стефенс резюмировал перед своими слушателями,среди которых были Джон Р. Хайнес, Вильям Малголланд, епископ Епископальной церквы, и другие:

Вы хотите фиксировать виновного в самом начале вещей. Может быть мы сможем, Епископ. Большинство людей, вам известно, говорят что это был Адам. Но Адам, помните, сказал, что это была Ева, женщина, она сделала это. А Ева сказала нет, нет, это не была она; это был змей. И вот вы, духовники, всегда застреваете здесь. Вы обвиняете змея, сатану. Теперь пришел я, и я попытаюсь показать вам, что это было, это есть, яблоко.[39]

Ответ Стефенса – хороший марксизм; он утверждает экономический детерминизм: “это было, это есть, яблоко.” Эта доктрина есть отрицание личной ответственности, которая утверждается Святым писанием.

Одинаково смертельная, однако, совсем обычайная доктрина о сатанинском детерминизме. По этому пункту Стефенс был прав, когда сказал присуствующим духовникам: “Вы обвиняете змея, сатану.” Слишком много богословов в течении веков способствовали основанию доктрины о сатанинском детерминизме. Мы можем назвать ее тоже конспиративной теорией.

Теперь Святое писание очень ясно подтверждает наличие конспираций. Псалом 2 есть классическое определение об их действительности. Тот же самый псалом, однако, сильно подчеркивает их тщетность; Бог насмехается над конспирациями безбожных наций и призывает Свой народ присоединится к Его насмешке.

Конспирации успевают только когда моральный порядок в упадке. В каждом обществе есть преступники, воры и убийцы. Только когда в обществе наблюдается моральный упадок и срыв, эти элементы действительно приобретают некоторое могущественное влияние. Упадок Римской империи видел распространение культов, включающих революцию, коммунизм, свободную любовь, гомосексуализм и многие другие. Когда христианство впало в моральный упадок после 13-ого века, снова эти тайные преступные общества начали изобиловать. Некоторые утверждали коммунизм, другие организовали голые протесты и марши, а еще другие замышляли революцию. Как отметил Шмидт об эре Реформации, “Вся Европа вокруг Калвина загрязнилась братствами, некоторые распространяли “просвещение,” а некоторые скептицизм.”[40] Реформация и Контрареформация привели к временному упадку этих групп, которые возникли снова, когда христианская вера, закон и порядок, пришли в упадок.

Но те, которые приносят ложные свидетельства, которые приписывают сатане власть, какая принадлежит только Богу, не удовлетворяются признанием, что конспирации существуют. Они идут очень далеко. Первое, они приписывают конспирациям моральный порядок и дисциплину, что невозможное. Сатана не может строить или творить; он только разрушитель, убийца, и он имеет власть только в такой степени, в какой мы отвергаем настоящую власть Бога. Советский союз, как управляющий международной конспирацией, был корумпированным, бюрократичным, и некомпетентным агентством. Ему была нужна многократная помощь других стран, плюс империалистическое грабительство, чтобы уцелеть. Помощь Гувера в 1920-ых годах, признание Рузвельта в 1930-ых годах, и непрестанное поддерживание сохранили его живым. Коммунистическая проблема не их злая сила и учение, а скорее сильный моральный срыв христианских церквей и наций, и их радикальное вероотступничество.

Второе, власть зла слабая и ограниченная; она под контролем Бога и она Его бич для наций. Слабость злых конспираций означает, что они нормально могут занять только вакуум. Корни советской власти состоят в моральном упадке России и ее некомпетентного христианства; победа советов в Балтийских странах есть результат позиции реального компромисса со стороны Западных союзников, которые продали эти страны.

Третье, ключ к преодолению злых конспираций не концентрация сил против зла, а набожная перестройка. Один из грехов некоторых членов церкви в Фиатире, которых Иисус Христос осудил, было их занимание изучением “глубин сатанинских” (Отк. 2:24), которое можно перевести как “изучение глубоких и скрытых вещей сатаны.” Нехристианские консервативные учения радикально отдаются изучением или исследованием глубоких вещей сатаны, как будто бы это ключ к будущему.

Четвертое, присущее всему этому, как мы уже отметили, есть верование в сатанинском детерминизме, которое делает из этих консерваторов стойкие сатанисты. Отрицать суверенную власть конспираций есть один из самых надеждных способов, чтобы настроить против себя многих людей, которые тогда будут спорить с религиозной страстью о суверенной, предопределенной власти сатаны. Они будут настаивать, что каждое национальное и интернациональное действие есть внимательно планированная и манипулированная конспирация, что все управляется высшим планом или заговором, и тайным высшим советом. Что заговорщики и планы существуют, и что они многочисленные, можно согласиться, но христианин должен настаивать на их тщетность. Они гневятся напрасно, они “замышляют тщетное,” когда они “совещаются вместе” против Господа и против Помазанника Его (Пс. 2:1,2).

Обвинять мировое зло, и приписывать управление миром скрытым сатанинским конспирациям, значит быть виновным в ложном свидетельстве против Бога. Это сравнимое с обращением к магии, колдовству, или приношению человеческих жертв. Оно отрицает, что только Бог есть источник предсказывания, и вместо этого приписывает власть и предсказывание сатане.

Далеко лучше, чем множество теологов, Бэрл описывает законы о власти:

Можно отличить пять естественных законов о власти. Они применимые везде, и на каждом уровне власть проявляется; это может быть власть матери в детской комнате, или власть ответственного руководителя в бизнесе, мэра города, диктатора империи.

Они следующие:

Один: Власть неизменно заполняет каждый вакуум в человеческой организации. Между хаосом и властью, последняя всегда превалирует.

Два: Власть неизменно личная. Нет такого дива как “классовая власть,” “власть элиты,” или “групповая власть,” хотя классы, элита и группы могут помочь процессам в организации, через которых власть сосредоточивается в индивидах.

Три: Власть неизменно основывается на системе из идей или на философии. Отсуствует ли такая система или философия, существенные институции власти перестают быть надеждными, власть перестает быть эффективной, и держатель власти эвентуально заменяется.

Четыре: Власть упражняется через институции и зависит от них. Своим существованием они ограничивают, контролируют, и эвентуально дают или отнимают власть.

Пять: Власть неизменно сталкивается с полем ответственности, и действует в его присуствии. Они постоянно взаимодействуют, враждебно или в сотрудничестве, в конфликте или через некоторую форму диалога, организованно или неорганизованно, составляя часть институций, от которых власть зависит, или вторгаясь в них.[41]

Бэрл прав. Власть основывается на вере, т.е. на философию. Когда вера или философия данной культуры начинает умирать получается сдвиг власти. Сегодня, из-за того, что христианская вера в упадке, и стала антиномной, она не может поддерживать или создавать правовой порядок. Как результат, древные преступные импульсы и движения захватили власть. Ключ к устранению этих злых захватчиков власти не изучение глубоких вещей сатаны, ни убеждение в их власти, а набожная перестройка в смысле библейской веры, моральности и закона. Для многих нехристианских консерваторов критерий о настоящем консерватизме просто это: Верят ли они в существовании, плане, и власти конспираторов, называйте их как хотите? Этот критерий сатанинский: он содержит почти такую опасность для общества, если и не большей, как убеждение, что надо обвинить яблоко, т.е. как экономический детерминизм. Он форма богослужения Молоху. Бог столкнул Адама и Еву в Эдеме с их ответственностью; Нафан заявил Давиду, “ты – тот человек” (ІІ Цар. 12:7).

Библейская позиция включает не только утверждение существенной ответственности человека, но она тоже заявляет, что только Бог всемогущий, и Он единственный предопределяет всех вещей и управляет ими. Приписывать конспираторам власть, дисциплину и управление в прошлом, настоящем, и будущем, которые не принадлежат им, это есть другая форма утверждения колдовства и подобных “мерзостей.” Это значит стать ложным пророком, и приносить ложное свидетельство.

Это значит тоже навлечь себе Божие осуждение. Утверждать другую власть, значит отвергать Бога и Его закона. Не удивительно, что антиномное время с готовностью подписывается под таким убеждением. Но Бог не будет уважать антиномию членов церквы больше, чем беззаконие безбожных. По этому пункту люди сталкиваются с единственной эффективной конспирацией: Божья “конспирация” против всех, которые отрицают или отвергают Его.

Заповедь, “Не произноси ложного свидетельства,” означает что мы должны приносить верные свидетельства касательно всех вещей. Мы должны не произносить ложного свидетельства касательно Бога или человека, и мы должны не произносить ложного свидетельства касательно сатаны, приписывая ему власть, которая принадлежит только Богу. Верное свидетельство апостолов было не показание о власти сатаны, а о власти триумфирующего Христа. Мир, с которым они встретились, эта очень малая пригоршня людей, был далеко более укрепленный в своем зле, чем наш, но апостолы не проводили свое время, документируя испорченность, извращенность и власть Нерона. Вместо этого святой Павел, который сознавал приближение преследования, все-таки написал уверенно христианам в Риме: “Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими вскоре” (Рим. 16:20). Уверенность святого Иоанна подобная: “и сия есть победа, победившая мир, вера наша” (І Иоан. 5:4).

Сегодня однако, многие так называемые христианские консерваторы не только проводят свое время, изучая дела сатаны, но и гневятся, если вы оспариваете всемогущество сатаны. Они настаивают, что каждый шаг истории нашего мира сейчас находится в руках сатанинских манипулаторов, которые используют людей как марионетки. Отрицать это значит быть классированным как некоторый вид еретика; практическое значение этой позиции есть боготворение сатаны. Но святой Иоанн говорит нам, что в верховном мгновении конспирации сатаны, когда смерть Христа была постановленна, тайное намерение Бога исполнилось в висшей степени (Иоан. 11:47-53). Всегда царствует Бог, и никогда сатана. Всякая другая вера есть ложное свидетельство, и при этом особенно злое.

5. Подтверждение

В заповеди “Не произноси ложного свидетельства” проявляется один из фундаментальных аспектов библейского права. Основной для этого закона является его связь с судами и с лжесвидетельствованием. Суды представляют Божие мщение как распоряженное и направленное через человеческие, но распоряженные Богом агентства. На судах необходимо иметь честное и верное свидетельство, чтобы правосудие превалировало. Однако, поскольку человек грешный, необходимые проверки и весы. Показание свидетеля надо подвергнуть перекрестному допросу и подтверждению. По этому пункту закон ясный:

Недостаточно одного свидетеля против кого-либо в какой-нибудь вине и в каком-нибудь преступлении и в каком-нибудь грехе, которым он согрешит: при словах двух свидетелей, или при словах трех свидетелей, состоится дело (Втор. 19:15).

По словам двух свидетелей, или трех свидетелей, должен умереть осуждаемый на смерть: не должно предавать смерти по словам одного свидетеля (Втор. 17:6).

Если кто убьет человека, то убийцу должно убить по словам свидетелей; но одного свидетеля недостаточно, чтобы осудить на смерть (Числ. 35:30).

Этот закон отражается в Новом завете:

Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним: если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово (Мат. 18:15,16).

При устах двух или трех свидетелей будет твердо всякое слово (ІІ Кор. 13:1).

Обвинение на пресвитера не иначе принимай, как при двух или трех свидетелях (І Тим. 5:19).

Отвергшийся закона Мойсеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью (Евр. 10:28).

Как отмечалось раньше, мы не обязанные морально говорить правду неприятелю, который стремится повредить или уничтожить нас. Обязанность говорить правду резервируется для нормальных взаимоотношений, которые в рамке закона, и для процессов на судах по закону в церкве, государстве и в других институциях.

Даже здесь однако, есть ограничения власти суда или требованиям других лиц. Библейский закон о показаниях не позволяет мучения и принудительные признания. Добровольное признание возможное, однако для обвинения требуются два свидетеля или больше. Более точно, признание никогда не цитируется в законе; его место на суде было очевидно только в связи с подтверждающим доказательством. Например признание Ахана нуждалось в подтверждающем доказательстве, прежде чем его осудили и экзекутировали (Иис. Н. 7:19-26). Надо отметить добровольный аспект признания Ахана. Библейское право сохраняет неприкосновенность индивида против принужденного признания; право граждан быть защищенными от власти государства принуждать их к самообличению не встречается вне библейской правовой традиции. Пятая поправка Американской конституции от 1787 года охватывает эту защиту: никакого лица нельзя подвергать двойной опасности, “ни нельзя принуждать его в уголовном процессе свидетельствовать против себя.”

Возражение против самообличения означает, что христианин должен противопоставляться использованию детектора лжи, как вопрос принципа. Детектор лжи обращает основной принцип правосудия. Когда человек обвиняется, обязанность закона есть заставить своих служителей доказать его вину: он невинный, пока не докажется обратное. Требованием, чтобы подозреваемый подвергся испытанию детектора лжи, этот правовой принцип нарушается: принимается, что подозреваемый виновен, и его вызывают доказать свою невинность этим испытанием.

Другой интересный пункт в связи с испытаниями на детекторе лжи цитировал христианин – служитель полиции. Невинный человек может пойти на такое испытание с надеждой очистить себя, но однажды под испытанием, его полная личная жизнь подвергается вторжению. Его могут спросить об его религиозных убеждениях (в антихристианском обществе), политических мнениях, есть ли у него оружие, и почти все, что захочется испытателям. Результат есть принужденное признание.

Подобно детектору лжи, подслушивание телефонов тоже есть форма незаконного вторжения в частную жизнь; оно включает форму принужденного признания, нарушение неприкосновенности, коммуникации, которое делает его очевидно неморальным и плохим.

Существуют еще и другие ограничения для показаний. Пасторам и врачам гарантируется право молчания на основе привилегированной коммуникации. В обоих случаях предпосылка одна и та же. Изъявление или признание, сделанное каким-либо лицом его пастору или доктору в курсе официальных или профессиональных отношений, представляют привилегированную коммуникацию, потому что вопросное лицо в самом деле доверяется Богу в лице служащего агента. Оба, врач и пастор, заботятся о здоровье, один о физическом, а другой о духовном здоровье. Спасение буквально означает здоровье. Религиозная природа обращения к врачу коренится глубоко. Раньше врачи были монахами, а больницы до не так давнего времени были исключительно христианскими институциями. Современный развод обоих, пастора и доктора, с библейской веры не изменил сущнустную природу обращения к ним. Привилегированная коммуникация основывается на предпосылке о религиозной функции пастора и доктора как слуги Божьи на службе здоровья. Таким образом отношение личности к ним является собственностью не человеческого агента, а Бога. Это не отменяет долг пастора и доктора побуждать человека дать возмещение, когда должно возмещение, или сделать признание, когда должно признание. Их долг есть поддерживать закон Божий, побуждая к сотрудничеству с законом всех, кто обращается к ним, но они не могут перейти за границу совета.

В настоящее время есть широкое разнообразие в правовом статусе привилегированной коммуникации с пастором.[42] Эти различия отражают в частности теологическую неуверенность и нестабильность различных церквей.

Есть и другие ограничения об охвате показаний. Например совещание с адвокатом есть привилегированная коммуникация, поскольку адвокат служит как агент подзащитного и его представитель на суде. Принуждать адвоката давать показания значит отрицать подзащитному его свободу и личную тайну. Подобно этому брачный партнер подзащитного тоже освобождается от свидетельствования, поскольку это навлекло бы самообличение. При определенных обстоятельствах допускается исключения из этих правил, но основной принцип остается верным. Такое исключение есть случай, когда муж или жена атакуют один другого. Нормальное намерение ограничения о свидетельствовании брачного партнера не только защита против самообличения, но и предотвращение разрушения брачных взаимоотношений. В коммунистических странах требование чтоб дети и брачные партнери шпионили друг друга, разрушительное для брачной жизни.

По вопросам привилегированной коммуникации есть конфликтные области. Широко поддерживается, что у корпораций нет иммунитета, и их регистры и архивы можно открывать. Служба Внутренного дохода регулярно принуждает индивидов открывать свои регистры. Считается, что иммунитет привилегированных коммуникаций применяется к обоим, и гражданским и уголовным делам, как на федеральных, так и на штатских судах, независимо от некоторых конфликтов в прошлом.

Если привилегированная коммуникация и иммунитет против самообличения не существовали, тогда подтверждение, как основная предпосылка библейского закона о свидетельствовании, не существовало бы, потому что рутинный метод “доказывания” был бы извлекать принудительные показания от самого подзащитного. Закон требует подтверждение, потому что он запрещает принудительное самообличение.

Итак, мы не только не обязанные говорить правду беззаконному врагу, который не прочь повредить нам или уничтожить нас, но и требование говорить правду на суде по закону строго управляется законом.

С другой стороны свидетели преступления строго обязанные давать показания. Как общее правило, люди обязанные давать свои показания на суде по закону при всех расследованиях, где их показания могли бы иметь значение, а суд оценивает насколько они имеют значение. Неудобство не оправдание. Судья и присяжные обязанные оценить стоимость показания свидетеля, а не он сам. Суд может тоже оценить надеждность свидетеля. Например давно уже суды США не считают приемлемыми показания неверующего, потому что он не может положить присягу; такое лицо может свидетельствовать только в свою пользу, но и тогда его показание подлежит отвержению, поскольку страх от Бога не существенный аспект его характера.

Обязанность свидетельствовать есть часть полицейской власти гражданина, его участия в применении закона. “Общее правило закона и необходимое условие общественного правосудия есть то, что каждое лицо подлежит принуждению давать показания при применении закона надлежно конституированными судами страны.”[43] Долг проводить закон в жизнь есть ответственность не только полиции и суда, но и общественный долг. Сам гражданин не суд и не обвинитель, но как свидетель он должен служить как агент правосудия, обеспечивая такие существенные показания, какие нужны чтобы определить природу дела. Суд определяет их действительность. До недавнего времени суд мог тоже расследовать религиозные убеждения свидетеля, чтобы определить его компетентность, потому что “Очевидно свидетель должен осознать обязанности присяги, прежде чем позволить ему давать показания.”[44] Тоже до недавнего времени преступный характер человека был фактором при оценке его показаний, хотя полное прощение могло восстановить его компетентность. Подробностей и вариаций много, но центральный факт остается ответственность всех непривилегированных свидетелей давать показания.

Согласно библейскому праву не дать должные показания значит быть соучастником преступления: “Когда видишь вора, сходишься с ним, и с прелюбодеями сообщаешься” (Пс. 49:18).

Подтверждение не может существовать как инструмент закона, если гражданство не сознает свои ответственности при применении правового порядка.

6. Лжесвидетельство

В библейском праве лжесвидетельство рассматривается как очень серьезное преступление. Именно потому что процедуры библейского права основываются не на принужденном самообличении, а на честном свидетельствовании, всякое лжесвидетельство составляет разрушение процесса правосудия. Поэтому закон недвусмисленный и строгий в своем отношении к лжесвидетельству:

Не клянитесь именем Моим во лжи, и не бесчести имени Бога твоего. Я Господь (Лев. 19:12).

По словам двух свидетелей, или трех свидетелей, должен умереть осуждаемый на смерть: не должно предавать смерти по словам одного свидетеля. Рука свидетелей должна быть на нем прежде всех, чтоб убить его, потом рука всего народа; и так истреби зло среди себя (Втор. 17:6,7).

Если выступит против кого свидетель несправедливый, обвиняя его в преступлении, То пусть предстанут оба сии человека, у которых тяжба, пред Господа, пред священников и пред судьей, которые будут в те дни. Судьи должны хорошо исследовать, и, если свидетель тот свидетель ложный, ложно донес на брата своего, то сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему; и так истреби зло среди себя. И прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди тебя. Да не пощадить его глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу (Втор. 19:16-21).

Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорит ложь, не спасется (Прит. 19:5).

Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорить ложь, погибнет (Прит. 19:9).

Что молот и меч и острая стрела, то человек, произносящий ложное свидетельство против ближнего своего (Прит. 25:18).

Закон против ложного свидетеля многократно подтверждается в Новом завете (Мат. 19:18; Мар. 10:19; Лук. 18:20; Рим. 13:9 и т.д.).

Закон приравняет лжесвидетельство с богохульством, потому что оба нарушают Божью справедливость (Лев. 19:12). В процедуре суда участвуют священники, и поэтому присяга свидетеля полагается перед Богом, “пред священников и пред судьей” (Втор. 19:17). Суды неизбежно представляют религиозные институции. Закон, который они применяют, представляет религию и моральность, а процедуры суда основываются на честность присяги, под которой даются показания. Поэтому гуманистские суды по закону обреченные на упадок честности и на впадение в радикальную несправедливость, из-за того что каждый человек становится своим собственным законом, и судом по закону в самом себе. Присяга и закон религиозные; измени религию за ними, и общество уже в революции. Следовательно, первое, видно прежде всего, что лжесвидетельство есть религиозное, как и гражданское, и уголовное преступление. Хотя библия ставит строгие ограничения возможностям суда или некоего человека вторгаться в сознание индивида, тем не менее она ясно объявляет, что все законно требуемые показания должны быть честным и верным свидетельством, или иначе совершится уголовное преступление против Бога и человека. Языческие культуры в основном ожидали ложные показания, и поэтому расчитывали на мучение, чтобы извлечь желаемые изъявления, независимо верные или ложные. Поскольку библейское право не позволяет мучение, ни позволяет показания за определенными границами, оно требует самую строгую честность в этих пределах, иначе правосудие нарушается. Так как библия уважает личность, она взыскивает больше от личности, и поэтому наказывает эту личность, которая не следует распоряженный Богом стандарт.

Второе, предпосылка библейского права есть ответственность и вина индивида. Библия не энвиронменталист в своем объяснении греха. Второзаконие 17:7 заключает: “и так истреби зло из среди себя.” Валер комментирует это предложение очень поучительно:

Зло. – Греческая версия дает это как “злой человек,” и эта фраза берется в такой форме в І Кор. 5:13, “И так извергните развращенного из среди вас.” Эта фраза часто встречается во Второзаконии, и если мы должны понимать, что во всех местах, где она встречается, “зло” должно означать индивид, при этом мужского рода, то кажется что следует задуматься, рассматривая фразу, “но избавь нас от лукавого,” в Господней молитве. И вправду нет другое зло на свете, вне некоторого злого существа или лчности.[45]

Зло не существует абстрактно. Когда мы встречаемся с грехом, мы встречаемся с личностью или с личностями, и мы должны иметь дело с ними. Энвиронменталистский подход отделяет греха от личности, и поставляет его в окружающую среду, что и было точно тезис сатаны в Эдеме. Поскольку Бог есть наша высшая окружающая среда, это означает, что каждый энвиронменталист находится по существу в войне против Бога.

Это особенно важный пункт. Энвиронменталисты маскируют основную проблему своими сантиментальными призывами. Обычайное высказывание есть, что “мы должны любить грешника, а ненавидеть грех.” В смысле Святого писания это абсурд. Грех не существует вне человека; он не существует как абстракция. Нет убийства, кроме когда есть убийцы, нет прелюбодеяния, когда нет прелюбодеев. Убийство и прелюбодеяние существуют как возможные нарушения закона личностями. Отделяя греха от грешника, осуждение отнимается от действительности, т.е. от личности, , и перемещается на возможность, т.е. на грех. Так как грех возможный, потому что Бог сотворил человека таким, осуждение и вина за эту возможность перебрасываются следовательно к Богу. Как Адам сказал Богу: “жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел” (Быт. 3:12). Таким образом Адам обвинил Бога, создавшего эту возможность. Энвиронменталист всегда в войне против Бога.

Третье, наказание за лжесвидетельство следует принцип глаз за глаз. Здесь Райт удивительно точный:

Закон Израиля основывается на принципе глаз за глаз. Это один из самых неправильно понятых и неправильно интерпретированных принципов в Ветхом завете, а причина тому есть факт, что популярно это считается приказом о мести. Такое понимание полностью погрешное. Ни в Ветхом, ни в Новом завете, не дается человеку право мстить. Заботу об этом надо оставить Богу. Принцип глаз за глаз это правовой принцип, который ограничивает месть. Он служит, чтобы направлять судьей при определении наказания, которое должно соответствовать совершенному преступлению. Поэтому он основной принцип всего правосудия, который применяется законно.[46]

Этот принцип означает, что в случаях когда угрожается жизнь подзащитного, ложного свидетеля надо экзекутировать. Если подзащитного грозит возмещение в 1000 долларов, ложный свидетель должен заплатить 1000 долларов. Наказание по делу падает на лжесвидетеля.

Важное осознать, что этот библейский закон в прошлом был частью американского права. Он все еще фигурирует в некторых случаях. Кларк отмечает, что “В законе штата Техас, когда лжесвидетельство совершается на процессе о капитальном уголовном преступлении, наказание за лжесвидетельство должно быть смерть.”[47] На одном калифорнийском суде постановили:

Пора уже, чтоб граждане этого штата (Калифорния) поняли полностью, что библейское предписание, “Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего” внедренное в законе этого штата, и что каждая личность, перед любом компетентном суде, служителя, или личностью, в любом из случаев, в которых такая присяга может быть применена законом, преднамеренно и противно такой присяге, заявит как правду некоторый доказательственный материал, о котором он знает, что это ложно, виновен в лжесвидетельстве и наказывается заключением в штатской тюрьме сроком не меньше чем одного года и не больше чем четырнадцать лет. Народ против Розена (1937).[48]

По меньшей мере хотя бы в нескольких штатах, если обвинитель преднамеренно введет ложное свидетельство, приговор отменяется, потому что обвиняемому не обеспечили права на честный суд.

Апокрифы дают нам известную историю о смертной казни, примененной против двух ложных свидетелей, которые давали показания против Сузаны. Заявляется, что “согласно закону Мойсея с ними поступили так, как они предумышленно намеревались поступить со своим ближним: и они предали их смерти.”

Четвертое, закон запрещает сожаление к лжесвидетелю, и вообще к злодеям: “Да не пощадит его глаз твой” (Втор. 19:21). В самом деле, сожаление к тому, который приносит ложное свидетельство, есть радикально революционное чувство, тем что оно приравняет нас с теми, которые разрушают социальный порядок. Христианский правовой порядок не может уцелеть после разрушения его судов, а каждая терпимость к лжесвидетельству, и к нарушению присяги вообще, разлагает правосудие и коммуникацию, и раздробляет общество. Факт, что нарушение присяги сегодня относительно не наказывается, и что ложное свидетельство в общем терпится, есть не малый аспект нашего социального упадка.

Пятое, значение фразы, “и так истреби зло из среди себя,” уже цитировалось, а также и ее связь с Господней молитвой. Просьба “избавь нас от лукавого,” переводится лучше “избави нас от злого человека.” Опять, зло не абстрактное. Оно сатана, и оно каждый злой человек в мире. Непосредственно за этой просьбой следует славословие, “ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь” (Мат. 6:13). Царство, сила и слава принадлежат триединому Богу, не злому человеку. Те, которые приписывают тайным конспирациям радикальный постепенный контроль над людьми и событиями, приписывают царство сатане, и они сатанисты. Это самое большое из ложных свидетельств и нарушение присяги.

Зло серьезное, порочное и смертельное, потому что грешники такие. Мы нуждаемся в молитве об освобождении от злого человека. Нам дан закон, чтобы справиться с каждым злым человеком. Наказывать лжесвидетеля безжалостно. Делать ему то, что он стремился сделать другим. Действовать в каждом случае против того, кто приносит ложное свидетельство, ворует, убивает, или любым образом топчет закон Божий предумышленно. Жалеть праведного, жертву, пострадавшего, бедного и нуждающегося, вдов и сирот, но действовать против беззаконного. “Итак извергните развращенного из среди вас.”

7. Иисус Христос как Свидетель

В библейском праве свидетель не только должен дать верное и точное показание, но должен и участвовать в экзекуции преступника, если это капитальное преступление. Согласно Втор. 17:6,7:

По словам двух свидетелей, или трех свидетелей, должен умереть осуждаемый на смерть: не должно предавать смерти по словам одного свидетеля. Рука свидетелей должна быть на нем прежде всех, чтоб убить его, потом рука всего народа; и так истреби зло из среди себя.

Тот же принцип утверждается в Лев. 24:14 и во Втор. 13:9. Полицейская власть всего народа является присущей этому закону. Каждый обязан проводить закон в жизнь, а при экзекуции свидетелям полагается ведущая роль. Проведение закона в жизнь требует участие всех уважающих закон граждан, а закон требует их содействие.

Значение слова “свидетель” однако запуталось из-за послебиблейского использования греческого слова за свидетель. Древнееврейское слово за свидетель, ed, edah, дается в греческом Новом завете как martus, marturion. Само греческое слово есть точный перевод Ветхозаветного слова, как выясняют Мат. 18:16; Мар. 14:63, и многие другие пассажи. Но греческое слово martus дало начало английскому слову “martyr” (мученик), и в результате произошла забавная путаница. Свидетели о Христе были экзекутированные Римской империей, и результат был странное обращение значения. В библии свидетель тот, который работает на применение закона и помагает его исполнению, даже до участия в смертной казни. “Martyr” (мученик) должно означать совсем обратное, т.е. тот, кого экзекутируют, а не кто экзекутирует; тот, кого обвиняют, а не кто главный в обвинении. Результат есть серьезное непонимание Святого писания.

Этот пункт тем более важный, потому что Иисус Христос определяется как высший Свидетель:

И от Иисуса Христа, Который есть свидетель верный, первенец из мертвых и владыка царей земных. Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею, и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков! Аминь (Отк. 1:5, 6).

И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия (Отк. 3:14).

Свидетельство Иисуса Христа касается Его земной миссии; потом Его смерть и воскресение цитируются в Отк. 1:5, Его триумф над ложным свидетельством против Него, а потом в стихах 5,6, Его воцарение над временем и вечностью, и воцарение Его народа вместе с Ним.[49] В письме к лаодикянам Христос определяет Себя опять как “свидетель верный и истинный.” Значение очевидно состоит в этом: Иисус Христос свидетельствует против эту церковь и обещает выполнить приговор против них, если они не покаются (Отк. 3:15 и т.д.). Как более великий Мойсей, как Сам великий Пророк (Втор. 18:15-19), Иисус Христос одновременно законодатель и исполнитель закона. Израиль отверг Его, и назвал Его свидетельство ложным; поэтому Он осудил Израиля на смерть (Мат. 21:43; 23:23-24,28). Закон был применен к Израилю. Он принес ложное свидетельство против Иисуса Христа (Мат. 26:65; 27:22) и осудил Его на смерть. Библейское наказание за такое лжесвидетельство есть смерть (Втор. 19:16-19). Значение Иисуса Христа как “свидетель верный и истинный” состоит в том, что Он не только свидетельствует против тех, которые находятся в войне против Бога, но и экзекутирует их.

Связанное с этим званием “свидетель” есть другое – “Аминь” (Отк. 3:14). Божий Аминь означает, что Он верный, т.е. “Это так, и должно быть так,” пока человеческий “аминь” есть согласие с Божьим, и означает “пусть будет так.”[50] Аминь был часто согласие сзаконом (Втор. 27:15, ср. Неем. 5:13). Иисус Христос есть Аминь Бога, потому что “все обетования Божии в Нем” (ІІ Кор. 1:20).[51] В Откровении 3:14 Иисус есть Аминь, потому что Он “свидетель верный и истинный.” Он, который объявляет закон, дает показание, касающее всех преступлений против него, и когда люди не примут свое смертное наказание в Христовом искуплении, Он выполняет приговор против преступника.

Следовательно Иисус Христос как свидетель есть Господ и Судья над историей. Он дает показания касательно людей и наций, выносит приговор против них, а потом приступает к их наказанию, или к исполнению приговора. Он есть Примиритель, который носит скипетр, который есть законодатель, и “Ему покорность народов” (Быт. 49:10). Как Господь истории и “свидетель верный и истинный,” Иисус Христос следовательно свидетельствует против каждого человека и нации, которые устанавливают свою жизнь на другой предпосылке, а не на суверенном и триедином Боге и на Его непогрешимом и абсолютном законе-слове. Крест Христа свидетельствует против человека; он объявляет, что человек не только нарушил закон Божий, а потом удвоил свою вину самооправдывающими извинениями, но он принес дальше ложное свидетельство против Господа славы и потребовал Его смерть. Человек попытался заграбить наследство, Царство Бога (Мат. 21:38) по своим собственным условиям. Поэтому крест требует осуждение.Ложные свидетели против Иисуса Христа, с которыми все неверующие, все вероотступные духовники, и все нации и институции, отрицающие Его суверенитет и Его закон-слово, единодушно соглашаются, согласно этому закону заслуживают смерть (Втор. 19:16-21). Так Христос извергает зло из Своего царства, во времени и во вечности.

Говорить о Христе как о мученике в современном смысле слова, это есть извращение Святого писания. Как свидетель на непрерывном судебном процессе, а тоже и при последнем осуждении, и как Царь и судья над людьми и нациями, Он не мученик, а экзекутор, не жертва, а великий победитель над злом.

Девятая заповедь, следовательно, имеет скрытное значение. Она необычайная среди заповедей тем, что ее ключевое слово “свидетель” становится мессианский титул. Таким образом этот особый закон-слово сам по себе есть свидетельство о Свидетеле, утверждение неизбежного триумфа Христа и Его царства. Несостоятельность церкви осознать скрытное значение этого закона относительно свидетельства и титула “свидетель верный и истинный,” не изменяет это значение и неизбежность суда и триумфа Христова. Несостоятельность церквей служит только, чтобы сделать их в лучшем случае недостойными, годящимися только чтобы сдать их в архив, или выбросить на свалку как бесполезные.

По своей дороге к кресту, Иисус обратился к женщинам, которые плакали о Нем, говоря: “Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших; Ибо приходят дни, в которые скажут: ‘блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!’ Тогда начнут говорить горам: ‘падите на нас!’ и холмам: ‘покройте нас!” (Лук 23: 28-30). Так сказал Христос Свидетель , который уже вынес приговор к экзекуции над миром и церковью Его дней.

8. Ложное свидетельство

Дискутируя “ложное свидетельство,” мы имеем дело с различными лжесвидетельствами, и в известном смысле могли бы заявить, что вопрос заключается просто в исказывании, что ложное свидетельство запрещается в любой его форме. Однако в законе цитируются тонкие, но важные различия, и мы должны осознать их. Изучая специфический контекст закона, в виде его значения иногда показывается многое. Например значение Исх. 23:1,2, становится ясным, если исследовать стихи 1-9:

Не внимай пустому слуху, не давай руки твоей нечестивому, чтоб быть свидетелем неправды. Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды. И бедному не потворствуй в тяжбе его. Если найдешь вола врага твоего, или осла его, заблудившегося – приведи его к нему. Если увидишь осла врага твоего упавшим под ношею своею, то не оставляй его: развьюсь вместе с ним. Не суди превратно тяжбы бедного твоего. Удаляйся от неправды, и не умерщвляй невинного и правого; ибо Я не оправдаю беззаконника. Даров не принимай; ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых. Пришельца не обижай: вы знаете душу пришельца, потому что сами были пришельцами в земле Египетской.

Прежде чем исследовать этот пассаж, пусть отметим то, что Исаак Бароу давным давно сказал о девятой заповеди:

Это по древнееврейски: Не отвечай (а именно когда тебя спрашивают или заклинают на суде) против твоего ближнего как ложный свидетель; так что прежде всего, видно, давать ложное показание против нашего ближнего (особенно по вопросам капитального или очень большого интереса для него) запрещается; и еще не только это великое преступление, но и все вредное (даже вне суда), повреждающее каким-либо образом репутацию нашего ближнего, и следовательно его безопасность или его благополучие, запрещается; все это мы можем извлечь из объяснения этого закона, или паралельного закона, который мы имеем в Левите: “Не ходи переносчиком в народе твоем, сказано там, и не восставай на жизнь ближнего твоего”; переносчиком значит разносить или распространять злые сообщения и рассказы касательно нашего ближнего; клеветить его, или унижать его, или выводить в сознании людей плохое мнение о нем; которая подлая и злонамеренная практика сообщается и осуждается в другом месте под разными именами…[52]

Итак, закон против ложного свидетельства в первую очередь касается суда по закону, а на втором месте касается жизни общности. Исход 23:1-9 устанавливает закон о ложном свидетельстве в обоих его значениях, в контексте более широкого требования о правосудии. Рилаарсдам называет стихи 1-9 “группой принципов и предостережений,” предназначенной дать “дух правосудию и позволить всякие законные решения.”[53] В этих законах выявляются несколько принципов. Первое, набожный человек должен действовать по условиям Божьего закона, а не по условиям толпы или “большинства,” потому что дух толпы, хотя и мощный в управляющем человеке, редко, если не и никогда, бывает закон Божий (ст. 2). Человек должен иметь отвагу и веру; не мощь человека, а мощь Бога, должна руководить им. Второе, как его не может направлять толпа, так ему нельзя руководиться личными соображениями, т.е. сожалением к бедному (ст. 3), ни приятельство с богатым (ст. 6). Взятки – даже еще большие примеры об искривлении закона, тем что они ослепляют человека о действительном состоянии вещей, так что он преднамеренно дает ложное свидетельство, как свидетель или судья (ст. 7,8). Пришелец или чужой должен получить то же правосудие, как приятель (ст. 9), а врагу мы должны такую же справедливость и помощь в действительной нужде, какую и другу (ст. 4,5). Третье, злонамеренное свидетельствование осуждается, как и ложные вести, в первом стихе, и мы можем сделать вывод, что все следующие стихи дают примеры о таких ложных сведений или злонамеренных свидетельств. Вкратце, есть близкая и обязательная связь между словами и делами. Злонамеренность в словах означает и злонамеренность в делах. Человек, который дает ложное и злонамеренное сведение или свидетельство касательно своего ближнего, на суде или вне его, вероятно не пожелает помочь этому человеку, если его вол заблудится, или его осел упадет под перегрузкой. Нечестный свидетель по существу есть непочтенный ближный.

С современной точки зрения, со словами часто обращаемся как будто они ничто. Свобода слова интерпретируется как тотальное право высказывания без последствий, идеал, который никогда полностью не внедряется в практику.

Мечта об абсолютной свободе слова есть миф и иллюзия. Никакое общество никогда не позволит это. Мы не признаем право человека кричать “пожар!” в переполненном театре, ни призывать к экзекуции Президента, ни публиковать полностью ложные и злонамеренные выступления о каком-либо человеке. Слово должно быть ответственным, чтобы быть свободным, и есть социальная необходимость в свободе ответственного слова. Сторонники свободного слова логически должны требовать тоже свобода действия, свобода от всякой ответственности о словах и о действиях. Никакое общество не может существовать, если позволит такую полную свободу от ответственности. Не удивительно, что самыми громогласными сторонниками свободного слова сегодня оказываются те сторонники революции, которые завтра будут отрицать свободу слова для всех других. Они притесняют свободное слово из-за страха как от ответственного слова, так и от безответственного. Основанием для их опасений от противоречущих слов отчасти является политическая безопасность, а отчасти религиозный страх.

В древнем языческом веровании слово имело магическую силу. Слово и действие были связаны творчески. Поскольку человек есть бог всего гуманизма, а язычество было гуманистское, поэтому считалось, что у слова была созидательная сила. Следовательно древние искали магическое слово, которое управляло специально могущественными действиями: “Сезам, откройся!,” “абракадабра” и т.п. Владением этого слова человек владел специальными силами. Сегодня это верование отражается в окультизме, и в тайных масонских ложах с специальными паролями и тайными условиями.

Это не отсуствует однако и в светском и общественном гуманизме, где магическое определение слова и действия часто имеет существенное значение. Склонность к мастерам речи может быть видна в этом: американские либерали предпочитали немощного Джона Ф. Кенеди, который говорил язык интелектуалов, совсем существенным социальным постижениям Линдона Б. Джонсона, которому не хватала та словесная мощь, так радующая либералов.

Более ясный пример есть вера гуманистов в силе рационально задуманных планов и идей. Поскольку принимается, что творческое слово человека имеет божественную силу, так что слово есть действие, как у Бога, так и гуманистские интелектуалы принимают, что раз их рациональные и научные планы придуманные, то хватит только чтоб государство объявило их, чтобы они превратились в реальность. Результат есть очень большая вера гуманистов в силе законодательства.

Ван дер Лию обобщает умело это:

Слово решает возможность. Потому что оно действие, позиция, трибуна кого-то, и упражнение власти, и в каждом слове есть что-то созидательное. Оно выразительное, и существует выше так называемой действительности.[54]

Для гуманиста слова негуманиста, неприравненного, непосвященного – пустые, праздные слова; слова элиты – творческие, божественные слова.

Библейская позиция состоит в том, что человек, созданный по подобию Божью, говорит не созидательное, а аналогичное слово, т.е. что он может думать и высказывать Божие мысли подобно Ему, и в этом есть сила человека. Человек упражняет власть и владычество под Богом в такой степени, в какой он говорит и действует в смысле Божьего созидательного слова.

Одно из искушений сатаны это что человек может высказать свое божественное и созидательное слово: “будете как боги, знающие добро и зло” (Быт. 3:5). Человек, согласно сатане, тогда установит свое божественное слово, будет говорить и объявлять сам, что такое добро и зло. В мире сатаны слово человека есть действие, а новый мир рождается, когда человек отделит себя от Бога через слово.

Слово важное для человека, потому что он создан по подобию Божью. Слова – тема двух заповедей: третьей и девятой. Когда человек дает ложное свидетельство, когда он произносит имя Господа напрасно, или действует в нарушении его, тогда человек отвергает Божий образ в пользу утверждения сатаны, что человек сам сделал себя. Когда Сартр твердит, что человек сам создает свою сущность, т.е. что человек определяет себя и выводит себя в бытие из ничего, то он подтверждает позицию сатаны. Но когда человек дает верное свидетельство в полном смысле слова, тогда он выявляется в смысле восстановленного образа Бога.

Контекст Исх. 23:1-9 выясняет, что верное свидетельство есть часть дороги жизни, дух правосудия. Верное свидетельство переступает пределы личных отношений как приятельство или враждебность к человеку. Когда люди не имеют право на истину, это не потому что мы ненавидим их, а потому что они в войне с Божьим законом, пытаясь извлечь правду из нас со злыми и незаконными намерениями.

Загвоздка в том, что закон Божий должен управлять нами. Как отметил Ван Тил касательно философской мысли: “Бог оригинальный… а человек производный.”[55] Более того, “Если кто-нибудь не сделает человческое знание полностью зависимым от оригинального самопознания и соответствующего откровения Бога человеку, тогда человек должен искать знание в себе как конечный ориентировочный пункт.”[56]

Отнесенное к миру права, это означает, что критерий для оценки слова не человек. Закон Божий не позволяет нам использовать слова в зависимости от нашей любви и ненависти, от того что нравится или не нравится нам, или от нашей выгоды и ущерба. Аналогичное слово означает повинное слово. Слова Раав и повивальных бабок были повинными словами, а Давид говорит тоже, что Божий человек тот, “кто клянется, хотя бы злому, и не изменяет” (Пс. 14:4), т.е. человек, который дает честные показания на суде по закону, хотя и увреждающие ему. В самом деле весь псалом утверждает значение всецело истинного свидетельства:

Господи! Кто может пребывать в жилище Твоем? Кто может обитать на святой горе Твоей? Тот, кто ходит непорочно, и делает правду, и говорит истину в сердце своем; кто не клевещет языком своим, не делает искреннему своему зла, и не принимает поношения на ближнего своего; тот, в глазах которого презрен отверженный, но который боящихся Бога славит; кто клянется, хотя бы злому, и не изменяет. Кто серебра своего не отдает в рост и не принимает даров против невинного. Поступающий так не поколеблется во век. (Пс. 14).

Этот псалом представляет комментарий об Исх. 23:1-9. Аналогичное слово есть слово верного свидетельства в процессе повиновения. Верное свидетельство сравняется с начала до конца с Богом и с Его правосудием, а не с человеком и с его желаниями.

Когда абсолютный закон-слово Бога не соблюдается, истина и истинное свидетельство быстро исчезают. Книга Танцующему богу, которую написал Сам Кийн, начинается так:

Я, Сам Кийн, написал эту книгу. Голос, который говорит вам в этом трактате, мой. Это не голос Философии, или Теологии, или Современного человека. То, что я предлагаю, представляет серию личных рассуждений по вопросам, проблемам и кризисам, с которыми я боролся. Заключения, к которым я пришел, не неизбежные. Возможно, что и мои сомнения, и моя уверенность, слишком интимно связанные с некоторыми специфичными элементами моей автобиографии, чтобы быть типичными для этого туманного творения, называемого “современным человеком.” Когда я говорю с уверенностью, это потому что открыл некоторые элементы образа жизни, которые удовлетворительные для меня. Однако у моих утверждений нет никакого авторитета, если вы не решитесь присоединить свой голос к моему. Вот так с моей стороны. Я не могу сказать как это с вашей. Тем не менее я приглашаю вас заменить “я” в этом трактате на “мы,” когда вы найдете, что согласны со мной.[57]

Без абсолютного слова Бога человек может предложить только “образ жизни,” а не истину: авторитет тоже отсуствует, когда отсуствует истина. Способность различать добро и зло, правда и ложь, тоже отсуствует, потому что в экзистенциалистском мире все относительно, и человек находится вне добра и зла. Били Грахам, постепенно приближаясь к некоторой концепцией о правде, основанной на опыте, мог сказать, что он отказывается дискутировать о коммунизме, хотя когда-то он был известным как большой враг этой системы. “Уже долгие годы я не говорю об этом,” сказал он, “я не могу ходить по миру и говорить что правда и что неправда.” Комментарий Грахама вышел в интервю, публикованное немецким журналом Der Spiegel, и цитировался Робертом Дейвисом в его колоне “Короткие новости.”

Когда правда и высказывание правды отделяются от Бога и от Его абсолютного закона-слова, они исчезают.

9. Ложная свобода

Обобщение девятой заповеди, и ее обязательного проведения в жизнь, представленное в Прит. 19:5: “Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорит ложь, не спасется.” Слово “говорит” можно перевести может быть и как “выдыхает.” Вкратце, закон требует, первое, преследование ложного свидетеля, и второе, преследование лжецов и клеветников.

Следовательно библейский закон о слове не декларация о свободе слова, а запрещение ложного свидетельства на суде, и злонамеренных и ложных высказываний касательно людей и событий в ежедневных делах. Различение этого очень важное. Библейский закон дает свобода верному, а не ложному свидетельству в его самом широком смысле. Настоящая свобода слова основывается на запрещение ложного свидетельства.

По этому пункту превалирует очень серьезное непонимание американской конституции от 1787 года. В частности Первая поправка гласит: “Конгрес не может издавать законы, касающиеся устанавливания некоторой религии, и отсюда и запрещения свободного упражнения других; или ограничивающие свободу слова или прессы…” Теперь это означает преобладание федеральной интерпретации во всех областях Соединенных штатов; первоначально оно означало, что федеральному правительству запрещается любое право на законодательство касательно религии, слова или печати, потому что эти области резервировались для граждан и/или штатов. Различные штаты имели религиозные постановления и не хотели, чтобы федеральное постановление управляло ими. Комментарий Джона Генри Гопкинса, епископа Епископальной церкви епархии Вермонт, самый показательный, чтобы понять мышление американцев по этому вопросу семь лет после написания Конституции:

Религиозные права граждан Соединенных штатов состоят в упражнении своего собственного сознательного выбора среди всех форм нашего обычайного христианства, которые существовали в то время, когда составлялась Конституция. Надо взять это как полное ограничение справедливой и правовой презумпцией, как первые две главы удовлетворительно утверждали. Поэтому я нахожу абсурдным предположить, что банда индусов может установиться каким-то образом на нашей територии, и претендовать о праве, по Конституции, организовать публичное богослужение Брама, Вишну, или их образам. Одинаково неконституционно было бы, если китайцы ввели бы богослужение Фо или Буды в Калифорнию. Ни что могла бы компания турок твердит о праве построить мечеть для религии Магомета. Однако есть один случай, а именно с евреями, который составляет явное исключение, хотя на самом деле подчиняется тому же принципу. Потому что значение Конституции может извлекаться только из разумного намерения людей Соединенных штатов. Их язык, религия, обычаи, законы, и образ мышления, все переносятся из их материнских стран; и мы обязанные верить, что то, которое публично воспринималось в Англии, бессомненно подлежало бы защите здесь. На этом основании нет сомнения о конституционном праве наших еврейских сограждан, чьи синагоги давным-давно установились в Лондоне. Но с этим единственным исключением, я не могу найти никакого права о публичном упражнении некоторой религиозной веры, под нашей великой Федеральной хартией, которая не признавала бы божественный авторитет христианской библии.[58]

Многие из сегодняшних американцев не согласились бы с Гопкинсом, но в 1857 году большинство были согласными, и обширная история права подтверждает их позицию. Бил о Правах (Bill of Rights) следовательно был закон об иммунитетах против федерального законодательства в некоторых областях, а не запрещение штатского или местного законодательства.

В двадцатом веке в Америке, как и в Европе, верилось что идеальный социальный порядок и гражданское управление были те, которые посвящались свободе, которые ставили как свою основную цель свободу религии, слова и прессы. Но общество, которое ставит как свою главную цель свободу, потеряет ее, потому что на самом деле оно сделало свою цель свободу от ответственности, а не ответственность. Когда ударение падает главно на свободу, поощряется не ответственное слово, а безответственное. Если свобода прессы абсолютизируется, клевета защищается в конце концов как привилегия о свободе, и если свободное слово абсолютизируется, злословие в конце концов становится правом. Религиозная свобода становится триумфом атеизма. Тирания и анархия берут верх. Свобода слова, прессы и религии, все они открывают дорогу контролю, тоталитарному контролю.

Целью должен быть Божий правовой порядок, только в котором есть настоящая свобода. Закон против ложного свидетельства основной для настоящей свободы. Сегодня, во имя свободного слова и свободной прессы, поощряется ложное свидетельство, и законы против клеветы и злословия прогрессивно исчезают. Если ложная религия имеет права, почему бы не было таких и у ложного свидетельства? Возвишать свободу над всем другом, абсолютизировать свободу, значит отвергать различие между истинным и ложным свидетельством.

Когда свобода абсолютизируется и считается первичной и превосходящей добро и зло, правду и ложь, тогда Закон Грешама начинает действовать также и в этой области. Как плохие деньги вытесняют хорошие деньги, так и ложь вытесняет правду, порнография вытесняет хорошую литературу и чистые забавления и т.д.

Из-за ударения на свободе слова и свободе прессы, Соединенные штаты и другие страны стали свидетелями быстрого триумфа нечестной рекламы и торговли.[59] В этих областях преобладает самый скандальный вид зла, и каждая попытка уничтожить его писаным законом раскрывает новые проспекты для вторжении. Ни писаные законы, ни административные агентства гражданского управления не в состоянии справиться эффективно с этой проблемой. Но если уголовный закон основывался бы на библейском праве, тогда каждая форма ложного свидетельства была бы уголовным преступлением. Тогда и каждый случай обманной торговли, ложной рекламы, заблуждающего представления, был бы уголовным преступлением.

Когда ложное свидетельство защищается законом во имя свободы, тогда появляется прогрессивное снижение качества в каждой области. Если принимается, что свободное предпринимательство означает свободу для нечестного предпринимательства, для обманных товаров и обманной торговли, тогда свобода честного предпринимательства ограничивается. По принципу Грешама низкокачественные товары, продаваемые обманно как качественные, вытесняют действительно лучших товаров, которые по необходимости продаются по более высокой цене.

Поскольку в нескольких поколений почти все законы против ложного свидетельства перестали действовать, наблюдается прогрессивная замена честного предпринимательства радикально нечестным предпринимательством. Даже остатки законов против клеветы и злословия требуют гражданский иск от пострадавшей страны, потому что уголовный закон в общем не интересуется ложным свидетельством.

Уже почти два века пресса есть главная угроза свободы, вместо того чтобы быть ее опорой. Новоприобретенный иммунитет против вмешательства государства быстро сочли значущим анархию, и у прессы появилась долгая история о злоупотреблении силой. Она постоянно порождает ложные свидетельства и защищает свое право поступать таким образом под видом “свободы прессы.” Доклад о новостях от 1970 года дал показательную оценку о природе проблемы:

Есть нарастающий интерес, сообщил недавно Лондонский Sunday Telegraph, к тайным расследованиям Подкомитета американской Палаты представителей Комитета по междуштатской и внешней торговле, которые раскрыли доказательства об “обманных репортажей Американской организации новостей, национальных журналов, и об их ‘искаженном, небрежном, и высокомерном’ обращении с новостями.”

Доклад сообщает, что экип телевидения, посланный отразить студенческую демонстрацию в Калифорнии, прибыл на место со своими собственными плакатами, которых раздали демонстрантам, чтобы фильмировать их с ними; что репортерские организации участвовали на судебных процессах, факт который Вашингтон определяет как “непростимое вторжение в администрацию правосудия”; что отдел новостей CBS попытался финансировать “вторжение командосов в Хаити” – настоящий план о “вмешательстве в иностранные дела.”

Экип расследования открыл тоже доказательство, что CBS сделала фильм по слухам о собрании курильщиков марихуаны среди студентов колледжа в пригороде Чикаго. Фильм об этом собрании появился позже как законный репортаж новостей, чтобы документировать широко распространенное употребление наркотиков “среди студентов колледжей высшего класса,” и чтобы подтолкнуть к радикальным изменениям в законах против наркотиков.

Комитет Конгресса рекомендовал в конце, согласно Sunday Telegraph, расширить “раздел Закона о федеральной коммуникации, запрещающий ‘обманную практику’ в представлениях телевидения, так чтобы сделать ‘фальсификацию’ новостей федеральным преступлением.”[60]

О систематическом искажении новостей сообщали сами репортеры.[61]

Когда свобода превращается в абсолют, результат не свобода, а анархия. Свобода должна быть под законом, или это не свобода. Отмена всех законов не производит свободу, а анархию и рай для убийц. Маркиз де Сад хотел такой мир; свобода, которую он требовал, превращала все набожные люди в потенциальные жертвы, и обеспечивала вольность для убийства, грабежа и сексуального насилия. Только правовой порядок, который поддерживает верховенство Божьего закона, может принести настоящую свободу, свободу правосудия, истины, и набожной жизни.

Свобода как абсолют есть просто утверждение “права” человека быть своим собственным богом; это означает радикальное отрицание Божьего правового порядка. В этом случае “свобода” есть другое название претензии человека о божественности и автономии. Это значит, что человек становится своим собственным абсолютом. Слово “свобода” таким образом есть претекст, использованный гуманистами всех видов – марксистами, фабианцами, экзистенциалистами, прагматиками, и другими – чтобы маскировать претензию быть своим собственным абсолютом.

Свобода сама по себе означает свободу для чего-нибудь определенного. Если все люди “свободные” убивать, тогда нет никакой свободы для живущих набожно; тогда невозможные никакой мир и порядок. Тогда люди больше не свободные ходить по улицам безопасно. Если люди “свободные” воровать без наказания, тогда нет свободы для частной собственности на имущество. Если у людей есть неограниченная свобода слова и свобода прессы, тогда нет свободы для правды, потому что не существует нормы, позволяющей судить и наказывать обнародование или публикацию лжи. Тогда ложное свидетельство поощряется, а значение истины отрицается. Заповедь Иакова была такой: “Так говорите и так поступайте, как имеющие быть судимы по закону свободы” (Иак. 2:12). Есть закон о свободе; без закона нет свободы.

Движение о “свободе слова” в Калифорнийском университете в Бэркли в начале 1960-ых годов, было логическое применение идеи о беззаконной свободе. Студенты использовали систему публичных обращений, чтобы кричать непристойности во имя свободы слова, и чтобы требовать “право” совокупляться открыто на университетском дворе как собаки. Студенты были более логичными, чем их преподаватели; они настаивали на доведение свободы слова до ее логического заключения, и они сознавали лицемерие либералов, которые защищали свободу слова, но увиливали при практиковании ее. Они были тоже логичными и в своих сексуальных требований: если свободное слово есть действительный стандарт, почему бы нет и свободное действие? Их выбор безответственной свободы был честным, хотя и злым таким: они толкали либеральный идеал к его логическому заключению.

Обычно либеральный интеллектуал возражает любому ограничению его абсолютного стандарта о свободе, на двух основаниях. Первое, он твердит, что свобода слова более важная чем любое другое соображение, и подобно этому свобода прессы важнее, чем ответственность. Второе, он может быть согласиться что порнография есть зло, но “как можно определить ее?” Некий студент сообщил, что университетский профессор и его класс заключили, что порнография не существует, потому что они оказались неспособными определить ее. В этом состоит заблуждение рационалистов – только то, что рациональное, оно действительное, а рациональное включает то, что можно точно и научно определить. Вместо того, чтобы жизнь была важнее дефиниции, дефиниция важнее жизни. Для интеллектуала вещь не существует, пока он не определил ее, пока его предположительно созидательное и определяющее слово не призвало ее к существованию. Легко признать порнографию; нелегко определить ее. Легко признать друга, но не так легко определить что такое друг. Большая часть действительности не поддается дефиниции. Отсюда и слабость писаного закона: поскольку он настаивает на точное определение каждой отдельной разновидности преступления, тем он создает проблему о своем проведении в жизнь. Для этого закона недостаточно, что убийство или кража совершились; надо найти в кодексе “подходящую” дефиницию преступления, и дефиниция должна подходить к преступлению, иначе закон не признает преступление! Библейское право постановляет просто: “Не убивай,” и “Не кради,” легко распознаваемое, и не нуждающееся в дефиниции. Поскольку реальность не всегда поддается полной дефиниции, точная дефиниция преступлений законом означает, что большая часть преступной деятельности отсуствует в каталоге преступлений.

10. Лживый язык

В Святом писании есть многое сказанное о лживом языке. Комментарий Соломона по этому вопросу особенно показательный:

Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: Глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную. Сердце, кующее злые замысли, ноги, быстро бегущие к злодейству, Лжесвидетель, наговаривающий ложь и посевающий раздор между братьями (Прит. 6:16-19).

Из семи грехов, цитированных здесь, три прямо связанные со словом, т.е. “лживый язык,” “ложный свидетель,” и “посевающий раздор между братьями.” Как комментировал Делич, верхный пункт Соломона то, “что никакой грех не составляет большей мерзости Богу, чем (на самом деле сатанинское) стремление посеят раздор между людьми, любящими друг друга.”[62] Эти семь грехов тесно связанные. “Первые три характеристики связываются друг с другом как духовная, устная, действительная.”[63]Четвертая имеет дело с сердцем; пятая – с ногами “быстро бегущие к злодейству”; шестая опять устная, как и седьмая. “Главное из всего, что ненавидит Бог, это тот, который испытывает дьявольское удовольствие от посеяния раздора между близко связанными людьми.”[64]

Как древные евреи понимали этот вопрос, становится явным из комментарий Сына Сираха о законе. Сын Сираха осуждал всех, кто расчитывал на сновидений и обожествлений, но ложном пророчестве всякого вида. Отражая Святого писания, он спрашивал: “У нечистой вещи что может быть чистым? А в чем-нибудь ложном что может быть правдой?”[65] Он добавил, что “Закон надо соблюдать без никаких таких фальшивок, А мудрость находит совершенство на частных губах” (Еcclus. 34:8). Даже больше, Сын Сираха заявил, что “Вор лучше, чем привыкшего лжеца, Но оба они обреченные уничтожению” (Ecclus. 20:25). Этот пункт особо важный. Вор отнимает имущество человека, но этим он не увреждает его репутацию, пока лжец действительно увреждает репутацию человека и ограбляет у него покой, и не однажды, а постоянно, потому что ложь распространяется и остается. Отсюда и острое осуждение лживого языка Соломоном и всем Святым писанием.

Поэтому клевета и злословие являются очень серьезными преступлениями. Злословие есть ложное свидетельство о человеке, выраженное устным словом; это сплетня, которая действительно увреждает характер или имущество человека, его службу или профессию. Клевета есть ложное свидетельство, выраженное письменным словом, изображением, или символами. Все они формы ложного свидетельства.

Во все времена ложное свидетельство широко существовало, потому что человек грешный, но в современной эре оно специально превратилось в утонченную науку. Гуманистский человек, от Макиавели, через Гегель, Маркс, Ницше, до настоящего, не веря в абсолютный закон, оживил платоническую доктрину о праве государства лгать. Особенно с рождением революционной эры, ложь стала главным инструментом гражданской политики. Порочные злословия и клеветы о Людовике ХVІ, Марии Антоанете, и Наполеоне, присуствуют в учебниках и по сей день. Из-за двух мировых войн ложь сильно распространилась и на международную политику.

Здесь надо разобраться в различиях. Ведение войны требует стратегического обмана, но никакого ложного свидетельства насчет характера врага нельзя оправдать. Подобно Раав мы не должны говорить правду кому-нибудь, который стремится убить набожного человека, но мы обязанные приносить верное свидетельство, касающее нашего врага. Ложное свидетельство насчет Германии в Первой мировой войне было явным злом. Рассказы о немецких зверствах были сочиненными и были полностью порочно ложными.

Ложное свидетельство порожденное в течении Второй мировой войны касательно Германии специально замечательное и показательное. Многократно повторяется обвинение, что шесть миллионов невинных евреев убиты нацистами, и число – и даже большие числа – теперь закрепилось в исторических книгах. Понсин, обобщая исследования французкого социалиста Поля Расиние, сам заключенный Бухенвальда, заявляет:

Расиние пришел к выводу, что число евреев, которые умерли после депортации, приблизительно 1,200,000, и это число, говорит он нам, окончательно принимается как действительное Мировым центром современной еврейской документации. Подобным образом он отмечает, что Поль Гилберг в своем исследовании той же проблемы, насчитал в общем 896,292 жертвы.[66]

Очень много из этих людей умерли от эпидемий, многие были экзекутированные. Мы вернемся к этому вопросу дальше.

Между прочим, отметим что немного сказанно об очень интенсивных массовых убийств, совершенных коммунистами. Соединенные штаты помогли в этом, сдавая генерала Власова и его армию из русских антикоммунистов, чтобы коммунисты экзекутировали их! Коммунисты экзекутировали 12,000 офицеров польской армии в Катинском лесу; 400,000 поляков умерли по пути во время их депортирования. Из 100,000 немцев плененных под Сталинградом, только 5,000 вернулись живыми, 95,000 умерли в лагерях для военнопленных; 4,000,000 немцев, депортированные коммунистами из Силезии умерли, и т.д.[67] Британцы и американцы 13 февраля 1945 года атаковали по воздуху Дрезден, госпитальный город, и убили 130,000 человек, почти дважды, чем жертвы в Хиросиме, без какого-либо военного основания.[68] Таким образом, даже не рассматривая военный театр Пасифика, ясное что все участники занимались не только войной, но и убийствами, при этом коммунисты следовали это как обычайная политика государства.

Обратимся теперь к другому аспекту той же проблемы. Популярный послевоенный роман описал события в Аушвице в течении войны, и представил свой материал не только как факт, а действительно использовал настоящие имена живых личностей. Например польский врач, который был военнопленным в лагере и служил в лагерной медицинской команде, получил задание провести 17,000 “экспериментов” над еврейскими заключенными, проводив гирургические операции без анестезией. Доктор немедленно подал в суд на писателя за клевету. Суд, состоявшийся в Лондоне, быстро свел 17,000 случаев на 130 признанных таких; основными в этих “экспериментов” были стерилизация еврейских женщин и кастрация мужчин. Свидетели показали, что если бы доктор отказал, его самого убили бы. Число установленных случаев было небольшим; 17,000 было ложным числом. Судья, в своем обращении к присяжным, заявил что он не может дать им “никакие напутствия насчет морали.” Доктор выиграл процесс, его возмещение была малейшая монета в королевстве – пол пенни; его доля в судебных расходах была около 20,000 фунтов.[69] Присяжные согласились, что он был жертвой клеветы, но они сочли тоже, что вина была все-таки достаточно реальной, чтобы он не заслужил больше, чем символической победы.

Этот процесс поставил в фокус основную нечувствительность к правде, слишком сильно характеризирующая эти годы. Факт, что доктор под каким-нибудь давлением выполнил такие операции, сам по себе есть безобразный факт. Если были выполненные только десять, или даже только одна, вместо 130 или 17,000, преступление реальное и очень серьезное. Почему тогда это огромное преувеличение? Почему эта слишком злобная интерпретация со стороны людей, которые противопоставлялись политике Союзников, такие люди как Лавал и Кислинг, по своему “патриоты,” не лучшие, чем некоторые из Союзных лидеров, худшие чем некоторые, и может быть лучшие, чем большинство?[70]

Пусть исследуем опять массовые убийства в течении Второй мировой войны, и задный план ложного свидетельства в течении Первой мировой войны и позже. Для этих государственных лидеров и для их последователей жизнь человека стала настолько дешевой и незначительной, что одно или две убийства не означали ничего. Подобным образом, нельзя было ожидать, что поколение, приученное к насилию из фильмах, радио, литературы и прессы, будет реагировать на убийство или две. Результатом была безнадеждно искаженная душевность, которая могла бы оценить зло как зло только в массовом масштабе. Скажем, на самом деле нацисты экзекутировали много тысяч, десять, или сто тысяч евреев. Люди, для которых такие убийства были ничтожными, должны были надуть число до миллионов. Скажем, доктор совершил несколько экспериментов над живыми мужчинами и женщинами. Несколько стерилизированных женщин и несколько кастрированных мужчин, и их ужасающие слезы и мучения, недостаточные возбудить тошноту и раздразнить пресыщенный вкус современного человека: сделай его виновным в совершении 17,000 операций. Зло было совсем достаточно реальным: приносить ложное свидетельство о нем есть даже большее зло, потому что это ложное свидетельство причинит еще более порочную реальность при следующем перевороте. Люди теперь “примирились” к миру, где убиваются миллионы, или говорят, что убиваются. Что будет необходимо как действие и пропаганда в следующий раз?

Во время Второй мировой войны одна краткая и популярная книга намекнула о новой душевности. Кауфман призвал в 1941 году к полной стерилизации всех немцев и таким образом к элиминировании германской нации.[71] Кауфман не был один. Писатель Эрнест Гемингуей призывал к массовой стерилизации всех членов нацистских партийных организаций в предисловии своей книги Люди на войне.[72] Гарвардский антрополог Эрнест А. Хутон призывал к “выметании” немецких лидеров и к “последующему расселению остального немецкого народа по всему миру.”[73]

Ввиду этой массовой нечувствительности к убийству, которая привела к обращению к ложному свидетельству, к преувеличиванию зла чтобы выглядело злым, само зло разрастается с целью идти в теми с воображением людей, а злое воображение основывается на ложном свидетельстве. В Первой мировой войне турки хотели истребить все армяне; тогда это потрясло мир. Сегодня некоторые негры свободно говорят о массовом убийстве всех белых, а некоторые белые страстно желают смерть всех негров, но шок от такого мышления уменьшается с каждым днем.

Основным для всех лживых языков является нежелание принять ответственность. Наш Господь называет сатану отцом лжи (Иоан. 8:44), а Адам и Ева, после того как приняли принцип сатаны, немедленно солгали о своей вине (Быт. 3:9-13). Когда люди уклоняются от своей ответственности, они становятся лжецами. Отрицая свою вину и свою ответственность, они должны утвердить вину своей окружающей среды, человеческой и другой. Итак, чтобы вернуться к Понсину, тезис его исследования был, что Римская церковь была преследованная евреями. Бедственное положение церкви не ответственность церкви; духовники, начиная с папой вниз, все были обеленные.[74] Для Понсина вина всегда лежит в другом месте, у евреев или у франкмасонов.[75] Сатана соблазнил Еву, а другие люди могут соблазнить нас, но в глазах Бога основная и первичная ответственность всегда наша. Мы не можем избежать от вины обвиняя других; тогда мы прибавляем лживый язык к нашим нарушениям, и значит мы становимся прогрессивно нечувствительными к реальности зла. Как пристрастенные к наркотикам нуждаются в постепенно большей дозе, чтобы удовлетворить свою привычку, так и лжец нуждается в более чудовищной лжи, и в более извращенной реальности, с целью поддерживать свою устойчивость по условиям зла. Поэтому лжец более опасный, чем вор: он уничтожает далеко больше, и он позволяет распуститься большим злам.

Понсин, жесткий антиеврей, готов сообщить об ошибке в числе убитых нацистами евреев; он однако не готов огорчаться, что некоторые были убиты зверски. Понсин враждебный к лжи о числе убитых евреев, но не повторяет ли он ложь Адама и Евы, обвиняя за зло церкви кого-нибудь вне церкви? Вместе с Евой, Понсин говорит: змей дал мне, и я ела; следовательно это не моя вина. Понсин должен обвинить кого-нибудь другого, а не духовников, имеющих большую власть, потому что если обвинить их, значит допустить вину церкви, и ее членов, включая себя.

Каждое ложное свидетельство опасное тем, что позволяет распускание длинной цепи последствий, которых невозможно остановить; оно спускает с привязи порок, который распространяется и в конце концов приводит к действию. Соломон был прав, описывая чередование последствий: сначала мысль, потом слово, а в конце действие.

Последнее замечание: у ложного свидетельства нет привилегированного статуса. Если кто-нибудь доверит нам некоторую сплетню, и просит нас не раскрывать его имя, это не значит, что мы должны уважить его желание. Поступить так, значит стать страной в его злословии о другом человеке, группе или расы. Вместо этого, мы должны отказывать, чтобы лжи признавали некоторого статуса привилегированной коммуникации, и должны поправлять и/или упрекать лжеца, а если понадобится, то и разоблачить его тактику.

11. Злословие в браке

Библейское право запрещает злословие в браке, т.е. клеветы со стороны мужа или жены в отношении к их брачному партнеру. Кларк указывает, что такая клевета со стороны мужа например делает уго ответственным не только к своей жене, но и к ее семье.[76] Этот закон есть важный пример судебной практики прецедентов:

Если кто возьмет жену, и войдет к ней, и возненавидет ее, и будет возводить на ней порочные дела, и пустит о ней худую молву, и скажет: “я взял сию жену, и вошел к ней, и не нашел у нее девства”: То отец отроковицы и мать ее пусть возьмут и вынесут признаки девства отроковицы к старейшинам города, к воротам; и отец отроковицы скажет старейшинам: дочь мою я отдал в жену сему человеку, и ныне он возненавидел ее, и вот, он возводит на нее порочные дела, говоря:”я не нашел о дочери твоей девства”; но вот признаки девства дочери моей. И расстелют одежду пред старейшинами города. Тогда старейшины того города пусть возьмут мужа и накажут его, и наложат на него 100 сиклей серебра цены, и отдадут отцу отроковицы за то, что он пустил худую молву о девице Израильской; она же пусть останется его женою, и он не может развестись с нею во всю жизнь свою. Если же сказанное будет истиною, и не найдется девства у отроковицы, то отроковицу пусть приведут к дверям дома отца ее, и жители города ее побьют камнями до смерти; ибо она сделала срамное дело среди Израиля, блудодействовав в доме отца своего; и так истреби зло из среды себя (Втор. 22:13-21).

Прежде чем анализировать смысл этого закона насчет произношения ложного свидетельства, надо отметить, что это самый необычайный закон с правовой точки зрения. Первое, на каждом судебном процессе по этому закону неизбежно следует осуждение. Или жена находится виновной, или муж виновный в том, что ложно обвинил ее. Когда брак достигнет до этой точки, внутреннее наказание неизбежное; общественное наказание тоже неизбежное, если дело дойдет до суда.

Второе, этот закон необычайный тоже тем, что он как будто перевертывает всю нормальную процедуру судебных делах. Во всех других видов судебных процессов обвиняемый считается невинным до доказывания его вины, и обеспечить доказательства для вины есть дело свидетелей обвинения. Как показывает Талмуд,[77] свидетели обвинения составляют необходимую и нормальную часть процедуры в таких делах. Однако здесь все-таки жена должна ясно доказать свою невинность. Причина этому необычайному аспекту такого дела то, что в этом случае на самом деле налицо двойное обвинение. Муж обвиняет свою жену, что вошла в брак с нецеломудренным прошлом. Отец невесты возбуждает обратное обвинение; он обвиняет мужа с целью потушить молву о своей дочери, и как обвинитель, он должен привести доказательства и свидетельства – доказательства о девстве своей дочери и свидетельства о распространении сплетни. Муж должен доказать нецеломудрие жены или заплатить очень тяжелый штраф.

Штраф и наказание заслуживают более подробное рассмотрение. Штраф из 100 сиклей серебра (Втор. 22:19) был довольно значительная сумма. Четверть сикля считалось почетным даром для Божьего человека (І Цар. 9:8). Годовой поголовный налог для всех мужчин в Израиле, двадцатилетние и старше, был полсикля (Исх. 30:15). Согласно Неемии, во время Персидской империи, обеспечивающей множество из гражданских функции, а тоже взыскивающей налоги, поголовный налог был “по трети сикля в год” (Неем. 10:32). Итак, 100 сиклей серебра было исключительно тяжелым штрафом, и таким, который наносил тяжелый удар многим мужам и делал их на самом деле слугами их жен, а даже и рабами. Штраф оплачивали отцу невесты, и таким образом держали его вне контроля мужа, который мог бы свести на нет эффект наказания, если деньги оставались у его жены. Тогда контроль над женой привел бы к контролю над деньгами. Подчинить тестя такому контролю было невозможно и он мог управлять деньгами для благополучия своей дочери и внуков. Таким образом муж не только наказывался, но у него отнимались и все возможности для развода. Это не значило, что теперь жене разрешалось грешить; ее все еще можно было подвергнуть смерти за некоторое прелюбодеяние в будущем. Такой поступок с ее стороны был бы уголовным преступлением. У мужа отнималась власть осуществить развод. Ему полагалось вытерпеть тоже и телесное наказание (Втор. 22:18). С другой стороны невеста платила за свое нецеломудрие жизнью. Ее побивали камнями до смерти, по древнему методу для экзекуции. Он имел место в библии, чтобы обеспечить возможность для участия свидетелей и общности в экзекуции, потому что полицейская власть людей требовала, чтоб они сознавали свой долг свидетельствовать и участвовать в экзекуции во всех случаях доказанного преступления. Принцип всеобщей полицейской власти все еще действительный и основной.

Надо отметить, что этот закон имел задерживающий эффект на законы о разводе, в том что до недавнего времени взаимное согласие не прекращало брак, а только действительная и доказанная вина. Несостоятельность доказать вину останавливала судебное дело.

Теперь, чтобы исследовать сам закон в связи с ложным свидетельством, надо отметить некоторые вещи. Первое, это судебная практика прецедентов. Если клевета со стороны мужа запрещается, и приводит к таким строгим наказаниям, тогда клевета со стороны жены тоже запрещенная. Если наказание за такой вид клеветы такое строгое, тогда по библейскому праву любая клевета между мужем и женой влечет за собой строгие наказания. Штрафы, налагаемые за меньшие нарушения, представляющие клевету, должны быть все-таки пропорционально высокими.

Ясное, следовательно, что библейское право требует высокую степень внимания и обдуманности речи между мужем и женой. Вместо того чтобы быть областью распущенности, где муж и жена могли бы выкладывать всякое без заботы о последствиях, брак есть область, где слова должны взвешиваться с особым вниманием, потому что взаимоотношение это очень важное. Святое писание дает множество доказательств об этом требовании. Например святой Павел объявляет, что , “Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь” (Еф. 5:28-29). Святой Петр обращает внимание на поведение Сарры и ее уважительную речь и поведение к Аврааму (І Пет. 3:5-6).

Старая русская пословица выясняет этот вопрос точно: “Собака мудрее женщины: она не лает на своего хозяина.” Слишком много мужчин и женщин виновные в такой глупости: они лают и рычать на тех, которые самые близкие им, а последствие есть только отсуствие покоя для их самих. Каждый мужчина или каждая женщина, которые унижают своего брачного партнера, вредят себе в долгосрочном плане. Ложное свидетельствои развязный язык несут только бесчестье человеку.

Второе, случай с злословием в семье есть уголовное и общественное преступление, а не только личная проблема. Родителям невести полагается возмещение, а наказание налагает государство, потому что нарушение покоя семейной жизни есть главное нарушение общественного покоя и порядка. Центральность семьи делает злословие в семье особо опасным для общества. Обвинение состоит в том, что муж “пустил худую молву о девице Израильской”: в этом обвинении жена идентифицируется не в проекции к ее семье, а к всей нации. Муж наносит позор больше чем на свою жену и на ее семью: он атакует моральные нормы, поддерживаемые и утвержденные самой нацией.

Третье, этот закон в частности штрафует и наказывает мужа. Штраф жены был бы тоже в какой-то степени наказанием супруга, и он был бы тоже доказательством об его неспособности управлять своим собственным домом. Обязанность супруга между прочим состоит в том, чтобы быть защитником своей жены и детей. Если вместо того он клеветит их, в частности клеветит свою жену, это показывает неспособность защищать их, а тоже и управлять ими, как и больную душевность, которая навлекает срам и бесчестье. Муж отрицает своей семье норму о набожном поведении, которая есть основная жизненная необходимость. Другая русская пословица указывает, что “Если отец рыбак, дети знают воду.” Ее значение ясное: жизнь отца исполняет главную образовательную функцию. Когда отец не в состоянии показать образец ответственной и разумной жизни и речи, дети лишаются главной стабилизирующей и обучающей силы.

Муж может оклеветать свою жену не только речью, но также и недоверием. Если он отказывает предоставить ей те обязанности и привилегии, которыми она компетентная управлять, он клеветить ее. Процитируем один пример: муж регулярно преуменьшал финансовую компетентность своей жены, и часто цитировал в шутку одну глупую ошибку, сделанную ей в чековой книжке. Ошибка была действительно настоящей, но она не показывала верно ее характер. Ее небольшой магазин для подарков дважды спасал его от серьезных затруднений в его собственном бизнесе; в одном случае он быстро перевысил расходы, когда бизнес шел хорошо, и оказался перед банкротством; яйца из ее гнезда, извлеченное из ее магазинчика, спасло его, но он никогда не расплатился, ни признал это публично. При другом случае неудачная инвестиция пошатнула его финансовое состояние, и ее средства обеспечили ему необходимое оплачивание его задолженности. Этот супруг регулярно злословил свою более способную жену, формально никогда не говоря ложь: он просто цитировал несколько фактов, которые показывали ложный образ очень способной женщины. Истина сама по себе может быть клеветнической, если ее использовать, чтобы представить частичную или искаженную картину.

Четвертое, девятая заповедь требует, чтобы мы не произносили ложного свидетельства против нашего “ближнего,” а этот закон выясняет, что наш самый важный ближний это наша жена или наш муж. Шрьодер отметил, что “Человек свободный только когда соблюдает правдивость.”[78] Человек находит свою самую большую свободу в семейной жизни под Богом; если эта свобода уничтожиться, дом превращается в тюрьму, где мужчины и женщины произносят ложные свидетельства друг на друга.

Пятое, обращаясь опять к штрафу, который налагается супругу, мы получаем дальнейший проблеск о серьезности злословия в браке. Во Втор. 22:29 мы видим, что штраф, налагаемый за изнасилование или соблазнение, когда касается непомолвленной девицы и молодого мужчины без уголовного прошлого, был 50 сиклей серебра; если последовала свадьба, т.е. если виновного мужчину принимали за супруга, никакой развод не был возможным. Штраф об оклеветании жены ложным обвинением в добрачном целомудрии следовательно был дважды больше, чем штраф за изнасилование и/или соблазнение. Во всяком случае, штраф был очень тяжелым, но наказание за злословие больше, потому что оно атакует некоторую существовавшую брачную связь и разрывает ее жестоко. Соблазненная девушка имела приданое в 50 сиклей серебра, которых взять в другой брак, если ее отец отвергнеть нарушителя как возможного супруга; она могла бы начать новую жизнь с другим мужчиной с преимуществом двойного приданого (Исх. 22:16,17). У оклеветанной жены нет такой возможности; ее дети может быть все-таки обвязывают ее к ее мужу. (Он теряет право развода, но она нет). Поэтому и штраф был особо строгим, с целью предотвратить частое появление таких преступлений.

В модном гуманистском праве есть на самом деле открытый сезон для злословия в браке, и результаты предсказуемо плохие.

Последнее замечание: виртуально у каждого народа есть на задний план побои над женой (и иногда побои над мужем). Нет доказательств об этом в Святом писании. Строгость закона касательно клеветы показывает, по аналогии, что физическое оскорбление хуже, и поэтому немыслимое. Между мужем и женой должны быть взаимоотношения, основанные на вере, а не на боязни.

12. Клевета

Левит 19:16, 17 обычно цитируется как такой пример, когда сплетня только осуждается законом, и часто читается как отрицание сплетни, а не как связанный с судом закон. Исследование текста выясняет, что когда осуждается сплетня, имеется ввиду судилище:

Не ходи переносчиком в народе твоем, и не восставай на жизнь ближнего твоего. Я Господь. Не враждуй на брата твоего в сердце твоем; обличи ближнего твоего и не понесешь за его греха.

Первую часть стиха 16 можно передать так: “Не разноси сплетен…” Это слово переводится как клевета в Иер. 6:28; 9:4, и в Иез. 22:9. Истинное свидетельство надо произносить как на суде, так и вне его: распространение молвы повсюду запрещается. Согласно Гинсбургу:

Эта опасная привычка, которая разрушает репутацию и расстраивает жизнь многих невинных людей (Иез. 22:9 ит.д.), была объявленная духовными властями во время Христа как самый большой грех. Три вещи, объявили они, отделяют человека от этого мира, и лишают его счастья в грядущем мире – идолопоклонство, кровосмешение, и убийство, но клевета превосходит их всех. Она убивает три человека одним действием: человека, который клеветит, человека, который оклеветанный, и человека, который слушает клевету. Отсюда древняя галдейская версия Ионатана переводит эту клаузу так: “Не следуй трижды проклятый язык, потому что он более фатальный, чем двуострый истребляющий меч.”[79]

Сын Сираха говорил строго против клеветы, заявляя:

Проклят сплетник и двойственные языки: потому что такие уничтожили много людей, которые жили в покое. Клеветящий язык обеспокоил многих и прогнал их из народа к народу: сильные города он разрушил, и низвергнул дома великих людей. Клеветящий язык выгнал добродетельные женщины и отнял у них их труды. Кто услышит его, никогда не найдет покой, и никогда не будет жить спокойно. Удар хлыста оставляет следы на плоти; но удар языка ломает кости. Многие пали под острием меча: но не так много, сколько было поваленных языком. Хорошо тому, кто защищен от него, и не прошел через его злобу; который не тянул его ярмо, ни был обвязан его паутинами. Потому что его ярмо есть ярмо из железа, а паутина его из меди. Смерть от него есть злая смерть, могила от него лучше, чем он. Он не может управлять теми, которые боятся Бога, ни могут они сгореть в его пламени. Такие, которые оставляют Господа, попадут в него, и они сгорят в нем, и он не потухнет; он набросится на них как лев, с когтями, и проглотит их как леопард. Смотри, чтоб ты загородил твое владение колючими кустами, и связал твое серебро и золото, и взвешивал твои слова на весах, и сделал дверь и засов на твои уста. Остерегайся, чтоб не проскользнулся на нем, иначе ты упадешь пред ним, который лжет, ожидая в засаде (Мудр. 28:13-26).

Когда-то среди детей была популярная народная поговорка, что “пока палки и камни могут сломать наши кости, слова никогда не могут причинить нам вред.” Это просто хвастовство: слова действительно причиняют нам боль; только потому что мы так напуганные злобой клеветы, это и вызывает такой грустный и перекошенный юмор.

Но закон Божий никогда не рассматривает сплетню как праздный вопрос: отсюда и интерес закона ко всем клеветам. Стих 16 постановляет: “не восставай на жизнь ближнего твоего.” Согласно Миклему, это означает “искать способ послать его на смерть” (ср. Исх. 23:7.[80] Гинсбург комментирует разнообразие толкования этого постановления:

Эта часть стиха очевидно предназначенная, чтобы выразить линию поведения, которая может угрозить жизнь нашего ближнего. В предыдущей клаузуле “Ходить переносчиком” угрожало жизнь оклеветанного человека, здесь “восставать” запрещается, когда оно подразумевает фатальные последствия. Применяющие закон во время Второго храма, переводя эту клаузулу буквально, “не восставай на жизнь ближнего твоего,” интерпретировали его так, чтобы оно значило, что если мы увидим кого-нибудь в опасной для его жизни ситуации, т.е. тонущий, атакованный грабителями или дикими зверями, и т.д., мы должны не стоят в сторону, пока его кровь проливается, а должны оказать ему помощь, даже жертвуя нашу собственную жизнь. Или если мы знаем, что человек пролил кровь своего близкого существа, мы не должны стоять в молчании, пока случай рассматривается на суде. Отсюда и галдейская версия Джонатана дает это как, “не оставляй в молчании кровь твоего ближнего, когда ты знаешь правду при суждении.” Другие однако считают, что оно означает идти дальше и пытаться получить несправедливый смертный приговор против наших ближних, так что это фраза подобная по значению Исх. 23:1, 7.[81]

Все эти значения, конечно, подразумеваются, но лучше взглянуть на самый простой смысл текста. Есть очевидная параллель, проведенная между оклеветанием кого-нибудь и восставанием против его кровь, т.е. стремлением к его смерти. Клевета есть форма убийства: она ищет уничтожение репутации и честного имени человека, инсинуируя неправду. Причина тому, что равины рассматривают ее как худшую, чем идолопоклонство, кровосмешение, и убийство, была что ее моральные последствия в ровной степени так смертоносные, если не более, и что это преступление совершается легче, а не так легко раскрывается. Более того, клевета, поскольку она ходит из уст в уста быстро, замешивает далеко больше людей в очень короткое время, чем это делают идолопоклонство, кровосмешение, или убийство.

Поэтому клевета запрещается законом; это не только моральный совет; это уголовный закон. Поскольку пуритане смотрели на библейское право серьезно, они наказывали клевету судебным преследованием. Сегодня злословие и клевета остаются предметом гражданских процессов, а не нормального уголовного преследования, и результат есть широко распространенная свобода для злобной сплетни. Безответственность заняла привилегированную позицию.

В стихе 17 описывается само проведение действия. Если “брат” или “ближний” действительно виновный в злодеянии, мы должны пойти к нему и попытаться отговорить его от этого злого пути. Иначе мы “понесем за него греха,” или “не принимай грех за его счет,” т.е. мы становимся соучастниками в его злом своим молчанием. “Брат” здесь очевидно касается человека завета, не негодяя, который не отзовется на набожный совет. Мы должны говорить брату; мы можем, в зависимость от ситуации, говорить и безбожному, но мы не обязанные поступить так. Такое значение ясно подтверждается использованием этого закона в Мат. 18:15-17.

Итак, негативная формулировка этого закона запрещает клевету: мы должны не произносить ложного свидетельства. Позитивная формулировка однако очевидно требует больше, чем верное свидетельство. Наше свидетельство должно быть не только верным, но и ответственным. Через нашу речь мы должны не только избегать клевету, но и упрекать и наказывать ее, и в набожном обществе привлекать ее к судам церкви и государства. Закон положительно требует от нас поощрять анархистскую свободу слова, которая позволяет клевету, а ответственное слово, которое работает чтобы сохранить и утвердить честность, прилежание, и правдивость. Заповедь связанная с социальным порядком; она не только совет о личной морали, как Калвин читает ее.[82] Она моральный совет, но она с начала до конца Божий закон для его царства, которому все должны повиноваться. Калвин принимал как данное христианскую правовую структуру, которую Женева наследила от более ранных веков; его пуританские последователи были мудрее, когда они ставили ударение на важность этого закона.

Если абсолютный Божий закон заменяется анархистской свободой, тогда мир лишается смысла, и ответственное свидетельство исчезает, потому что нет никого, перед кем отвечать, нет Бога, который мог бы абсолютно обязать человека быть ответственным перед Ним Самим и перед Его человеческим миром. Колин Вилсон показал сущность этого анархизма: “Мне кажется, что я увидел окончательную истину, что жизнь не ведет ни к чему; она бегство от чего-нибудь, и это ‘что-нибудь’ есть ужас, который лежит по ту сторону сознания.”[83]

Если жизнь становится “бегством от чего-нибудь,” тогда она бегство от истины, потому что истина связанная с действительностью, пока ложьь связанная с фантазией. Действительность есть анатема для людей, интересующихся бегством, и в результате такие люди культивируют “необходимую” ложь, как показал это Ницше в своей жизни и философии.

Но свобода тоже связанная с действительностью, и таким образом искать бегство от действительности значит бежать тоже от свободы. Так, для сюрреалистов жить с действительностью – это компромисс. Для них свобода означает отрицание “существования мира и человеческой плоти и крови.”[84]Сюрреалист предпочитает грезу реальности; он требует мир, сделанный всецело человком; такую грезу невозможно реализовать в действительном мире. Поэтому сделанный всецело человеком мир ищется в грезах. Сюрреализм верит в “всемогущество грез,” потому что это область предполагаемой власти человека.[85] Он восхваляет мир грез, где “верховно царствует сердце.”[86] Это сравнимое с мистицизмом, потому что, “для мистика абсолютная свобода идет рука в руке с уничтожением условного мира.”[87] Следовательно должна существовать непрерывная революция против реального мира с точки зрения мира грез. Сюрреалистская постановка вопроса объявляет, что “Надо остановить, не только эксплуатацию человека человеком, но тоже и эту человека так называемым ‘Богом,’ абсурдной и досадной памятью… Человек, вместе со своим оружием и экипировкой, должен присоединиться к армии Человека.”[88]

Когда человек, институции, и общества отказываются от Бога, они отказываются от действительности. Они перестают произносить верные и ответственные свидетельства, и начинают жить во лжи, потому что в мире лжи они могут играть роль богов. Церковь, которая верит, что она может существовать в мире, и пренебрегать проблемы этого мира, живет в царстве грез. Не успевая связать закон-слово Бога с целостным миром, они живут во лжи, как бы ни корректировали официально свою религию. Они могут хвастаться, что они “евангелистские” и “ортодоксальные”, но в самом деле они не из этой действительности, и они ложные, потому что нет ничего, которое не из этой действительности в отношении к Богу. Поскольку Бог есть Господь и Создатель всех вещей, есть полное соответствие всех вещей с Богом, и полное подчинение всех вещей закону-слову Бога. Церковь, которая не в состоянии говорить о целостной жизни в смысле тотального слова Бога, быстро превращаются в дикий лжец касательно каждого человека, который стремится встряхнуть ее из ее мира грез. У такой церкви или у таких людей нет истины, и мы не можем ждать правду от них.

Когда ответственное свидетельство отсуствует, тогда у человека нет ни способности встретиться с реальностью, ни способности быть свободным. Он становится окованным ложным свидетельством своего воображения. Крайняя цель каждого ложного свидетельства есть жить в мире своего собственного воображения. Поскольку человек не рожденный заново, живет во лжи, для него нет в конечном счете другого мира, чем его ложь. Это верно для всех не рожденных заново людей, когда епистемологическое самосознание приведет их к их логическому заключению. Марксисты попали в ловушку мира грез своей лжи; они жили в аду, а называли его райскими воротами. Верующие в демократию тоже узники своей лжи; они сотворяют через закон глубокую и дикую классовую враждебность, а называют это мир и равенство.

Равины имели право насчет ложного свидетельства: оно смерть человека, который произносит его и живет через него, смерть общества, которое терпит его, и оно вдохновляет убийство против своего ближнего. Чтобы избегнуть ложное свидетельство, общество должно прежде всего избегнуть всех ложных богов. Ложные боги порождают ложных людей и ложное свидетельство.

13. Клевета как кража

В Лев. 19:11 мы имеем другую ссылку на закон о клевете: “Не крадите, не лгите, и не обманывайте друг друга.” Гинсбург связывает это с предыдущим законом, Лев. 19:9,10, о собирании колосьев, но эта связь не совсем действительная. Ланге комментирует историческую сторону этого изложения:

Это и следующие предписания принимают обычайную негативную форму писаного закона. Восьмая заповедь там связывается с преступлениями, перечисленными в 6:2-5, и касающими лжи и обманывания других. Святой Августин здесь (Qu. 68) входит широко в казуистический вопрос об оправдании лжи при некоторых особых обстоятельствах, цитируя между прочим пример Раав. Он заключает, что не ее ложь как такой получает божественное одобрение, а ее желание служить Богу, которое на самом деле подбудило ее солгать. Хотя это возможно, явное, что закон здесь имеет ввиду не чрезвычайные и исключительные случаи, а обыкновенные дела человека с человеком. У такого закона всеобщая обязанность. Ср. Кол. 3:9.[89]

Ланге прав, цитируя Кол. 3:9,10: “Не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его, И облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его.” Девятый закон слово подстраивает истину и действительность под Богом, и отделяет мир от ложного свидетельства, от всякого бегства от действительности, и от всякого отвергания истины в царство сатаны.

Комментарий Мейрика тоже интересный:

Кража, обман, и ложь классифицируются вместе как родственные грехи (см. 6:2, где дается пример кражи, совершенной посредством лжи; Еф. 4:25; Кол. 3:9).[90]

Цитирование Еф. 4:25 тоже интересное, тем что этот стих говорит о линии разделения: “Посему, отвергнувши ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг друга.”

Совсем очевидный факт в связи с этим законом – Лев. 19:11 – то, что две формы нарушения восьмой заповеди, кража и обман, даются вместе с ложью, которая нарушение девятой заповеди. Все законы тесно взаимозависимые, потому что все они происходят от руки самого Бога, но связь между некоторыми более непосредственная, чем между другими. Форма закона устанавливает очевидную связь: кража и обман действительно включают ложное свидетельство, особенно обман. Кража есть форма ложного свидетельства, когда вор представляется владетелем украденных вещей, продает их как свои, и поступает как будто они его собственное богатство.

Другая важная связь между ложью и кражей есть что клеветник на самом деле ограбляет у человека его репутацию, его общественное положение и его душевное спокойствие. Хотя теперь клевета широко перешла из уголовного к гражданскому праву, и возмещение вреда все меньше и меньше взыскивается, исторически это было необходимой частью закона, благодаря влиянию библейского права.

Клевета сильно осуждается в Святом писании. Процитируем несколько примеров: “Устами лицемер губит ближнего своего, но праведники прозорливостию спасаются” (Прит. 11:9). “Напоминай им… никого не злословить” (Тит. 3:1,2). “Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших” (Еф. 4:29). “Не злословьте друг друга” (Иак. 4:11). “Кто разглашает клевету, тот глуп” (Прит. 10:18). “Тайно клевечущего на ближнего своего изгоню” (Пс. 100:5). Ясное, что клевета рассматривается не только как кража, но тоже и как форма убийства (Прит. 11:9). Поэтому необходимо взыскивать возмещение.

Основной закон гласит, что мы должны не произносить ложного свидетельства против нашего “ближнего” (Исх. 20:16). Слово “ближний” в древнееврейском есть rea или rach, означающее “корм или пища,” а rach появляется тоже в Святом писании как глагол “питать.” Ближний, все равно он близкий родственник или друг, враг, или просто человеческое существо, следовательно такой, которого мы должны питать, точно как и он должен питать нас. Мы питаем друг друга, мы добрые соседы и кормильцы друг друга, когда мы устанавливаем и поддерживаем правовой порядок, который кормит и усиливает нашу общую жизнь. Когда мы произносим верное свидетельство, мы кормим друг друга правдой. Нельзя никоим образом путать верное свидетельство с лестью или с утаиванием зла. Оно на самом деле означает работать вместе, чтобы поддерживать набожный правовой порядок. Клевета разрушает это взаимное питание; она разрывает жизненные связи общности, и представляет убийство и кражу, направленные как против индивида, так и против общности.

Слово ближний дает нам также внутренний взгляд на природу библейской благотворительности. Быть ближними друг другу означает организовать общество, которое кормит и питает своих членов средствами набожного правового порядка, и которое обслуживает нужды своих членов в смысле этого закона. Здесь, с уважением к Гинсбургу, мы можем признать связь между этим законом и предыдущем в Лев. 19:9,10. Законы о собирании колосьев вправду требуют от нас помогать нашему ближнему прокормиться.

Библейская благотворительность не означает наличие класса людей, получающих денежные субсидии, которые не работают, а живут как паразиты трудом других людей. Как мы раньше отметили, законы о собирании колосьев в самом деле требуют усиленную работу. Кроме того, слово ближний применяется к каждому человеку, одинаково к богатому и к бедному, т.е. не только бедного надо кормить в обществе ближних, а богатый и бедный должны кормить друг друга, работая вместе, чтобы установить набожный социальный порядок, в котором все добрые люди могут процветать.

Такое общество не может процветать, там где нет веры. Как отметил Паскаль:

Человек не ничего другое, кроме неискренности, лжи и лицемерия, как к себе самому, так и к другим. Он не желает, чтобы ему говорили правду; он избегает говорить ее другим; и все эти настроения, так противоречивые справедливости и разуму, имеют свои корни в его сердцем.[91]

Без веры люди просто начинают постепенно отражать свою павшую природу, которая живет ложью, верит в ложь, и предпочитает ложь.

Вот почему две “таблицы” закона неотделимые одна от другой. Моральный порядок покоится на теологическом порядке, поэтому человек не может долго поддерживать добрососедские отношения со своим ближним, если его связь с Богом сорванная. Как всегда правда есть порядок доброты; правда – основание и главный двигатель морального характера.

14. “Каждое праздное слово”

Если экзистенциалисты правы, тогда мы живем в мире без моральных абсолютов или без трансцендентального закона. В мире без абсолютных законов, какие бы боги ни существовали, они могли бы, вместе с людьми, давать только совет, и этот совет в лучшем случае мог бы быть только прагматическим. Тогда нет никакого закона, чтобы обратиться к нему. Следовательно о клевете такой совет со стороны богов мог бы сказать только, что у клеветника могут быть неприятности, если другие обидятся на него. В себе и вне себя она не зло; она может быть выгодной, но также может быть и гибельной.

Слишком часто, вместо того, чтобы представить библейское учение о клеветы как закон, церковь учить, что оно прагматический совет. Не удивительно, что время, обученное антиномными богословами, становится экзистенциалистским. Много осуждений сплетни и клеветы появляются в библии мимоходом. Несколько из более интересных из них следующие, интересные своим разнообразием форм клеветы, которую они осуждают:

Лук. 6:41-45. Клевета выходит из злого сердца.

Пс. 108:3. Она возникает от ненависти.

І Тим. 5:13. Отсуствие веры плюс празднота порождают клевету.

Прит. 11:9. Лицемеры склонные к клевете против справедливости.

Пс. 49:19,20. Злые так склонные к клевете, что они клеветят даже свои семьи.

Отк. 12:10. Дьявол - “обвинитель” или клеветник.

Пс. 51:4. Злые любят губить людей своей клеветой.

Прит. 10:18. Кто разглашает клевету, тот глуп.

Тит. 2:3. Старицы предупреждаются, чтобы не разглашали клевету.

І Тим. 3:11. Жены служителей церквы предупреждаются о том же.

Мат. 26:60. Христос был мишенью лжесвидетельства.

Суд. 8. Правителям грозит клевета со стороны “мерзких фантазеров” или ложных идеалистов.

Рим. 3:8; ІІ Кор. 6:8. Святой Павел был мишенью клеветы.

Пс. 37:12; 107:2; І Пет. 2:12; 3:10, 3:16; Еф. 4:31; Тит. 3:1,2; І Кор 4:13; Мат. 5:11. Святым даются инструкции об их поведении касательно ложного свидетельства.

Несколько практических эффектов клеветы цитируются как: разделение друзей (Прит. 16:28); смертельные ранения (Прит. 18:8; 26:22); препирателство (Прит. 26:20); раздор между братьями (Прит. 6:19); убийство (Ис. 30:13; Иез. 22:9).

Иак. 3:1-12. Неудержимый язык представляет злое желание властвовать над другими людьми, унижая их, и он получает “большее осуждение” или приговор, может быть по большему счету. Святой Иаков явно имеет ввиду закон.

Самая убедительная ссылка на декларацию нашего Господа: “Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда” (Мат. 12:36). Слово “праздное” дается тоже как “бесполезное” (версия Бэркли), “беззаботное” (Мофат), и “недейственное, неработящее слово” (Расширенная версия). Олфорд комментирует это слово, выявляя одно существенное значение:

Праздное может быть лучше всего подходит здесь своим более мягким и негативным смыслом, как пока еще не определенное до суда; так что декларация нашего Господа есть дедукция, “вторая предпосылка,” потому что если такое сказанно о праздном слове, тогда насколько больше заслуживает злое слово?[92]

Разберемся в этом; наш Господь объявляет, первое, что жизнь человека должна быть верное свидетельство; т.е. он должен приносить Богу хорошие плоды, потому что как существо он сотворен, чтобы производить результаты для Бога (Мат. 12:33-35). Ведь есть требование, чтобы каждый человек упражнял владычество под Богом, которое принесет свидетельство перед Богом. Второе, “праздные слова” те бесцельные такие, которые вне человеческого призвания под Богом. Их будут судить в конце, но пока человеку дается время вернуться к Богу, и обратиться от праздной жизни и от праздных слов к полезным таким под Богом. Третье, это явно подразумевает, что каждое злое высказывание, каждый пример лжесвидетельства и клеветы, должны иметь дело с осуждением сейчас, независимо сказанное оно грешником или святым. Назначенные правные агентства должны заниматься злым словом; Бог в Свое время судит каждое праздное слово. Четвертое, “Ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься (Мат. 12:37). Версия Бэркли гласит “Ибо за твои слова тебя оправдают и за твои слова тебя осудят,” перевод, который выясняет в основном связь этого высказывания с правом. Суды этого мира должны требовать с человека счет за его слова, а Бог тоже взыскивает счет с ним. Ясно показывается, что слова должны быть основным аспектом “плодов” человека, его самораскрывающей продукции, и слова, как и действия, всецело подлежат осуждению.

На этом месте обязательно выяснить, что закон против ложного свидетельства не сладкий и светлый совет. Нас не советуют быть уклончивыми в нашей речи, или льстить, ни запрещается нам говорить правду о зле, или осуждать его. Наш Господь заповедает: “Не судите по наружности, но судите судом праведным (Иоан. 7:24). Нам нигде не говорят оставить моральные нормы и суждения; нам запрещают судить по условиям личных и гуманистских критерий (Мат. 7:1,2). Христос говорил резко и остро фарисеям, и так и отзывался о них; он называл Ирода “лисой,” а Его язык был резким и сильным. Обычайный совет не говорить ничего неприятного о ком-нибудь, на самом деле есть призыв произносить ложное свидетельство; он дает поколению гуманистов плохое сознание о высказывании правды.

Итак, закон ясно представляет контекст всего библейского учения в связы с “невоздержанным языком.” Критерий сравнения – всегда закон, а не только прагматический совет. Есть будущее осуждение за жизнь в праздных словах, а должно быть и настоящее осуждение за каждое злое слово.

Серьезность закона касательно клеветы выявляется в Отк. 22:15, где те, которым отказывается гражданство в Новом Иерусалиме, называются “псами,” т.е. гомосексуалистами, “чародеями,” т.е. такими, которые практикуют магию, которые стремятся контролировать естественное и сверхестественное и играть роль богов; “любодеями,” или сексуально недобродетельными; “идолослужителями,” боготворящими ложных богов; “и всякий любящий и делающий неправду.” С другой стороны: “Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами” (Отк. 22:14).

Гуманистская эра дала однако разнузданному языку и праздному слову новую возвышенность. Злословие и клевета достаточно обычайные во все времена, но гуманистское время проявило удивительный интерес к ложному свидетельству. Гуманизм возвеличивает человека, и в каждой гуманистской эре люди имели особо ревностное желание поносить и унижать человека. Поскольку человек – бог гуманизма, грешные люди специально наслаждаются свержению этого нового бога, слушая мерзкие и порочные сплетни о выдающихся людях.

Колоны сплетен в газетах играют важную роль в гуманистском обществе. В каждое время существует любопытство насчет жизни великих мужчин и женщин, и выдающихся личностей. Но в двадцатом веке этот интерес постепенно все более связывался с новой сценой, с миром театра, с выскочками, с людьми с дурной славой, с преступниками, многие из которых считались знаменитостями, при этом наслаждение извлекалось из сообщений о скандалах, верных или придуманных, касающих важных персон. Вильям Рандолф Хэрст, известный газетный издатель, выразил свою личную неприязнь к Уолтэру Винчелу, и приказал, чтобы его персонал “Держал его дальше от меня,” но он использовал его выгодно, чтобы увеличить интерес читателей.[93] Молва сделала Винчела богатым и важным человеком. Согласно МакКилви, Винчел, человек с сомнительным значением, имел в прошлом любопытную протекцию:

Его ценная жизнь, когда-то ревностно охраняемая телохранителями, назначенными его друзьями Оуни Маден и Лаки Лучиано, в последнее время наблюдается агентами, оплачиваемыми Федеральным бюро для расследования, назначенными его другом Дж. Едгаром Гувером.[94]

МакКилви цитирует забавный случай в 1934 году, когда агенты ФБР и стрелки Капоне составляли почетную стражу Винчела: детективы Чикаго тоже были частью специальной защиты, которую получал Винчел. Наверное, его охраняли от народа?[95]

Видные американцы искали расположение Винчела, такие люди как Герберт Байард Суоп, М. Линколн Шустер, Бэртон Раско, Хейвуд Браун, Александр Уолкот, Алис Дуер Милер и другие.[96] Винчела атаковал однако Мартин Пю, редактор журнала Издатель и публицист.[97] Сегодня с значением Винчела покончено, но не и с гуманистском рвением к сплетням.

Гуманизм возвеличивает человека, и следовательно человеческие мотивы. Например, если существует конфликт между истиной и желаниями людей, жертвуется истина. Важный пример об этом есть случай с доктором Фредериком А. Куком, который 21 апреля 1908 года стал первым человеком, достигнувшим Северный полюс. Год позже гражданский инженер американского флота Роберт Е. Пири достиг полюс 6 апреля 1909 года. Пири начал кампанию чтобы дискредитировать Кука, к которой присоединились высокопоставленные люди.

Позднее Кука заключили в тюрьме за срок в четырнадцать лет и девять месяцев в Ливенворте, и оштрафовали 12,000 долларов за предполагаемое мошеничество с нефтью в компании, где он работал слежащим и геологом. В самом деле нефтянное поле было уже разработанное и стало “одной и самых продуктивных нефтянных и газовых областей Техаса и Арканзаса.” Кук, самый большой отдельный инвеститор, не получал ни зарплаты, ни комиссионных, ни прибыли. Судья Джон М. Килитс из Толедо, Охайо, произнося приговор, обратился к доктору Куку словами, которые останутся как образец несправедливости:

Это один из случаев, когда Ваша особая и убедительная гипнотическая персональность подвела Вас, ведь так? Наконец Вы достигли место, где не сможете больше обманывать никого. Вы достигли до горы, и не смогли подняться на высоте; она Вам не под силу. Сначала был Анания, потом Макиавели; двадцатый век произвел Фредерика А. Кука. Бедный Анания, его забыли, и Макиавели тоже – у нас есть Фредерик А. Кук.

Кук, это Ваше дело, и эта Ваша концепция, и это Ваше исполнение, так чертовски уродливые, что я знаю, что люди, защищавшие Вас, делали это с платочками на носах, потому что Вы воняли до небесах. Я хотел бы иметь возможность поступить с Вами так, как я мог бы, как я считаю нужным поступить с Вами. Я хотел бы не быть ограниченным некоторыми конвенциями, которых я считаю ошибками... Я не думаю, что Вы должны выйти на свободу вообще; Вы опасный.

Бессомненно, Вы спрятали эти нечестные выигрыши подальше.

. . . Я не вижу как какой-нибудь живой человек, который хотя был немножко ценил нормы приличия и честности, мог бы предложить, чтобы Вы задержали один цент из них… потому что каждый цент ограблен от сирот и вдов, и от доверчивых старых людей; людей на дне бедности; людей, озабоченных о том как приобрести деньги, чтобы обеспечить себе приличные похороны…

Боже мой, Кук, есть ли у Вас чувство о приличии вообще, или Ваше тщеславие так непроницаемое, что Вы не отзываетесь тому, что должно вызвать у Вас приличие? Не посещают ли Вас призраки по ночам? Можете ли Вы спать…

Какая польза говорить Вам? Ваша наглость, суетность и нервы так изумительные, холодные как сталь, так глухие к доводам, твердые как алмаз к тому, что я должен сказать, что единственное удовлетворение, которое я получаю, говоря это, состоит в том, что я знаю, что даю гласность чувствам порядочных людей Техаса без никакого сомнения; тех из них, у которых хватило ума не поддаться тому, которое некоторые из этих глупых людей называют Вашей персональностью. Я не знаю где она. Они называют это “персональностью” независимо это лицо игрока в покер ли, или ложное лицо...

Странно… что служители обвинения посоветовали мне не быть так жестким к Вам. Это мое собственное расположение и мое отвращение к такому плуту, как Вы…[98]

Любопытное в связи с этими замечаниями то, что их записали; может быть важность судебного процесса сделала полную запись обязательной. Однако каждый, который проводил время в судилищах, наблюдая процедуры, признает надменность, презрение, и вид непогрешимости, которые характеризируют всех слишком много гуманистских судьей. Большинство людей не поверило бы настоящему представлению многих процедур.

Претензии доктора Кука признали действительными, но учебники все еще не отмечают его как открывателя Полюса, ни цитируют его многие великие достижения. Доктор Кук сделал ошибку обойти достижение Пири, служащего федеральному правительству.

Жизни братьев Райт были огорченными подобным образом нежеланием федеральных властей дать им приоритет о первом успешном самолетном полете. Братья Райт грешили в том, что были независимыми, а не частью федерального агентства или академичного мира. Приоритет приписывался работе С. П. Ленгли, федеральный служащий из персонала Смитсонианского института, и чтобы поддержать эту претензию прибегли к обману. Некоторые справочники и сегодня дают приоритет Ленгли, а братьев Райт отсылают на вторую позицию.

Ничего из этого не должно удивлять нас. Когда государство отвергает Бога, оно отвергает принцип истины. Оно неизбежно возвеличивает себя на место Бога, а потом лжет, чтобы поддерживать свою власть и свой престиж.

Американцы часто забавляются, когда читают как Советский союз претендовал, что автомобиль, телефон, и другие изобретения появились впервые в России. Нет ничего не логичного насчет этих претензий, хотя они ложные. Если Соединенные штаты исказили историю чтобы облагодетельствовать федеральных служителей, почему не должен СССР исказить историю, чтобы предъявить претензии в пользу своих граждан? Цель не истина, а власть и престиж.

Гуманистское время не желает увидеть свои ошибки, или признать свое радикальное зло. Святой Алфонс де Лигуори очень любил музыку безнравственных музыкхоллов в Неаполе этих дней. Чтобы наслаждаться музыкой и не быть ответственным за наблюдение за сцены, он нашел такое средство: будучи рядом, он снимал свои очки сразу как садился в ложе, в сторону от сцены. Слабая струнка Лигуори – большое наваждение гуманизма: он притворяется, что не видит свои ошибки, которые раскрывают его радикальную вину и зло. Он склонен произносить ложное свидетельство насчет себя, поэтому он с готовностью будет произносить ложные свидетельства насчет других. Его праздные слова скоро надо осудить. Его надежды надо разрушить.

Гуманизм бредит об единстве, единстве человека, но вместо этого он приносит для разъединения человека. Святой Бернар из Клерву в своем труде О рассуждении (1152) противопоставляет коллективное единство органическому единству. Коллективное единство можно получить, нагромождая камни вместе; органическое единство существует, когда многие члены состовляют одно тело, в котором вещи или личности – члены друг друга.

Единство, которое достигает гуманизм, коллективное, и оно нарушает настоящее единство, возможное только в Христе, который приносит свидетельство об единственном истинном единстве. Если Христос не питает нас, мы не можем питаться. Каждое слово гуманизма – “праздное слово.”

15. Суды испытанием и закон природы

У суда испытанием долгая и значительная история в правовых системах многих наций; он присуствовал в примитивных традициях, в арабских и исламских культурах, среди вавилонян, келтов, китайцев, греков, индусов, бирманцев, иранцев, малгашев, римлян, славян и тевтонцев. Он использовался тоже и в течении Средних веков.

Суд испытанием подвергал обвиняемого ужасному физическому испытанию, такое как окунуть руку в кипящую воду, выпить яд, держать раскаленное железо и т.п.; повреждение доказывало вину. В Западной Африке испытание было предпочитанным методом суда.

У испытания была и оппозиция. Коран запрещает его. Римское право избежало его в целом, хотя оно задержалось долгое время среди римлян. Оно было однако обычайным среди келтов, тевтонцев, и славян, которые ответственные за его использование в Средних веках. Церковь противопоставлялась ему; глава 18 четвертого Латеранского Собора в 1215 году исключила духовенства от участия в испытаниях. Норманские короли Англии строго противопоставлялись ему, и нет данных об его использовании после царствования Джона.[99]

По существу испытание подразумевает веру в природу как норматив. Верилось, что испытание, или суд испытанием приведет к естественной реабилитации невинного и к разоблачению виновного. Такое судебное испытание иногда было психологически действителным. Например, некоторые африканские племена предпочитали испытание ядом; невинный, уверенный в оправдании, сразу получал рвоту от отвратительного яда, пока виновный был неспособным извергнуть его из-за напряжения и страха, и умирал. Таким образом сохранились данные об ограниченных успехах суда через испытание.

Его основная предпосылка однако нездравая, и его главный результат по необходимости тоже нездравый. История таких несправедливостях долгая, но это не наше дело. Вопрос скорее всего имел ли место суд испытанием в библейском праве?

Единственный пассаж в Святом писании, который как будто показывает некоторый вид суда испытанием – это суд о ревности, Числа 5:11-31. Келсен был строгим в своем отрицании этого закона как “сильно отталкивающий.”[100] Селбие, с другой стороны, признавал, что здесь есть различие: “Очевидно, что эффективность описанного испытания рассматривается всецело как результат божественного вмешательства; использованные средства испытания были безвредными.”[101]

В этом сердцевина проблемы. Суд испытанием требовал, чтобы природа освободила невинную страну чудесным вмешательством; природа – норматив, а природний закон совершенный, в этом основа суда испытанием. Как результат обвиняемый принимал яд, или опускал руку в кипящую воду, на основе предположения, что природа защитить невинного.

В библейском законе о ревности не природа, а Бог есть судья. Проглощались святая вода и зола, невероятно, чтобы они причинили какой-нибудь вред. Вода и земля с пола скинии представляют святость Бога. Наказанием за преступление жены (т.е. ее сексуальная вина) был серьезный недуг ее воспроизводительных органов; если была невинной, она была благословенной плодовитостью. Этот ритуал использовался, когда другие доказательства о супружеской измене полностью отсуствовали, но подозрение оставалось. Таким образом этот закон связан с Втор. 22:13-21 и наказание супруга было тем же. Можно найти некоторые доказательства в значением древнееврейского слова для “горькость,” что имеется ввиду “потенциально фатальный эффект воды.”[102]

Интересное тоже открывание головы жены во время ритуала (Числ. 5:18), т.е. “не только снятие покрывала головы, но таже и оставление волос свободными и взъерошенными (ср. І Кор. 11:5-10).”[103] Во время суда символы подчинения ее супругу и надлежной власти отстранялись от нее, чтобы символизировать осуществление суда. Если она была невинной, и ревность ее супруга неосновательно лишала ее должной власти и защиты, тогда она восстановляла навсегда свой авторитет и поддержку, а ему не позволялось никакое право на развод (Втор. 22:19).

Прелюбодеяние включает больше, чем только взаимоотношение между мужчиной и женщиной, вот поэтому и суд не ограничивает свое решение только до мужа и жены. Муж должен сделать приношение в течении части судебного разбирательства (Числ. 5:25), чтобы символизировать факт, что обе преступления – прелюбодеяние и ревность, представляют нарушения Божьего порядка.

Вернемся к контрасту между испытанием и этим Божьим законом. При испытании природа есть норматив, непогрешимый, невинный, и поэтому злодей отвергается. При библейском законе человек и природа одинаково павшие, и поэтому они не норматив, а оба находятся под судом. Только прямое вмешательство Бога делает испытательный суд над ревностью эффективным.

Для испытания природа – источник закона, потому что закон – продукт природы и следовательно он неизбежный при каждом противопоставлении природе. (Доктрина о поэтической справедливости связывается с этой концепции об испытании и представляет утонченную версию его.)[104] С этой точки зрения осуждение происходит от природы и в конечном счете природа исправляет каждое зло.

Суд испытанием исчез в Европе в течении Средневековья, но не и вера в испытание. Концепция о природном законе наследила испытание как представитель веры в природу. В свою очередь концепция о природном законе открыла дорогу позитивизму в праве, который рассматривал государство как источник закона и следовательно норматив.

В смысле библейского права суд испытанием не имеет место и является всецело чужим его декларации о суверенитете Бога. В библии нет такого термина как “Природа.” Не Природа, а Бог есть источник всех природных явлений. “Природа” – просто коллективное название некоторой неподлежащей коллективизации реальности; миф о природе есть продукт еллинистской философии.[105]

Если природа есть норматив, тогда человек тоже, как часть мира природы, становится нормативом в такой степени, в какой он “природный.” Это основное для Руссо и для экзистенциализма, и для веры в демократию, в божественность обыкновенного человека. Сегодня есть широко распространенная вера со стороны многих людей, что они квалифицированные действовать как агентства правосудия, именно потому что они представляют нижние уровни общества. Например студенты, потому что они молодые, верят что они несут специальную и свежую мудрость, чтобы произноситься по проблемам. Негры, потому что они ниже по социальной шкале, все более вдохновляются мистикой естественности и примитивизма. Обыкновенные рабочие часто убежденные, что они единственные знают как надо управлять делами. В Аризоне 4 июня 1970 года водитель хлебозаводского грузовика похитил авиалайнер и потребовал 100 миллионов долларов, прежде чем ФБР успело арестовать его. Его поведение после ареста описывается как надменное и вызывающее. Этот безработный шофер, до его ареста, передал по радио такое послание президенту Никсону и Государственному департаменту: “Вы не знаете как считать деньги, и вы не знаете даже правила закона.”[106] Эта лекция “о правилах закона” происходила от человека, угрожающего убить пассажиров и персонала, и уже совершившего кражу и похищение. Тот самый 49-и летний мужчина потерял свою работу семь лет раньше.

Б. судил Профсоюза шоферов, когда он не поддержал его в споре с его работодателем. Верн Кейс, секретарь-казначей местной организации 274, сказал что неприятности Б. проистекли от его чувства, что “он единственный знает как руководить компанией.”[107]

Его жена защищала его, говоря: “Он человек, который верит в свою страну. Он верит в то, за что он воевал во время Второй мировой войны, а теперь посмотрите что они сделали с ним.”[108] Никакое чувство вины не выражается здесь, а только вера в “правду” обыкновенного человека и в его мнение. Основанием для такого мышления является принимание природы как норматив.

Библейская точка зрения и закон отрицают, что природа или человек могут быть нормативами. Ни обыкновенный человек, ни аристократия, ни интеллектуалы, не достойные доверия. Все без исключения грешили, и все одинаково находятся под Божьим осуждением, если не родились заново в Христе (Рим. 3:9-18). Не человек, а Бог и закон Божий составляют норматив, и Его закон должен быть критерием об осуждении. Суд о ревности есть закон, который говорит ясно против целостного принципа суда испытанием.

Одна из книг Талмуда, Sotah, широко посвященная суда о ревности. Суд эффективный только тогда, когда муж невинный, и этот суд отменили в первом веке нашей эры, потому что прелюбодеяние со стороны супругов стало слишком обычайным.[109] Суд был недействительным, если муж сожительствовал со своей женой после отправления обвинения и до суда. Некоторые равинские комментаторы видели ссылку на этот закон в Пс. 108:18. Sotah выясняет, что необходимо что-то больше, чем ревность, чтобы начать судебное разбирательство. Должны быть данные о слишком близкой связи жены с другим мужчиной; муж должен был отправить предупреждение против этой связи. Тогда к данной ситуации ставился вопрос: была ли эта связь невинной или виновной? Был ли муж неосновательно ревнивым, или его подозрения имели основания? В таких случаях не существовали никакие свидетельства о злодеянии, но с другой стороны одни чувства со стороны супруга не были достаточными основаниями; только существующая связь, невинная или нет, была основанием для его жалобы.

Равины связывали и прелюбодеяние, и клевету, с надменным духом. Один равин заявил:

Каждый человек, у которого есть надменность духа, Святой Единственный, будь Он благословен, заявляет, Я и он, мы оба не можем жить вместе в мире; ибо сказано: “Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню; гордого очами и надменность сердцем не потерплю” (Пс. 100:5) – читай не “его” (Я не потерплю), а “с нем” Я не могу (жить). Есть некоторые, применяющие это учение и тем, которые говорят клевету; потому что скадано: “Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню.[110]

Таким образом суд о ревности был радикально различным от суда испытанием и в контрасте с ним. Некоторые ученые произносят худший вид ложного свидетельства насчет закона о ревности в Числ. 5:11-31, заявляя, как например Банкс, что “Проистекающая практика суда испытанием на Западе основывалась на институции Ветхого завета.”[111] Когда пренебрегается существование суда испытанием в языческой Европе, а библейское право обвиняется в применении враждебного ему испытания, то в таком случае мы в праве видет радикальную враждебность Богу и Его закону-слову.

Согласно Тейлору, испытание в некоторых случаях “связывается тесно с присягами, так что они взаимно проникаются.”[112] В этом есть некоторая доля правды. И испытание, и присяга, призывают проклятие или благословение, в зависимости от праведности человека под присягой. Присяга, однако, оставляет верховное суждение Богу, или Его назначенным судам юстиции, когда откроется лжесвидетельство, пока испытание поддерживает, что природа немедленно подтвердит правду или ложь присяги в связи с требованием осуждения по данному обвинению. Таким образом наблюдается совсем реальное подобие, как и замечательное различие. Клятва в смысле библейского права предполагает верховный и непогрешимый суд Бога. Клятва и испытание в языческом праве предполагают непосредственный и непогрешимый суд природы. В таком смысле они взаимно исключаются и находятся в радикальном противоречии.

Последнее слово о законе о ревности. Один интересный комментарий Sotah выясняет, что суд не совершается, ни сверхестественное вмешательство Бога сбывается, когда мужчина не свободен от несправедливости. Тогда “вода не испытает его жену.” Основание об этом содержится в Святом писании, Ос. 4:14: “Я оставлю наказывать дочерей ваших, когда они блудодействуют, и невесток ваших, когда они прелюбодействуют, потому что вы сами – на стороне блудниц и с любодейцами приносите жертвы, а невежественный народ гибнет.”[113] Тогда его судьба – осуждение.

16. Судьи

В каждом гражданском порядке одна из самых важных позиций это позиция судьи. Суды по закону не могут представлять никакое реальное правосудие, если судья и его служба несовершенные по природе и им не хватает авторитета. Чтобы социальный порядок преуспевал и обеспечивал своего народа стабильностью и миром, необходимо первое, чтобы государство прежде всего требовало от всех людей, имеющих серьезные жалобы, относить их к суде. Людям нельзя позволять брать закон в свои руки. Хотя гражданство важное и основное для осуществления закона и правосудия, оно не может идентифицировать себя с законом, не уничтожая при этом закон. Закон превосходит людей, и он взыскивает агентство, отдельное от людей, и независимое от их частные и личные чувства.

Второе, суды по закону должны располагать властью государства, чтобы проводить в жизнь свои постановления, иначе превалирует анархия. Каждое решение суда не понравится хотя бы одной стране. Вопреки тому, что суд никогда не может быть непогрешимым, решения суда должны защищаться, а возражение против его решения надо делать в структуре судов, не вне их, ни против них, иначе превалирует анархия.

Третье, суд должен представлять трансцендентальную концепцию о законе и правосудии, о стандарте вне человека и над человеком, о правовой структуре, хотя иногда и ошибочной, но происходящей от Бога. Целостная идея о суде и о судье подразумевает превосходство: чтобы получить правосудие, необходимо что-то больше, чем победа более сильного судящегося или более сильной страны. Если судья и суд представляют политическую партию или идею, или класс, или касту, вместо обеспечивание необходимого превосходства суда, они просто умножают первоначальное зло, удваивая его. Если власть имущий и злой человек, класс или группа могут лишить невинного человека его собственностью, или каким-нибудь образом оскорбить его, зло удваивается, если они могут заповедать государству помочь им в их краже. Тогда правосудие становится более трудным. Подобно этому, если при демократии массы бедных могут использовать суды, чтобы обманным способом отнимать имущество преуспевающих, в таком обществе правосудие тоже слабое. Суд должен превосходить страсты дня . Он должен представлять правовой порядок, который судит весь социальный порядок, а это возможное только если судьи представляют Бога, а не народа или государства.

Это значит, четвертое, что не выбор или подбор судьей действительная проблема, а их характер и вера, и характер и вера гражданства вообще. В Соединенных штатах федеральные судьи обычно назначаются, а штатские судьи нормально избираются. Оба метода определяют свою квоту из верховных судьей и из нижестоящих судьей; метод выбора не ошибочен и в основном не существенный. Действительная проблема состоит в религиозных стандартах дня. Если социальный порядок характеризируется сильной верой, судьи обычно возвышенные люди; если преобладают релятивизм и прагматизм, суды и судьи отражают это. Качество судьей и судов не продукт методологии.

Установление степенной системы судов в Израиле было прагматичным; это был мудрый совет Иофора, предназначенный освободить Мойсея от тяжести судебных разбирательств (Исх. 18:13-16). Степенные суды должны были управлять десятью, ста и тысячами израильтян (Исх. 18:21). Многие принимают, что эта ссылка на десятичную структуру, и на основную единицу из десяти, относится к десяти человек.[114] Поскольку основная управленческая структура Израиля была через семью (и отсюда через родов из семьей), спокойно можно заключить, что десятки относятся к десяти семьей. На каждых десять семьей назначался один судья, чтобы заниматься мелкими вопросами, и чтобы относить другие случаи к высшестоящей юрисдикции.

Мойсей выяснил цели судов по закону: “народ приходит ко мне просит суда у Бога: Когда случается у них такое дело, они приходят ко мне, и я сижу между тем и другим, и объявляю уставы Божии и законы Его” (Исх. 18:15,16). В этом он отражает намерение Божие (Втор. 16:18). Раньше мы ссылались на гражданскую пятьдесятницу, когда Бог исполнил гражданских служителей Израиля Своим Духом, чтобы показать, что они пророки Бога, призванные говорить от имени Бога в службе правосудия (Числ. 11:16).

Каждая реформация в Израиле включала отчасти возвращение к пророческой природе гражданской службы. Именно осознавание этого факта руководило протестантскими реформаторами, как и средневековными реформаторами в церкве, чтобы адресовать свои призывы о реформации и к церкве, и к государству. Реформа Иосафата включала именно такой шаг. После союзения Иосафата с Ахавом, в стремлении через коалицию усилить себя против Сирии, пророк упрекнул его. Ииуй, сын Анания, прозорливец, заявил: “Следовало ли тебе помогать нечестивцу, и любить ненавидящих Господа? За это на тебя гнев от лица Господня” (ІІ Пар. 19:2). В признании что единственная настоящая защита не безбожный союз, а вера и справедливость, Иосафат реформировал суды, инструктируя судьей: “смотрите, что вы делаете; вы творите не суд человеческий, но суд Господа: и Он с вами в деле суда. Итак да будет страх Господен на вас: действуйте осмотрительно; ибо нет у Господа, Бога нашего, неправды, ни лицеприятия, ни мздоимства” (ІІ Пар. 19:6,7).

Следовательно, ясное что служба судьи есть теократическая служба; служитель объявляет слово: судья применяет его к конфликтам жизни. Если судья представляет класс или партию, а не Бог и Его закон, в жизнь нации вторгается радикальное извращение. Поскольку человек – грешник, даже самый набожный из судьей будет грешить и ошибаться, но благодаря его вере, он будет руководиться законом-словом Бога и Его Святым Духом. Безбожный судья, не имея такого стандарта, естественно будет чей-то сторонником: он поставлен там, чтобы представлять фракцию или класс. Поэтому для него логичное принимать подкупы, хотя это зло: он там, чтобы представлять человеческую мощь, а не закон Божий и Его праведность. Итак, в смысле библейского права, хотя для судьи брать взятки есть преступление, для человека давать подкуп судье не преступление. Судья грешит против своей службы; человек, дающий ему подкуп, действует реалистично в данной ситуации. Если кусок мяса, брошенный рычащему и опасному псу позволит человеку пройти безопасно, он бросит мясо и избавит себя.

Набожный судья предупреждается против взяток, лжесвидетельства и неверного правосудия (Исх. 23:6-8; Лев. 19:15; 24:22; Втор. 1:12-18; 16:18-20; 25:1; 27:25). Он только вторично служащий государства; прежде всего он служитель Бога. Если судья не представляет Божьего правового порядка, он в конечном счете политический наемник и инструмент, чья работа есть защищать сильных дня, поддерживать статус-кво, и в ходе того постилать пухом свое гнездышко. Безбожных судьей надо бояться и ненавидеть: они представляют особо опасную и безобразную форму зла, а их злоупотребление службой есть смертельный рак для каждого общества.

17. Ответственность судьей и правителей

Одна из основных предпосылок библейского права появляется в законе центральной важности. Согласно Втор. 21:1-9, судьи и правители ответственные за исправление всякого зла, независимо нашли ли виновного или нет:

Если в земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе во владение, найден будет убитый, лежащий на поле, и неизвестно, кто убил его: То пусть выдут старейшины твои и судьи твои, и измерят расстояние до городов, которые вокруг убитого; и старейшины города того, , который будет ближайший к убитому, пусть возьмут телицу, на которой не работали и которая не носила ярма, и пусть старейшины того города отведут сию телицу в дикую долину, которая не разработана и не засеяна, и заколют там телицу в долине; и придут священники, сыны Левиины; и все старейшины города того, ближайшие к убитому, пусть омоют руки свои над головою телицы, зарезанной в долине; и объявят и скажут: “руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели; очисти народ Твой, Израиля, который Ты, Господи, освободил, и не вмени народу Твоему, Израилю, невинной крови.” И они очистятся от крови. Так должен ты смывать у себя кровь невинного, если хочешь делать доброе и справедливое пред очами Господа.

Заметки некоторых из комментаторов интересные в связи с подробностями этого закона:

Убийство животного не искупительное жертвоприношение, и следовательно нет никакого убивания и проливания крови; но как ясно показывает способ смерти, а именно закалание, оно было символическим исполнением наказания, которое должен понести убийца, над животном, замещающем его... Если убийца обнаруживался впоследствии, конечно смертельное наказание, понесенное животным вместо него, просто потому что самого преступника не нашли, все-таки упадет на него.[115]

Согласно Манли:

Шестая заповедь учит, что жизнь человека священная, а теперь Мойсей говорит, что убийство можно выкупить… Раши комментирует: “Годовалая телка, которая не приносила плод, должна прийти и быть обезглавленной на месте, которое не приносило плоды, чтобы искупить убийство человека, кому они не позволили принести плод.” Идеи об искуплении и очищении сочетаются, и обе оказывают на Распятие (Евр. 9:13).[116]

Анализируя смысл этого закона, выявляются несколько вещей, имеющие существенное значение. Первое, вся общность ответственная за исправления зла, совершенного в ее юрисдикции. Это один из аспектов полицейской власти гражданства. Как отметил Райт:

Преступление не только частное дело между индивидами. Вся общност несет ответственность, как и неизвестный убийца. Следовательно необходимо, чтобы общность признала этот факт, и действовала чтобы заслужить божественное прощение.[117]

Второе, если общность не может найти виновную страну, тогда она должна принять меры, чтобы все-таки исправить зло, или иначе она становится виновной, вместе со своими судами и правителями. Смысл церемонии в том, чтобы “смывать у себя кровь невинного” (Втор. 21:9). Только в этом смысле есть коллективная вина. Однако, те которые не в состоянии работать, чтобы установить Божие требование о возмещении, индивидуально виновные, даже хотя они насчитывают миллионы, пока те, которые поддерживают принцип возмещения, освобождаются от индивидуальной вины. Таким образом коллективная вина по существу индивидуальная. Есть однако коллективное осуждение нации или общности от руки Бога.

Третье, это практика прецедентов, и этот случай надо понимать в смысле его главного принципа – возмещения. Этот закон ясно подтверждает, что преступление надо искупить, и исправить зло. Если надо расчитываться с Богом, тогда надо тоже расчитаться с человеком: принцип возмещения тотальный и он требует возмещение в каждой области. Символическая смерть убийцы означает, что общность верит в обязательное восстановление праведного порядка.

Это приводит нас к принципу о возмещении за убийство. Мы уже исследовали возмещение с нескольких точек зрения; теперь надо извлечь дальнейшее применение его. Один из аспектов закона о возмещении за убийство, это смертная казнь. Другой аспект есть денежная компенсация, которая появляется в Исх. 21:30-32. Личная собственность убийцы подлежит конфискации (но не и эта его жены), чтобы продать ее и компенсировать родственников погибшего. История библейского права, как она использована в истории, показывает что у преступление может быть двойное наказание, в зависимости от его сущности. Например в средневековных судах несостоятельность заплатить договоренный долг означала не только обязанность выполнить оплачивание, но также и наказание за лжесвидетельство на суде, потому что нарушение договора об оплачивании представляло ложное свидетельство.[118]

Когда общество арестовывает преступника, его долг пред Богом есть взыскивать возмещение; когда оно не успевает арестовать преступника, долг сделать возмещение все-таки остается. Государство должно во всех этих случаях сделать возмещение из специально предназначенных для этого фондов, которые пополнялись бы средствами от налогов или штрафов.

Ясное, что Божие намерение есть исправить каждое зло. Когда преступника не могут арестовать, государство или общность должны сделать искупление и возмещение. Смысл искупления есть просто возмещение; искупление подразумевает возмещение в более общем смысле: в связи с Богом и со всей Божей действительности.

Этот принцип входил в Западном праве. Например Валлер писал, имея ввиду Британию:

Замечательно, что и в наше время самое эффективное средство против беззаконий, виновников о которых невозможно раскрыть, есть штраф против района, в котором они происходят.[119]

Отсуствие такого закона сделало многих областей Соединенных штатов выгодными районами для преступности. Убийство, кража, и другие преступления процветают в этих областьях на пользу коррумпированных чиновников и бизнесменов, и без никакого наказания со стороны какого-нибудь закона о возмещении. Такой закон привел бы скоро к прагматичной моральной виновности. Настоящий союз судов, общественных служителей, и бизнесменов, поддерживающей преступность, потому что она выгодная им, не мог бы больше существовать, когда возмещение взыскивается в любом случае.[120]

Четвертое, надо отметить присуствие священников на судах. Иосиф Флавий записал факт, что левиты регулярно назначались на всех судах как часть подразумевающихся требований Мойсеевского закона:

Пусть будут семь мужчин, которые будут судить в каждом городе, и эти были среди самых ревностных в упражнении добродетельности и праведности. Пусть у каждого судьи будут двое служителей, определенных ему от колена Леви. Пусть те, которые избранные судить в нескольких городах будут в большом почете; и пусть никому не будет позволено бранить других, когда они присуствуют, ни обращаться наглой манерой к ним; должно быть естественным, что почтение к этим из высших служб среди людей, будет внушать у людей страх от Бога и почтение к Нему. Пусть тем, которые судят, будет позволено решать как они считают правильным, если бы никто не мог показать, что они берут взятки, извращая правосудие, или не мог выдвинуть другое обвинение против них, из которого было видно, что они вынесли несправедливое решение; потому что не подходит, если дела открыто решались, имея ввиду выгоду, или достоинство истца, а чтобы судьи должны были оценивать что правое прежде всего; иначе Бог будет унижен этим, и поставлен ниже тех, страх от чей власти причинил несправедливое решение; ибо правосудие есть власть Бога. Поэтому тот, который облагодетельствует имеющих великое достоинство, полагает их более сильнымы, чем сам Бог. Но если эти судьи неспособные выносить справедливое решение по делам, представленным им, (который случай не редкий в делах человеческих), пусть они отправят дело нерешенным в святой город, и там пусть главный священник, пророк, и синедрион, решат, как им покажется лучше.[121]

При решении и применении закона эти левиты были авторитетными; гражданские судьи занимались виновностью преступника и выслушиванием свидетельств, а левиты занимались специфичной природой и применением закона.

И через их слово должны были присуждаться все противоречия и побои; буквально, И поступи по слову, которое они скажут тебе, т.е. через их суждение должно решить дело, и как они решать, так и надо исполнить (ср. 10:8; 17:8-11). В настоящем случае присуствие священников на процессе придает ему санкцию как действительный.[122]

Пятое, мы видели в связи с судом о ревности, что согласно Ос. 4:14, когда вина становится преобладающей, специфичное осуждение Бога над виновными женами заменяется всеобщим осуждением. Церемония с зарезанием шеи телицы исчезает приблизительно в одно и то же время с судом о ревности, в первом веке нашей эры. Согласно Талмуду:

Наш Учитель учил: Когда убийцы умножились, церемония с зарезанием шеи телицы прекратилась, потому что она исполнялась только в сомнительных случаях; но когда убийцы умножились открыто, это церемония прекратилась.[123]

В каждой культуре, где специфичное осуждение проваливается, там следует всеобщее осуждение. Осуждение неизбежное там где есть преступления. Если преступника не приводят к суду, и не требуют возмещение с него, тогда гражданский порядок должен сделать возмещение. Справедливые требования Бога об искуплении, великого Господа и владетеля всех людей и всей земли, как и справедливые требования пострадавших людей, должны удовлетворяться. Если они не удовлетворяются, тогда следует верховное Божие осуждение над социальном порядке в целом.

Христовое искупление Богу есть Его акт возмещения за Его новое человечество; через Свое совершенное повиновение Божьему закону, и через Свою смерть вместо избранных, Христос отдал возмещение за Своих людей. Те, которые из расы Господа, новое человечество, будут давать возмещение между человеком и человеком, как их ответ Божьему милосердию. Люди, у которых нет искупления перед Богом через Христа, не будут делать искупление к людям.

Церкви, которые христианские только по имени, не будут проповедовать возмещение, ни будут исправлять зло. Их ответ их собственным проблемам прагматический. Если светские чиновники морально злые, но важные люди, пастор переводится на новое место, чтобы избежать конфликт. Если пастор морально виновный или не подходит для служения, его все-таки слишком часто переводят, а слишком редко увольняют. Обычно цель не возмещение, а безопасность институции.

18. Суд

Закон об искуплении за все преступления (Втор. 21:1-9) выясняет участие левита, т.е. эксперта по Божьему закону, теолога, на гражданских судах. Йосиф Флавий подтверждает факт, что история Израиля замечательная этим фактом, т.е. что суд – религиозное учреждение. Присуствие священников или левитов не означало смешивание церкви с государством: оно значило скорее всего полное проникновение церкви в государство, как и во всякую другую институцию, через власть Божьего слова. Вопросные левиты были экспертами по Божьему закону, юристами. Частое упоминание об юристах в Новом завете было именно о тех экспертах, которые были членами суда. Закон требовал так:

Если по какому делу затруднительным будет для тебя рассудить между кровию и кровию, между судом и судом, между побоями и побоями, и будут несогласные мнения в воротах твоих: то встань и пойди на место, которое изберет Господь, Бог твой, И приди к священникам левитам и к судье, который будет в те дни, и спроси их, и они скажут тебе, как рассудить. И поступи по слову, какое они скажут тебе, на том месте, которое изберет Господь, и постарайся исполнить все, чему они научат тебя. По закону, которому научат они тебя, и по определению, какое они скажут тебе, поступи, и не уклоняйся ни направо, ни налево от того, что они скажут тебе (Втор. 17:8-11).

Исключительно важный комментарий по этому закону сделал Валлер:

Не достаточно отметить, что это определяет связь между Церковью и библией с того времени, когда Закон . . . был отдан Церкве, и что эта связь между Церковью и библией остается той же и по сей день. Единственная власть, посредством которой Церковь (Израиля или Христа) может “связывать” или “разрешать,” есть писаный Закон Божий. Связывание (или запрещение) и разрешение (или позволение) равинов – власть, которую наш Господь возложил на Свою Церковь – было только применение Его писаного слова. Равины признают это с одного конца Талмуда до другого через обращение к Святому писанию, которое делается на каждой странице, иногда почти на каждой строке. Применение часто странное и причудливое; но это не меняет принцип. Писаное слово есть та цепь, которая связывает. Никакие меняющиеся отношения между исполнительной и законодательной властью не меняют принцип.[124]

Таким образом становится ясным, что наш Господ ссылался на этот закон, когда Он говорил о связывании и разрешении:

И Я говорю тебе: ты Петр (камень), и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеет ее; и дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешить на земле, то будет разрешено на небесах (Мат. 16:18, 19).

Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе (Мат. 18:18).

Не наше дело дискутировать доктрину о церкве здесь, но хотя бы ясно, что “ключи царства” неотделимые от закона, и от верного объявления закона. Можно сказать действительно, что “ключи царства,” которые связывают и разрешают – это закон; церковь, созданная как Новый Израиль Бога, новый заветный народ, таким образом тоже получила Закон как средство управлять Новым Израилем, граждански и духовно. Следовательно ключи не епископская или папская власть сама по себе, ни частная интерпретация: они закон как единственный инструмент настоящей власти под Богом, власть осуждать и оправдывать, связывать или разрешать. Когда церковь пытается связывать или разрешать сознание и поведение людей вне закона-слова Бога, она связывает себя, т.е. она сама подлежит осуждению.

Подобно этому государство не мажет связывать или освобождать людей вне закона-слова Бога, и государство нуждается в верном изложении этого закона со стороны церкви и теологов на государственной службе. Вестминстерская Исповедь веры объявляет в главе ХХХІ, v:

Синоды и советы должны заниматься ни с чем другим, или решать ни о чем другом, кроме духовного: и они не должны вмешиваться в гражданские дела, которые касаются общности, кроме как по смиренной просьбе в исключительных случаях: или через совет, для удовлетворения совести, если такие потребуют гражданские магистраты.

Это верно для церкви; оно не относится к религиозным учителям, которые могут быть служителями или администраторами церкви, государства или школы, и обязанные разяснять закон-слово Бога.

Каждый суд, поскольку он неизбежно занимается законом, есть религиозное учреждение. Религиозное учреждение требует религиозное образование. Образование в государстве или будет учить религии государства, или иначе государство революционизируется. Установление государственного контроля над школами в Соединенных штатах, под влиянием движения, которого руководили два унитариста, Горас Ман и Джеймс Дж. Картер, положило начало религиозной и правовой революции в США.[125] Суды, именно из-за их важности в жизни нации, должны быть особенно информированными о Божьем законе, как при их обучении, так и в процессе их действия.

Выражение во Втор. 17:8, “между кровию и кровию,” означает решение между убийством и убийцей. “Между судом и судом” значит между одним видом жалобы за правое и другим. “Между побоями и побоями” касается многообразных телесных повреждений; “несогласные мнения в воротах твоих,” означает несогласные мнения в общности. В этим совсем практических вопросах права и применении закона, верховная власть, которая связывает и разрешает, есть Божий закон-слово. Этот закон должен управлять судами, и суд должен по меньшей мере полностью основываться на законе.

Ни церковь, ни государство, не могут связывать или разрешать, если не придерживаются к Божьему закону, как к единственному источнику связывания и разрешения осуждения и оправдания. В каждой культуре настоящий бог этой системы есть источник закона, и если церковь или государство, или некоторое другое агентство, функционирует как создатель закона, т.е. выпуская законы без никакой превосходящей базы, тогда они сделают из себя богов. Тогда их право заповедать исчезает. Для Божьего народа под их юрисдикцией остаются открытыми следующие дороги: первая, мирное сопротивление, используя инструменты закона; вторая, эмигрирование к другой церкве или в другую страну; третья, повиновение, но с полным сознанием, что они повинуются как будто Богу, чтобы сохранить порядок, а не человеку, понимая что хотя власти не имеют права заповедать вне Божьего слова, иногда долг повиноваться остается как моральное поведение, и прагматичное поведение; четвертая, неповиновение как моральный долг против лидерства власти; такое неповиновение должно быть сознательным повиновением Богу, а не человеку.

Чем больше власть отклоняется от Божьего закона, тем более бессильной становится она, чтобы справиться с действительными преступлениями, и тем более строгой становится она к пустяковым преступлениям или к незначительным нарушениям пустых писаных законов, которые стремятся управлять без морального авторитета и без разумного основания.

Например, в многих больших городах, особенно в Восточных Соединенных штатах, в 1960-ых и в начале 1970-ых годов относились с терпением к широко распространенным бунтам и грабежам, а тем временем полиции было приказано задерживать нарушителей правил движения за самые незначительные и пустячные нарушения. Штрафы были богатым денежным источником для почти обанкротившихся городов. О подобном свидетельствует и содержание следующего сообщения из Вашингтона, округ Колумбия, сцена множества скандальных незаконных демонстраций:

“Дюжина лакеев, изображающих полицейских и офицеров на мотоскутерах, напали на группу и арестовали троих… После того как Донохю столкнулся с машиной на стоянке и упал, на него набросились четыре офицера, один из которых ударил его палкой, когда он был прикованным к земле другим парковым полицейским…” Что описывает этот апрельский номер газеты Вашингтон пост? Полиция противодействовала антивоенной демонстрации ли? Нет, он описывает как федеральная парковая полиция арестовала граждан Вашингтона за нарушение смешного распоряжения, которое запрещало… запускать бумажные змеи. К 19-ому апреля было арестовано 15 человек за запускание бумажных змеев.[126]

Когда закон, все равно в церкве, государстве, школе, или семье, перестает руководить людьми морально, тогда он нарушается, и возникают две возможности. Первое последствие есть анархия. Мы не должны удивляться анархии в семейной жизни, в мире бизнеса, или в государстве, ни отсуствии дисциплины в церквах. Люди не будут повиноваться закону, у которого отсуствует моральная структура. Много детей бунтуются против родительской власти, но слишком много родителей, как гуманисты, не имеют морального основания требовать повиновения, и только передают моральную анархию своим детям. Бунт молодых во второй половине двадцатого века был логичным; он основывался на моральных предпосылках, которых преподали им семья, церковь, государство, и школа. Христианские семьи, которые послали своих детей в общественные школы, лишили их веры и пожелали моральную анархию. Эта моральная анархия пропитывает каждую область, включая бизнес и рабочую силу.

Второе, альтернатива моральной анархии есть голое принуждение, использование террора. Карл Маркс логически не видел другую действительную философию, кроме анархии; прагматично он признавал необходимость в солидарности и поэтому он отдавал предпочтение коммунизму. Марксизм однако принес моральную анархию. В результате, как быстро понял Ленин, логическим курсом для действующего марксизма оказалось установление террора. Таким образом Красный террор стал необходимым и приемлемым заместителем моральной силы.

Нигде моральный авторитет не должен быть большим, чем в церкве. Поскольку церковь уполномоченная учить слову Бога, когда она учить ему верно, ее авторитет очень большой. Тогда дисциплина вписывается в сердца и в мускулатуру людей. Тогда ее требует что-то больше, чем церковный суд: жизни людей создают ее . Там где дисциплина слабая, или ей повинуются неохотно только под давлением, люди или непосвященные в веру, или церковь либо вероотступная, либо не к месту; а если не к месту, это форма вероотступничества.

Суд – религиозное учреждение. Чтобы суд функционировал, религия суда должна быть тоже религией народа. Если моральная дисциплина не в сердцах народа, никакая революция не может вложит ее туда, ни дать ее судам. Вместо моральной дисциплины, результат есть террор. Если люди не будут повиноваться Богу, они не будут повиноваться людям: тогда они будут требовать виселицу и винтовку как необходимые инструменты порядка. Их протесты против нового порядка, которого они создали своими беззакониями, так морально необоснованные, как и сам новый порядок, и они менее эффективные. Следовательно у нового порядка одна судьба -–убивать и быть убитым.

19. Судебная процедура

Судебную процедуру мы дискутировали частично, исследуя законы о свидетельстве и доказательстве.

Другие аспекты судебной процедуры, имеющие практическое значение, следующие: первое, место суда – у городских ворот (Втор. 21:19; 22:15; 25:7; Ам. 5:12,15; Зах. 8:16), или в случаях апелляции перед самыми высшими судами – притвор для судилища в царском дворце (ІІІ Цар. 7:7). Символически правосудие было таким образом воротами города; символически тоже оно было полностью открытым, показывая что у него нечего скрывать, и что его публичность выгодная всем. Слушания дел на суде было доступное всем. Концепция о публичном судебном разбирательстве, как обратное тайному суду, так обычайный в древности и у тирании, была основной в библейском праве. Публичная экзекуция была частью того самого принципа. Тайные или закрытые экзекуции, проводимые во имя достоинства, были в самом деле признаком нарастающего господства государства и зараждающейся тирании. В конечном счете, в тираническом государстве смерть не только тайная, но о ней даже и не сообщается. В странах, где погода не позволяет публичные суды в открытом месте, внутренные судебные разбирательства становятся единственно логичными, но принцип публичного слушания должен сохраниться.

Второе, мы не должны принимать, как гуманистские ученые будут вести нас к этому, что судебные разбирательства в библейские времена были примитивными и не записывались. Давно до Мойсея письменные протоколы были обязателными. Иов, чье время есть патриархальная эра, упоминает мимоходом судебную процедуру этих дней:

О, если бы кто выслушал меня! Вот мое желание, чтобы Вседержатель отвечал мне, и чтобы защитник мой составил запись (Иов. 31:35).

Итак письменные обвинения и записи были ранным аспектом судебной процедуры, с целью зафиксировать тонкие места в показаниях и свидетельствах.

Третье, презрение к суду запрещалось (Исх. 22:28), и когда оно включало радикальное отвергание власти суда, наказывалось смертью (Втор. 17:12,13).

Четвертое, свидетели должны были положить присягу до свидетельствования (Исх. 22:10,11). Присяга была условной клятвой, которая предвидела наказания за ее нарушение (Лев. 6:1-7).

Пятое, можно было апеллировать дела перед высшим судом страны, перед Мойсеем, перед судьями нации, или перед царем (ІІІ Цар. 3:9). Действительно, самая важная функция главного магистрата или власти в нации была в библейском праве обязанность действовать как окончательный апелляционный суд. Мы не можем понять величие Соломона и его царствования, если не осознаем этот факт. Все значение ІІІ Цар. 3:5-15 состоит в том, что юнный царь Соломон понравился Богу желанием прежде всего другого быть мудрым главным судьей Израиля. Он просил способность “чтоб умел судить” (ІІІ Цар. 3:11). То, что Соломон известен нам больше всего своим гаремом, это комментарии наших дней; в его время самая великая слава завоевала ему его способность судить как высший судья нации. Его просьба к Богу была именно такой:

Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло; ибо кто может управлять этим многочисленным народом Твоим? (ІІІ Цар. 3:9).

Обученный пророком Нафаном, защитник права, Соломон в первую очередь заботился о законе, который был краеугольным камнем величия его царствования. Когда сегодня люди думают о “мудрости” Соломона, они модернизируют концепцию, превращая ее в что-нибудь абстрактное, академическое, и интеллектуальное. Библейская ссылка на Соломоновскую мудрость означает более центрально его мудрость как судья, мудрость о которой он молился, а вторично его мудрость в администрации. Притчи Соломоновы по существу представляют практический комментарий закона, и в этом их Мудрость.

Соломон, показывая набожную и практическую мудрость как судья во всех делах, представленных пред ним, обеспечил этим, чтобы окончательный апеллятивный суд в Израиле был судом справедливым. Результатом было большое доверие между людьми, как и процветание в условиях справедливости. Более поздное сумасшествие Соломона никак не обесценивает полностью основную справедливость его царствования.

Шестое, хотя по субботам можно было арестовывать (Числ. 15:32-36), судебные разбирательства проводились только в другие дни недели. В Американском законе “преступника нельзя судить и осуждать по воскресеньям,” хотя его можно было арестовать, заключать, или предъявлять ему обвинение магистратом.[127]

Седьмое, право на скорое судебное разбирательство, на правосудие без задержки, было не только характерной особенностью публичного слушания суда, но и инструментом здравой администрации, как утверждал это Артаксеркс в своих заповедях к Ездре: “Кто же не будет исполнять закон Бога твоего и закон царя, над тем немедленно пусть производят суд, на смерть ли, или на изгнание, или на денежную пеню, или на заключение в темницу” (Ездр. 7:26). Эта заповедь объединяет персидскую власть и закон с древнееврейским законом и традицией. (Эта персидская заповедь, цитированная тоже и в Апокрифах, І Ездра 8:24, представляет особый интерес тем, что она цитирует форму осуждения, чужую библейскому праву, т.е. заключение в темницу. Она оставалась чужой, хотя и использовалась династией Иродов. Заключение людей, как например Иоана Крестителя, было по существу незаконным актом.)

Восьмое, поскольку в библейском праве функция государства состоит в том, чтобы служит правосудию, высшая служба в государстве была неотделимой от правосудия и от судов. Администрация, теперь совсем близко связанная с высшей службой государства, была следовательно функцией, резервированной для служителей царя, членов гарема, евнухов и других. Основные функции главных служителей страны, независимо был ли он судьей в более ранной эре или царем позже, были двухсторонными: быть военным вождем,и быть верховным судьей страны. Военная служба не была постоянной; ее можно было делегировать другим, как например Давид Иоаву. Служба верховного судьи была постоянной и более основной для государства. Эта функция царя была обычайной для средневековных монархов, и успех или провал данного английского короля например в общем случае зависел главно от его способностей как верховный судья нации. Само название окружения короля, и его приближенных в английском языке: court и courtiers (двор и придворные), отражает эту функцию, потому что суд по английски тоже court. Королевский двор первоначально был не местом показать себя, ни центром общественных функций, а местонахождением верховного суда. Когда королевский двор начал превращаться в место для прогулки дам, монархия начала терять своего значения.

При многих способах гражданского управления, где административные службы приобретают центральное место, усиление централизованной власти становится неизбежным, потому что не правосудие для народа, а управление народом, становится основным для нации и для государства. До Линколна американские президенты не были в такой степени центральными для американской жизни, как они такие с того времени, а усиление президентской власти было необходимым результатом увеличения важности администрации над правосудием. До Линколна тенденция была, чтобы президенты США считались разновидностью судьей, и их вето основывалось на юридических соображениях, по вопросам конституционности, а президентская служба рассматривалась как агентство для юридического надзора над действиями Конгресса. Большая часть ранней неопределенности о роли американского Верховного суда причинялась фактом, что историческая традиция видела главного магистрата как окончательный апеллятивный суд над правосудием судов. Президентская власть помиловать – пережиток того факта. Вопросы о конституционносты поднял впервые президент Вашингтон, только намного позже это начал делать суд. Апелляции к президенту исправить зло долгое время продолжались в американской истории как отражение этой неопределенной роли верховного судьи американской системы. В конце концов административная роль взяла верх и начал оформляться новый вид Америки.

В Ветхом завете Мойсей был верховным судьей Израиля, т.е. судья. Вожды колен были различными административными главами нации; их “федеральный союз” под Мойсеем и Иисусом Навином был в главном военным и юридическим. Они были под одним законом, и Мойсей был верховным судьей федерального союза, как и его главнокомандующим. Военные функции Мойсей делегировал Иисусу Навину; юридические ответственности выполнял сам Мойсей.

Самуил, как верховный судья, обхаживал всю землю каждый год (І Цар. 7:16,17), чтобы приблизить правосудие к людям, чтобы обеспечить право апелляции, делая апелляцию непосредственно доступной.

Девятое, и последнее, судья должен быть не только беспристрастным рефери, но и страстным защитником Божьего закона, активно работающим, чтобы принести Божие правосудие в каждую ситуацию, “воздавая виновному, возложив поступок его на голову его, и оправдывая правово, воздав ему по правде его” (ІІ Пар. 6:23).

20. Приговор суда

Приговоры суда в библейском праве два вида: первый, приговоры в деньгах и имуществом, чтобы сделать возмещение, и второй, приговоры на личности, от телесного до смертного наказания. Природу этих приговоров мы уже дискутировали.

Важное осознать, что в библейском праве приговоры являются приговорами Бога:

Не различайте лиц на суде, как малого, так и великого выслушивайте: не бойтесь лица человеческого; ибо суд – дело Божие; а дело, которое для вас трудно, доводите до меня, и я выслушаю его (Втор. 1:17).

Здесь тот же самый тезис, какой у святого Павла в Рим. 13:1-4, но он более специфический: приговор суда есть приговор Бога, когда он вынесен правдиво. Поскольку суд идентифицируется так близко с деятельностью Бога, сами судьи упоминаются в Святом писании как “боги.” Псалом 81:1 гласит: “Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд.” Следовательно судьи – “сонм богов,” собрание Божьих людей, призванных представлять Его в правосудии; через них Бог выносит приговор или оправдание. Итак, фундаментальный аспект Божьего порядка, Его царства, должен быть и единственно может быть манифестирован на судах и через суды. Если суд не может вынести Божий приговор из-за своего отступничества от Бога, то он неизбежно вынесет приговор человеческий в смысле сатанинских принципов независимости и беззакония. Когда судьи не могут отдать справедливость слабым и сиротам, бедным и нуждающимся, великим и малым, не облагодетельствуя и не различая лиц, тогда они открывают свою слепоту и преднамеренное пренебрежение. Вероотступничество судей означает, что “Все основания земли колеблются” (Пс. 81:5).

Судьи своей службой сделались как боги, и сыны Божьи (Пс. 81:6). Из-за своей несостоятельности вынести Божий приговор они погибнут (Пс. 81:7). Молитва Асафа, при виде ложных судьей, такая: “Восстань, Боже, суди землю; ибо ты наследуешь все народы” (Пс. 81:8).

Иисус, цитируя этот псалом, заявил что судьи те, “к которым было слово Божие, и не может нарушиться Писание” (Иоан. 10:35). Другими словами, слово Божие писаное главным образом для судьей; оно между прочим книга об организации гражданского общества в смысле Божьего слова. Отрицать это гражданское применение, или роль судьей под Богом – это попытка “нарушить” Святое писание; а ограничивать его применение только к церкве и к чисто личной набожности – конечно ересь. Испытание для судьей как сыны Божие состоится в том, чтобы делали работу Бога – отдавать справедливость в смысле Божьего закона-слова. Испытание Самого Иисуса подобное: Он делает работу Бога, определенная для Него: “Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне; А если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем” (Иоан. 10:37-38). В обоих случаях, испытание одно и то же. Ложный мессия не будет делать работу, распоряженную Богом в Его слове, в библии; поскольку Иисус пришел в совершенном исполнении пророческого слова, Он и никто другой есть Мессия Бога. Подобным образом ложный судья не будет функционировать как сын Бога, т.е. выносить правосудие строго в смысле Божьего закона-слова, пока набожный судья будет поступать именно так.

Следовательно Святое писание ясно объявляет, что судьи являются настоящими судьями, только если они верные Божьему закону. Как тогда обстоит дело со словами святого Павла в Рим. 13:1-4, который объявляет, что все гражданские власти – слуги Божии? Разница состоит между законностью и честностью: человек может быть законным сыном своего отца, и этого факта нельзя честно отрицать, но ему может не хватать честности и уважения к заповедям его отца; т.е. по своему характеру он может быть ложным сыном. Подобно этому, судья, служитель правосудия, или духовник, служитель милосердия, может быть законным служителем, имеющим полное право на свою службу в смысле всех человеческих требований, но в то же самое время он может не подходить этой службе морально. Бог требует от нас признавать человеческую законность и чтить службу, если невозможно чтить человека, занимающего ее; за некоторым пунктом суждение в Божьих руках. Это не значит, что нельзя использовать законные средства для протеста и перемены; наоборот, их надо использовать.

Реформа однако означает больше, чем осознание зла и отвращение или ненависть к нему. Очень красноречивую и хорошо обоснованную атаку против коррупции в управлении предпринял в октябре 1931 года в журнале Liberty известный гангстер Ал Капоне. Он выступал сильно против коммунизма и подпольной деятельности; он атаковал стремление к легкой наживе и спекуляцию на бирже, и слияние слабых компаний с сильными, которое проводило к большему опустошению, чем их банкротство. Капоне, который претендовал, что он кормил около 350,000 нуждающихся ежедневно предыдущей зимой в Чикаго, осуждал тоже взяточничество:

“Взяточничество,” продолжал он, “есть притча во языцех в американской жизни сегодня. Оно подкапывает эту страну. Оно закон там, где никакому другому закону не повинуются. Честные служители закона в каждом городе можно подсчитать на пальцах. Я могу подсчитать этих в Чикаго на одной руке!”

“Добродетельность, честь, правда, и закон, все они исчезли из нашей жизни. Мы жулики. Нам хочется чтобы мы могли жить как попало. И если мы не можем заработать на жизнь некоторой честной профессией, мы готовые заработать каким-либо путем.”…

“Дом – наш самый важный союзник,” отметил Капоне. “После всего сумасшествия, мир проходит через упадок, мы поймем это, как нация, очень сильно. Чем крепче мы сможем сохранить наши домашние жизни, тем крепче мы сможем сохранить нашу нацию.”

“Когда враги приближаются к нашим берегам, мы защищаем их. Когда враги входят в наши дома, мы выгоняем их. Рушителей домов надо раздевать, вымазывать дегтем и покрывать перьями, в пример остальным подобным им.”[128]

В ходе того же самого интервю, Капоне предсказал, что демократы выиграют выбори 1932 года “с рекордным числом голосов” в пользу или Оуена Юнга, или Рузвельта.

Основная позиция Капоне была эта о законе и порядке, только бы не беспокоили его. В этом состоит провал большинства реформистских движений. Зло признается и ему противопоставляются везде, кроме в нас самих. Отсюда, крик движений за политические реформы – выбросить всех негодяев, кроме их самих.

Во время администрации Кенеди у критики было меньше чем мало правды. Типичная критика отправлялась к общественным школам, куда ездили на внегородских автобусах по общественным дорогам; и т.п.

В смысле Божьего закона настоящая реформа начинается с новым рождением, и потом с подчинением верующего целостному закону-слову Бога. Дегенераты претенденты на реформы хотят реформировать мир, начиная с их оппонентов, с всякого и каждого, кроме с их самих. Настоящая реформа начинается с подчинением наших жизней, домов, и занятий, Божьему закону-слову. Потом мир овладевается шаг за шагом, когда люди проведут настоящую реформу в их областях. У каждого другого вида реформы будет честности и ценности не больше чем в словах Ала Капоне. Мы можем допустить, что слова Ала Капоне искренные; как все грешники он хотел жить в лучшем мире, но не ценою своего собственного подчинения Божьему правовому порядку.

Суждения Бога в Его слове должны стать суждениями Божьих людей. Только когда люди вспомнят о Боге и Его порядке, они могут надеяться воспользоваться этим порядком. Согласно Соломону: “Без откровения свыше народ необуздан, а соблюдающий закон блажен” (Прит. 29:18). Откровение здесь приравнивается с соблюдением закона.

Закон Божий есть тотальный закон: он не ограничивается к некоторому сегменту творения, как например к частной жизни человека, его церковной жизни, или к другой специфичной области. Никакая реформа не может произойти простой заменой политиков, без изменений в жизни людей, ни может реформа произойти просто потому что люди применяют ее к ограниченной области жизни. Когда люди, в смысле Божьего закона, выполняют приговоры Бога в свои дома, церкви, школы, профессии, и в государство, тогда суды тоже будут выносить приговоры по тотальному Божьему закону.

21. Совершенство

Одна из деклараций закона гласит: “Будь непорочен пред Господом, Богом твоим” (Втор. 18:13). Версия Бэркли и некоторые другие везде дают “совершен,” вместо “непорочен,” как это появляется и в Нагорной проповеди, где Христос объявляет: “Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный” (Мат. 5:48).

Закон не заповедяет нам делать то, что человек не может сделать. Как тогда должны мы понимать это требование, и как могли бы мы быть совершенными пред Господом, не произнося ложное свидетельство о нас самих?

Нам рассказывают, что Ной был “непорочным” (т.е. совершенным, Быт. 6:9), а Авраам призывался быть непорочным (Быт. 17:1). В Пс. 36:37 упоминается “непорочный человек” как факт из ежедневной жизни. В Пс. 100:2 Давид заявил: “Буду размышлять о пути непорочном… буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего.”

Ветхозаветные слова, переведенные как “совершен,” означают прямой, имеющий честность, безупречный, а Новозаветные слова имеют смысл зрелого, законченного.[129] Ясное, что это что-нибудь другое, чем безгрешность. Комментарий Ленского очень точный в связи со смешиванием библейского “совершенства” с безгрешностью.

Английский перевод “совершенный” вбольшой степени ответственный за идею об абслютной безгрешности, который смысл принимается часто… и к несчастью у нас нет производное слово от “цель,” чтобы передать смысл греческих слов. Факт, что здесь не имеется ввиду абсолютная безгрешность, виден из стиха 6 (Мат. 5), где блаженные последователи Христа еще жаждут правду, и из стиха 7, где они еще нуждаются в милости и блаженны, когда постоянно получать ее.

. . . Перфекционизм может воображать себе, что возможно достигнуть безгрешность в этой жизни; эту цель мы не можем достигнуть, пока не уйдем на тот свет. Одинаково неправильная и идея, что в этих изложениях закона Иисус предлагает только “советы о совершенстве,” которые недостижимые со стороны более низкопоставленных христиан. У Христа нет двойного стандарта. Его самые великие святые происходят из обыкновенных верующих, которые по милости стали “чистыми сердцем” (ст. 8).[130]

Совершенство означает честность и зрелость в смысле цели или намерения, цели, поставленной Богом. Наша зрелость на небесах будет включать безгрешность, но наша зрелость здесь совсем другого вида.

В этой жизни мы можем быть совершенными в смысле быть безупречными в нашей вере Божьему намерению, но быть безупречными не значит быть безгрешными. Например, Дж. Кампбел Морган однажды написал о своем переживании со своим маленьким сынам. Морган был в Америке, и получил письмо от своего сына, который только что научился читать и писать. Письмо, полное ошибками, выражало любовь мальчика к его отцу, и его тоску по нем. Письмо, отмечал Морган, совсем не было безгрешным, но оно было безупречным.

То, что безупречное для подростка, не безупречное для взрослого; зрелость требует постоянное стремление к указанной Богом цели. Тогда тоже, чем больше ответственность, тем большая зрелость требуется, чтобы быть безупречным. То, что министр, доктор, судья, или гражданский чиновник делает, и в многих случаях то, что их жены делают, более важное чем то, что делают другие. Замечание, не вызывающее упрек у других, для вышеуказанных может представлять серьезное нарушение.

Приведем один пример: Марта Митчел, жена Главного прокурора США Джона Митчела, очевидно есть очаровательная, интелигентная, и остроумная женщина; ее уста обычно откровенные. Ее замечания многократно попадали в национальные новости, и многие люди соглашались с ней. Эффект ее замечаний в Вашингтоне был чтобы расширять бреши, возбуждать беспокойство, и создавать множество несчастных проблем. Таким образом можно сказать, со всем должным уважением к Марте Митчел как к высокопоставленной женщине, что она заслуживала упреки, и что она стремилась быть на виду за счет политики администрации. Даже когда ее муж приказал ей молчать, она изловчилась попасть в новости:

Вот уже месяцы прошло, как искренные выступления этой лейди заметно отсуствуют из прессы – без сомнения, в подчинении указаниям Главного прокурора США Джона Митчела. Отныне и в далнейшем, постановил он, если его жене Марте придется говорить публично, это должно быть на языке суахили. Руководя принимание присяги нового президента Клуба американских журналисток на прошлой неделе в Вашингтоне, Марта сказала на почти безупречном суахили: “Йе унаабе куа куели куемба усациунга…” По определению Главного прокурора, который присуствовал: “Присяга на суахили совершенно законная.”[131]

Этот вид остроумие и неудержимое желание попасть в новости, забавное только со стороны; для тех внутри это проблема, и оно действительно означает не задумываться о последствиях, поскольку библейское совершенство не связывается с моментом, а с распоряженными Богом целями.

Влияние привидной набожности важное в современной истории, и оно произносит ложные свидетельства касательно требований Бога. Его ударение на безгрешном совершенстве на самом деле порождает грех. Когда люди надеятся на безгрешном совершенстве у других людей, они легко поддаются грешной нетерпимости к человеческим недостаткам. Этот грешный перфекционизм особенно изобилует в конце некоторого периода, или некоторой эры, когда люди находят свои проблемы временно или постоянно непреодолимыми. Когда проблемы неразрешимые, тогда люди набрасываются друг на друга. Их основное несчастье из-за неразрешимых проблем выявляется в попытках “отделаться” от окружающих их людей, которые надоедают им. Когда падение Рима начало вырисовываться, люди давно до этого убежали из городов, сознавая их безнадеждное будущее. Их реакция однако была далеко неразумной. Христиане и язычники одинакого ненавидели людей и отвергали их, становясь пустынными отшельниками. Но не решили этим ничего, а внутренние терзания этих пустынных изгнанников показали, что их бегство не принесло им ни покоя, ни ответа на проблемы мира. Сегодня опять, когда проблемы кажутся неразрешимыми, раздражение человека от человека увеличивается. Уровень терпимости к детям, соседям, мужам, женам, приятелям, и содружникам, очень низкий. Вместо решения проблем, этот вид перфекционизма только углубляет их. Ставить чересчур большое ударение на человеческие слабости, значит произносить ложные свидетельства против людей.

Закон здесь выражен четко: “Носите бремени друг друга, и таким образом исполните закон Христов” (Гал. 6:2). Это относится совсем ясно, как Гал. 6:3-5 показывает, к нашим ошибкам и слабостям. Мы должны осознать, что каждый из нас несет бремя слабости, и “каждый понесет свое бремя” (Гал. 6:5). Иногда мы нуждаемся в коррекции, но в большей части времени нам приходится жить вместе, сознавая наши общие слабости, и работать вместе, чтобы приобрести эту зрелость, которая приходит, если искать “прежде Царства Божия и правды Его” (Мат. 6:33).

Наша величайшая сила состоит следовательно в том, что называется “совершенством,” и которое означает зрелость, честность в смысле Божьего намерения, которое получает Божие благословение даже среди серьезных затруднений. Зрелость означает способность учиться на нашем опыте, и использовать его, чтобы приблизиться к Божему намерению о нас.

Проблема, с современной точки зрения, слишком часто рассматривается как подрывная деятельность, когда более обычайное она скорее всего моральная несостоятельность, неспособность расти и стать зрелым. Общества, которые сосредоточиваются на проблемах подрывной деятельности, почти мертвые: они потеряли их способность справляться со своими проблемами. Это не означает, что подрывную деятельность надо пренебрегать или прощать, но единственный постоянный ответ ей, это есть развитие. Цель – восстановление Божьего порядка.

В ходе Войны за независимость подрывных действий, особенно против американской страны, было бессомненно много. Теперь твердят даже что Бенджамен Франклин был британским агентом через все время борьбы.[132] По крайней мере в Войне 1812 года число британских и французких агентов в Америке было большим, но в основном здравое лидерство, и достаточный элемент людей с характером, плюс Божья милость, позволили американскому делу преуспеть, сталкиваясь с радикальной подрывной деятельности.

Без зрелости никакое дело не сможет уцелеть. Без способности к развитию в сторону цели, никакое дело не может утвердиться, только искореняя подрывающих его элементов. “Если же соль потеряет силу… Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям” (Мат. 5:13). Нет божественной защиты для людей и наций, которые теряют свое призвание и “соленость.” Действительно, тогда им не избежать осуждения: “То же, как если бы кто убежал от льва – и попался бы ему навстречу медведь, или если бы пришел домой и оперся рукою о стену – и змея ужалила бы его” (Ам. 5:19).


[1] R. J. Rushdoony: Intellectual Schizophrenia, Culture, Crisis and Education (Philadelphia: Presbyterian and Reformed Publishing Company, 1961, 1966, 1971), p. 79 f.

[2] John Murray: Principles of Conduct (Grand Rapids: Eerdmans, 1957), p. 123.

[3] Ibid., p. 124.

[4] Ibid., p. 125.

[5] Ibid., p. 146 f.

[6] Ibid., p. 138.

[7] Ibid., p. 141 f.

[8] St. Augustine: De Mendacio (On Lying), in Nicene and Post-Nicene Fathers, First Series, III, 460.

[9] Ibid., 42; p. 476.

[10] Ibid., 43; p. 477.

[11] Calvin: Commentaries on the Four Last Books of Moses, I, 34 f.

[12] Charles Hodge: Systematic Theology (New York: Charles Scribner’s Sons, 1891), III, 440.

[13] J. Edgar Park, “Exodus,” Interpreter’s Bible, I, 856.

[14] Robert L. Dabney: Syllabus and Notes of the Course of Systematic and Polemic Theology (Richmond, Virginia: Presbyterian Committee on Publication, 1871, 1890), p. 425 f.

[15] Philip Schaff: The Creeds of Christendom (New York: Harper, 1877) III.

[16] R. C. H. Lenski: The Interpretation of St. Paul’s Epistle to the Galatians, to the Ephesians, and to the Philippians (Columbus, Ohio: Wartburg Press, 1937, 1946), p. 271.

[17] Erskine Caldwell: Deep South, Memory and Observation (New York: Weybright and Talley, 1966, 1968), pp. 58-62.

[18] Louis Berkhof: Systematic Theology. Third revised and enlarged edition. (Grand Rapids: Eerdmans, 1946), p. 532.

[19] Ibid., p. 540 f.

[20] Ibid., p. 541.

[21] W. Heyns, Manual of Reformed Doctrine (Grand Rapids: Eerdmans, 1926), p. 296.

[22] Dr. Ralph L. Byron, Jr.: “Lenten Guideposts: Prayer Hour Changed Doctor’s Life,” Los Angeles Herald-Examiner (Monday, February 16, 1970), p. A-6.

[23] Martin Luther: Commentary on the Epistle to the Romans. Translated by J. Theodore Mueller (Grand Rapids: Zondervan, 1954), p. 64.

[24] Luther’s Small Catechism (St. Louis: Concordia, 1943), p. 86.

[25] Luther: Deuteronomy, p. 70.

[26] William A. Mueller: Church and State in Luther and Calvin (Garden City, New York: Doubleday Anchor Books, [1954], 1965), p. 128.

[27] Calvin, “Catechism of The Church of Geneva,” in Tracts and Treatises, T. F. Torrance translation (Grand Rapids: Eerdmans, 1958), II, 56.

[28] C. H. Waller, “Deuteronomy,” in Ellicott, II, 54.

[29] Ibid.

[30] Lucian, “The Passing of Peregrinus,” in Works of Lucian (Cambridge: Harvard, 1936, 1962), V, 11.

[31] Ibid., p. 13.

[32] Ibid., p. 17.

[33] Ibid., p. 19.

[34] Ibid., p. 19 f.

[35] Ibid., p. 31.

[36] Ibid., p. 37 f.

[37] Ibid., p. 47 f.

[38] Los Angeles Herald-Examiner, Saturday, Feb. 21, 1970, p. A-9.

[39] The Autobiography of Lincoln Steffens (New York: Harcourt, Brace, and Company, 1931), p. 574.

[40] Albert-Marie Schmidt: Calvin and the Calvinistic Tradition (New York: Harper, 1960), p. 58.

[41] Adolf Augustus Berle: Power (New York: Harcourt, Brace & World, 1969), p. 37.

[42] William Harold Tiemann: The Right to Silence, Privileged Communication and the Pastor (Richmond, Va.: John Knox Press, 1964).

[43] William M. McKinney and Burdett A. Rich, editors: Ruling Case Law, vol. 28, Witnesses, 3; p. 419, 1921.

[44] Ibid., vol. 28, para. 41; p. 453.

[45] C. H. Waller in Ellicott, II, 50.

[46] G. Ernest Wright, “Deuteronomy,” Interpreter’s Bible, II, 454 f.

[47] Clark, Biblical Law, p. 235, n. 15.

[48] Ibid., p. 234, n. 13a.

[49] R. C. H. Lenski: The Interpretation of St. John’s Revelation (Columbus, Ohio: The Wartburg Press, 1943), p. 44.

[50] W. E. Vine: An Expository Dictionary of New Testament Words (West-wood, N. J.: Fleming H. Revel, 1940, 1966), I, 53.

[51] Ibid.

[52] The Works of Isaac Barrow (New York: John C. Riker, 1845), III, 38.

[53] J. Coert Rylaarsdam, “Exodus,” in Interpreter’s Bible, I, 1009 f.

[54] G. Van der Leeuw: Religion in Essence and Manifestation (New York: Macmillan, 1938), p. 403.

[55] Cornelius Van Til: A Christian Theology of Knowledge (Presbyterian and Reformed Publishing Co., 1969), p. 16.

[56] Ibid., p. 17.

[57] Цитируется в Бюллетене Клуба религиозной книги за апрель, 1970 года. Книга мистера Кийна была выбором Клуба за этот месяц. Кийн есть сотрудник Западного института науки о поведении, и Центра для исследования личности.

[58] John Henry Hopkins: The American Citizen: His Rights and Duties, According to the Spirit of the Constitution of the United States (New York: Pudney & Russell, 1857), p. 77 f.

[59] Sidney Margolis: The Innocent Consumer vs. The Exploiters (New York: The Trident Press, 1967).

[60] The Review of the News, vol. VI, no. 12 (March 25, 1970), p. 14.

[61] Herman H. Dinsmore, All the News that Fits, A Critical Analysis of the News and Editorial Content of the New York Times (New Rochelle, N. Y.: Arlington House, 1969).

[62] Franz Delitzsch: Biblical Commentary on the Proverbs of Solomon (Grand Rapids: Eerdmans, [1872] 1950), I, 146.

[63] Ibid., p. 147.

[64] Ibid., p. 148 f.

[65] Ecclesiasticus 34:4.

[66] Vicomte Leon de Poncins: Judaism and the Vatican (London: Britons Publishing Company, 1967), p. 178.

[67] Ibid., p. 101 f. См. тоже J. K. Zawodny: Death in the Forest, The Story of the Katyn Forest Massacre (Notre Dame, Indiana: University of Notre Dame Press, 1962); Edward J. Rozek: Allied Wartime Diplomacy: A Pattern in Poland (New York: John Wiley and Sons, 1958); Albert Kalme: Total Terror, An Expose of Genocide in the Baltics (New York: Appleton-Century-Crofts, 1951); and Harold M. Martinson: Red Dragon Over China (Minneapolis: Augsburg, 1956).

[68] David Irving: The Destruction of Dresden (New York: Holt, Rinehart & Winston, 1964).

[69] Mavis M. Hill and L. Norman Williams: Auschwitz in England, A Record of a Libel Action (New York: Stein and Day, 1965).

[70] Hubert Cole: Laval, A Biography (London: Heinemann, 1965); Ralph Hewins: Quisling, Prophet Without Honor (New York: The John Day Company, 1960).

[71] Theodore N. Kaufman: Germany MustPerish! (Newark, New Jersey: Argyle Press, 1941).

[72] Time Magasine, (December 21, 1942), p. 108.

[73] “Non Germanic Germany is One Solution,” San Francisco Chronicle (Friday, April 17, 1942), p. 2.

[74] Poncins, op. cit., pp. 32 ff., 80, 160 ff.

[75] Vicomte Leon de Poncins, Freemasonry and the Vatican (London: Britons Publishing Company, 1968).

[76] Clark: Biblical Law, pp. 184, 296 f.

[77] Kethuboth, 251 ff.

[78] Schroeder, in Lange: Deuteronomy, p. 167.

[79] C. D. Ginsburg, “Leviticus,” in Ellicott, I, 424.

[80] N. Micklem, “Leviticus,” in Interpreter’s Bible, II, 96.

[81] Ginsburg, op. cit., p. 424.

[82] Calvin: Commentaries on the Four Last Books of Moses, III, 183-185.

[83] Colin Wilson: Religion and the Rebel (Boston: Houghton Mifllin, 1957), p. 16, cited in Herbert S. Gershman: The Surrealist Revolution in France (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1970), p. 133.

[84] Gershman, p. 12.

[85] Ibid., p. 35.

[86] Ibid., p. 46.

[87] Ibid., p. 132.

[88] Ibid., p. 109.

[89] Lange, Leviticus, p. 150.

[90] F. Meyrick, in Spence and Exell, The Pulpit Commentary, Leviticus, p. 287.

[91] Alexander Whyte: The Shorter Catechism, p. 149.

[92] Henry Alford: The New Testament for English Readers (Chicago: Moody Press, p. 90.

[93] Lyle Stuart: The Secret Life of Walter Winchell (Boar’s Nead Books, 1953), p. 115.

[94] St. Clair McKelway: Gossip, The Life and Times of Walter Winchell (New York: The Viking Press, 1940), p. 20.

[95] Ibid., pp. 122 ff.

[96] Ibid., pp. 82 f., 140 f.

[97] Stuart, p. 84 ff.

[98] Andrew A. Freeman: The Cast for Doctor Cook (New York: Coward-McCann, 1961), p. 244 f.

[99] Hastings, ERE, IX, pp. 507-533.

[100] Hans Kelsen: What Is Justice? Justice, Law and Politics in the Mirror of Science (Berkeley: University of California Press, 1957), p. 28 f.

[101] J. A. Selbie, “Ordeal (Hebrew),” in ERE, IX, 521.

[102] Martin Noth: Numbers, A Commentary (Philadelphia: The Westminster Press, 1968), p. 51.

[103] C. J. Ellicott, “Numbers,” in Ellicott, I, 498.

[104] R. J. Rushdoony: The Biblical Philosophy of History (Nutley, New Jersey: Presbyterian and Reformed Publishing Company, 1969), pp. 77-86.

[105] R. J. Rushdoony, “The Myth of Nature,” in The Mythology of Science, (Nutley, New Jersey: The Craig Press, 1967), pp. 96-98.

[106] “Shootout Ends ‘Ransom’ Skyjack,” Los Angeles Herald-Examiner (Friday, June 5, 1970), p. I, 2.

[107] “Hijacker’s Troubles Started When He Lost His Job,” Los Angeles Herald-Examiner (Friday, June 5, 1970), p. A-2.

[108] Ibid.

[109] Selbie, op. cit., p. 521.

[110] Sotah, 5a; p. 19 f.

[111] J. S. Banks, “Jeatousy,” in James Hasting, editor: A Dictionary of the Bible, II, 554.

[112] E. B. Tylor, “Ordeal,” in The Encyclopaedia Brittanica (Chicago: 1892), XVII, 819.

[113] Sotah, 47b; p. 251 f.

[114] George Rawlinson, in Spence and Exel, The Pulpit Commentary, Exodus, II, 92.

[115] Keil and Delitzsch: The Pentateuch, III, 404 f.

[116] G. T. Manley, “Deuteronomy,” in Davidson, Stibbs, and Kevin: The New Bible Commentary, p. 215.

[117] G. Ernest Wright, “Deuteronomy,” in The Interpreter’s Bible, II, 460.

[118] F. R. H. DuBoulay: An Age of Ambition, English Society in the Late Middle Ages (New York: The Viking Press, 1970), p. 138.

[119] C. H. Waller, “Deuteronomy,” in Ellicott, II, 58.

[120] Ovid Demaris: Captive City (New York: Lyle Stuart, 1969).

[121] Josephus: Antiquities of the Jews, Bk. IV, viii.

[122] W. L. Alexander: Deuteronomy, p. 338; Spence and Exell: The Pulpit Commentary.

[123] Sotah, 47b] p. 251.

[124] Waller, “Deuteronomy,” in Ellicott, II, 51.

[125] R. J. Rushdoony: The Messianic Character of American Education, (Nutley, New Jersey: Presbyterian and Reformed Publishing Company, 1963, 1968).

[126] “For Your Information,” Triumph, V, no. 6 (June, 1970), p. 6.

[127] Clark: Biblical Law, p. 280.

[128] Cornelius Vanderbilt, Jr., “How Al Capone Would Run This Country,” reprinted in Richard Armour, Give Me Liberty (New York: World Publishing Co., 1969), p. 155.

[129] W. E. Vine, An Expository Dictionary of New Testament Words (New York: Revell [1940], 1966), III, 175 f.

[130] R. C. H. Lenski, The Interpretation of St. Matthew’s Gospel, p. 253.

[131] “People,” Time Magazine, vol. 96, no. 2 (July 13, 1970), p. 28.

[132] Richard Deacon and Tom McMorrow, “Famous British Historian Claims Benjamin Franklin Was a British Spy,” in Argosy, July, 1970, p. 24 ff.





Institutes of Biblical Law
Copyright © 1973 The Craig Press
превод Copyright © 2001 Божидар Маринов