VIII

ВОСЬМАЯ ЗАПОВЕДЬ

1. Владычество

Человек создан по подобию Божью и ему приказано покорить землю и владычествовать над ней (Быт. 1:26-27). Упражнять владычество – это не только призвание человека, но и его природа. Бо – абсолютный и суверенный Господь и Творец, чье владычество тотальное, и чья власть неограниченная, поэтому человек, созданный по Его подобию, разделяет этот передающийся атрибут Бога. Человек создан, чтобы упражнят владычество над землей под Богом и как назначенный Богом уполномоченный. Вот поэтому владычество есть основное стремление человеческой природы.

Как результат грехопадения однако стремление человека к владычеству теперь извращенное, оно уже не упражнение власти под Богом и для Его славы, а желание быть Богом. Таким точно было искушение Сатаны – чтобы каждый человек должен быть своим собственным богом, решающий сам что такое добро и зло (Быт. 3:5). Утвердилось верховенство человека в законе и власти.

Поэтому история видела длительные и горькие последствия извращенного стремления человека к владычеству. Человек начал грешно и извращенно использовать другого человека индивидуально, в бандитской деятельности, и как армию и нацию. История есть долгий рассказ об ужасе , в котором человек стремился к власти и владычеству как самоцель. Джордж Оруел в романе 1984 видел значение этого пропавшего стремления к владычеству так: “Если вы хотите картину себя сапог, топчущий человеческое лицо – навсегда.” Это грешное, низкое стремление к владычеству проявляется в каждой сфере современной жизни, как и во всей истории. Оно конечно управляет политическим миром, где государство ежедневно приобретает власть ради власти.

В результате всего этого многие начали бояться всякой власти и стали враждебными к концепции о владычестве. Либералы, неортодоксы, экзистенциалисты и другие, отвергнули идею о власти как иллюзию или соблазнь, а распоряжение властью как зло. Из всего этого последовало усиление дрейфа к тоталитарной власти.

Владычество не исчезает, когда человек отвергает его; оно просто переходит к другому, может быть к его жене, детям, работодатель, или к государству. Когда индивид сдает должное ему владычество, когда семья отказывается от него, а рабочий или работодатель уменьшает его,тогда другая сторона, обыкновенно это государство, концентрирует владычество. Когда организованное общество сдает власть, толпа приобретает ее пропорционально сдачи.

Этот факт ставит вопрос, которому невозможно ответить самому Оруелу, хотя он видел проблему ясно. Упражнение владычества павшим человеком демоническое; оно власть ради власти, и его цель это “сапог, топчущий человеческое лицо – навсегда.” Его альтернатива есть владычество анархии, кровавое и беспорядочное царствование сильного в данном моменте.

Ясное, что нет другой надежды для человека, кроме нового рождения. Краткий катехизис Вестминстерских богословов заявляет в связи с образом Божьим:

В. 10. Как сотворил Бог человека?

О. Бог сотворил человека мужским и женским, по своему подобию, в знании, праведности и святости, с владычеством над творениями (Быт. 1:26-28; Кол. 3:10; Еф. 4:24).

Спасение человека включает его восстановление в образе Бога и в призвании, присущем этому образу – покорить землю и упражнять владычество. Поэтому прокламирование евангелия было тоже прокламированием Царства Божьего, согласно всему Новому завету.

Радикальное искажение евангелия и призвания спасенного человека проползло в церковь как результат неоплатонизма. Владычество отрекалось, земля рассматривалась как владение дьявола, тело презиралось, а культивировались ложное смирение и кротость. Владычество рассматривалось как плотское бремя, а не как набожная ответственность. Особенно в пиетизме образ Христа рисовался как кроткий и беспомощный, миролюбивый и мягкий.

Слово кроткий есть библейский термин. Он используется в Числ. 12:3 чтобы описать Мойсея, который назван “кротчайшим”; Мойсей едва ли соответствует современной идее о кротости. На самом деле Мойсей описывается как “кротчайший из всех людей на земле.” Марш указывает значение слова кроткий: “Мойсей не борится о своем собственном статусе среди людей, а заботится чтобы быть служителем Иахве. Поэтому Иахве заботится об его позиции среди людей.”[1] Следовательно слово кроткий относится в основном к духовному состоянию в связи с Богом. Елиот отмечает: “Можно отметить дальше, что слово anav, кроткий, часто взаимозаменяется со сходным словом ani, и что значение может быть преклоненный или покорный.”[2] Значение выясняется дальше Блаженствами: “Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю” (Мат. 5:5). Владычество над землей дается кротким, а кротость явно связанная с Богом. Кроткие – это спасенные, которых Бог нагрузил, покорил и запряг, чтобы они были прирученными и годящимися для работы. Бог подчинил Мойсея более жесткой дисциплине чем всякого другого верующего его дней, и Мойсей принял это покорение, развивался по его условиям и стал дисциплинированным и сильным. Поэтому Мойсей был кротчайшим человеком своего времени. Следовательно кротость не боязнь, а дисциплинированная сила под Богом и в Нем.

Иисус Христос описывает Себя как “кроток и смирен сердцем” (Мат. 11:29; Мофат и версия Бэркли дают это как “тихий и покорный”). Он описывает Себя таким в отношении тех, которые ищут Его. В Его отношении к фарисеям и садукеям поведение Христа было твердым и решительным. Когда Христос использует термин кротость, он имеет ввиду не сдача владычества, а мудрое, благосклонное и милостивое использование владычества. Мы не можем понять значение кротости в Святом писании, если мы не поймем, что оно означает не сдача владычества, а его набожное использование. Блаженны кроткие, прирученные Богом, запряженные в Его законе-слове и в Его призвании, которые наследуют землю (Мат. 5:5). Блаженны кроткие, те, которые подчиняются Божьему владычеству, имеющие владычество над собой, и поэтому способные упражнять владычество над землей. Следовательно они наследуют землю.

Этот пункт имеет очень важное значение. Без него евангелие извращенное. У человека данное Богом стремление к владычеству, к власти. Цель нового рождения – восстановить человека в его мандате сотворения, чтобы упражнять владычество и покорить землю. Цель закона – дать человеку указанный Богом путь к владычеству. Цель призыва к повиновению – упражнять владычество.

Что случается, когда представляется карикатура Христа, когда постоянно взыскивается повиновение без упоминания распоряженную Богом цель повиновения, и когда человек постоянно призывается быть готовым для Господа, но не указывая цель? Служение церквы тогда становится напрасным, а жизнь верующего – разочарованием.

Но стремление к владычеству не исчезает просто потому что церковь не говорит о нем. Наоборот, оно появляется снова как безобразная и грешная борьба за власть в церкве; когда пренебрегается и отвергается праведное владычество, тогда начинает возникать грешное владычество. Жизнь церквы тогда становится борьбой из-за бессмысленных пустяков, в которой единственная цель – грешная власть и владычество. И слишком часто это грешное стремление к владычеству маскируется под лицемерной кротостью.

Поэтому очень необходимо признать, что стремление к владычеству данное Богом как основное в природе человека. Один из аспектов этого владычества это собственность.

Обычайное среди церковных социалистов отрицать, что есть библейская гарантия о частной собственности. Их основание для этого – это часто повторяющаяся декларация, что “Господня земля” (Исх. 9:29 и т.д.). Они выбирают пренебречь тотальное свидетельство Святого писания о частной собственности. Так называемый коммунизм в Деян. 2:41-47, также цитированный церковными социалистами, был просто добровольное сдружение со стороны некоторых (Деян.5). Оно ограничилось в Иерусалиме. Верующие приняли буквально слова Христа о падении Иерусалима (Мат. 24:1-28), и поэтому они ликвидировали свои имущества в нем. Более богатые члены предоставили часть или всех своих средств в расположении церкве, чтобы иметь свидетельство для своих друзей и родственников прежде чем Иерусалим пал. Очень скоро гонение рассеяло всех, кроме ядра, вне Иерусалима (Деян. 8:1).

Земля действительно Господня, как и все остальное владение, но Бог выбрал отдать владычество над землей человеку, подчиненному Его законе-слове, а собственность есть центральный аспект того владычества. Абсолютное и трансцедентное право на собственность принадлежит Господу; настоящее и историческое право на собственность принадлежить человеку. Владение собственностью не исчезает из этого мира, когда его отказывают человеку; оно просто переходит к государству. Если оспаривание либералами, что земля Господня, а не человеческая, надо применить как они хотят это, тогда надо применить его в ровной степени и к государству; тогда надо отречь всякое право государства владеть или контролировать собственностью.

Святое писание однако, предоставляет собственность в руках семьи, а не государства. Оно дает собственность человеку как один из аспектов его владычества, как часть его набожного покорения земли.

Если доктрина о владычестве в Боге и под Богом принизяется, тогда и весь закон принизяется тоже.

Бог дает владычество человеку под Его законом, но он не отдает Свой суверенитет. Бог один есть абсолютный Бог и Суверен. Отрицать суверенитет Бога значит передать суверенитет от Бога к человеку, или к человеческому государству. Так, Томас Пейн в Права человека утверждает как фундаментальный принцип суверенитет нации-государства, заявляя: “Нация по существу есть источник всякого суверенитета; никакой ИНДИВИД, или НИКАКОЙ ОРГАН ИЗ ЛЮДЕЙ, не может получить право на некоторую власть, которая не происходит ясно из этого.”[3] Пейн и Французкая революция ясно утвердили свой тоталитаризм этим постановлением. Государство как бог стало источником власти, морали и владычества. Совсем логично Революция стала сапогом, топчущим лицо человека, но по Божьей милости не навсегда.

Божие намерение не владычество греха, а владычество спасенного человека над землей под Богом. Согласно святому Павлу, вся тварь вокруг нас стонет и мучится, ожидая набожного владычества сынов Божьих (Рим. 8:19-23). По причине грехопадения творение теперь под владычеством грешного человека, и ведется к опустошению его извращенным использованием власти. Как растения тянутся к свету, так и творение обращается со страстным желанием к восстановленному владычеству набожного человека. Как пыл и камни подчиняются гравитации, так они подчиняются и предназначенному Богом владычеству человека над ними. Люди Бога должны поэтому учиться природе и требованиям набожного владычества. Все различное от этого есть презрение к высшей власти Бога, который заявляет в Своем слове, что он заключит союз с самими полскими зверями, чтобы обеспечить процветание человека в день его повиновения:

И заключу в то время для них союз с полевыми зверями и с птицыми небесными и с пресмыкающимися по земле; и лук и меч, и войну истреблю от земли той, и дам им жить в безопасности (Ос. 2:18).

2. Кража

Восьмая заповедь, одна из двух самых кратких, объявляет просто “Не кради” (Исх. 20:15; Втор. 5:19). Кража или воровство означает отнятие собственности другого человека через принуждение, мошенничество или без его непринужденного согласия. Обман, увреждение собственности или уничтожение ее стоимости – тоже кража. Не обязательно, чтоб ограбленный знал о краже, чтобы это было грехом. Например, ездить в поезде или на автобусе не оплачивая билет – это кража, даже если транспортная компания остается в неведении об этом.

Кражу можно осуществить многими способами. Первое, при простой кражи вор грабит жертву прямо. Второе, при сложной, но все еще прямой краже, вор грабит жертву как часть группы воров. В таком случае человек может не участвовать прямо в акте кражи, но он страна в ней все-таки, как знающая страна в организованной группе воров. Третье, кража может осуществиться косвенными и законными средствами, т.е. проводя закон, который ворует у богатого, у бедного, или у среднего класса в пользу определенной группы. В таком случае государство становится агентством, через которое осуществляется кража, а правовым указом дается моральное прикрытие.

Кража не только экспроприация, законная или незаконная, собственности другого человека против его воли или через мошенничество, но тоже и уничтожение собственности, или стоимости собственности, через преднамеренный акт или случайно. Например, уничтожить дом человека поджогом – это кража, но если дом сгорит из-за небрежности, это тоже кража. Повредить автомашину человека значить ограбит у него ее стоимость. В этой области возмещение сделали более или менее обязательным через страховые законы в разных странах. Инфляция тоже определенно есть форма кражи, потому что она уменьшает или уничтожает стоимость денег в обращении.

Мошенничество тоже совсем ясное – кража. Человек может с желанием купить товар, под впечатлением что это то, чем его представляют быть, однако мошенничество со стороны продавца ясно превращает покупку в кражу. Продать человеку разбавленное водой молоко – это кража; законы о чистоте пищевых продуктов и лекарств, хотя и часто нарушаемые сегодня, все-таки действителные законы в смысле Святого писания. Однако коррумпированные люди создают коррумпированное государство, которое потом не может провести в жизнь даже лучшие из законов без коррупцией.

Необходимость не оправдывает кражу; необходимость не может дать человеку приоритет над Божьим законом. Однако некоторые римско-католические мыслители, следуя традицию греческих естественных законов, дают моральную поддержку кражи в случаях необходимости:

Итак кто-нибудь в случае смертельной опасности из-за потребности в пищи, или испытывая некоторую форму крайней необходимости, может законно взять у другого сколько ему нужно чтобы удовлетворить свою настоящую нужду, даже хотя бы сопротивление владетеля совсем ясное. Ни поэтому он был бы обязан к возмещению, если его состояние впоследствии заметно улучшиться, предполагая что то, которое он обратил на свою собственную пользу, было непрочным. Основание этому то, что индивидуальное владение благами этого мира, хотя и соответствующее естественному закону, уступает более сильному и более священному праву, даренное естественным законом каждому человеку воспользоваться такими вещами, которые необходимые для его собственного сохранения.[4]

Такая точка зрения дает приоритет человеческой жизни над Божьим законом.

Говорят что, под влиянием фарисейства и интерпретаций юристов, “не считалось преступление воровать у самарянина, или у другого вора.”[5] В этой концепции о законе “права заветного человека” считались большими, чем эти более низких людей. В таком случае, даже с уважением к Делани или к фарисеям, ошибка состоит в том, что человеку дается приоритет над Божьим законом. Такая позиция на самом деле сводит закон к нулю.

Досюда наша дефиниция о краже неполная. Надо добавить, что кража есть одна из форм нарушения Божьего фундаментального порядка. Следовательно кража больше чем преступление против другой личности; она преступление против Бога. Бог требует от нас уважать жизнь, брак и собственность нашего ближнего и врага, не потому что наш ближний или враг возможно не злой, и не потому что наши нужди не великие, а потому что Его правовой порядок имеет приоритет над условиями человека. Ни природа характера нашего ближнего, который может быть злой, ни наша собственная нужда, которая может быть великой, могут оправдать кражу.Суверенитет Бога требует приоритет Его закона-слова.

Парк признает, что эта заповедь есть “защита, которую прилежный и благоразумный имеет против ленивого и беззаботного.” Все-таки он добавляет: “Мыслящие люди стремятся к применению этой заповеди, которое обеспечить, чтобы индустриальная продукция распределялась справедливо, чтобы правила могли бы обеспечить каждому человеку его справедливую долю благ этой жизни.”[6] Парк, как один из этих “Мыслящих людей” не дефинирует “справедливую долю” каждого человека. То ли это, что каждый человек зарабатывает? Или это “справедливая доля” в смысле небиблейского принципа о равенстве? Новый принцип справедливости заменяет Бога: это “мыслящие люди”!

Гуманизм позиции Делани иногда оправдывается через Святое писание, цитируя Прит. 6:30,31. Поэтому важное анализировать этот пассаж. В своем комментарии Делич выясняет как текст, так и его значение, поставляя их в ихний контекст – осуждение прелюбодеяния:

Вор и прелюбодей сейчас сопоставляются один с другим, таким образом что супружеская измена принимается как большее преступление.

30. Не спускают вору, если он крадет, чтобы наситить душу свою, когда он голоден;

31. Но будучи пойман, он заплатит всемеро, отдает все имущество дома своего

. . . Семикратная компенсация за украденные вещи неслышанная в израильском праве; известные только двукратное, четырехкратное и пятикратное возмещение, Исх. 21:37; 22:1-3,8... Этот избыток над тем, которые закон указывает как необходимое, ведет в области свободной воли: Он (вор, о котором мы должны теперь думать, что только горькая необходимость сделала его таким) может компенсировать семикратно, т.е. сверхобильно; он может дать все владения своего дома, так что не только удовлетворить закон, но и успокоить того, кому он сделал зло, и снова вернуть себе честное имя. То, что говорится в стихах 30 и 31 совершенно справедливое. Не осуждают человека, который украл из-за бедности, его жалеют; тем временем прелюбодей пропадает под всеми обстоятельствами презрения и насмешки. И еще: вора можно сделать добрым, и это обильно встречается; но прелюбодеяние и его последствия неисправимые.[7]

Итак, Святое писание не дает никакого основания для нарушения Божьего правового порядка: люди должны работать в нем для их собственного благополучия и процветания. Отрицать или презирать Божий порядок значит навлекать на себя Божье осуждение; это приносит тоже обращение к человеку горького эффекта его действия. Старая испанская пословица гласит: “Если кто-нибудь плюнет в небо, плевок упадет на его лицо.”[8]

Божий порядок ясно включает частную собственность. Он тоже ясно утверждает набожное богатство. Древнееврейские слова, которые переводятся как богатство имеют тоже другие значения: сила, ресурсы, блага и процветание. Согласно Прит. 13:11, “Богатство от суетности истощается, а собирающий трудами умножает его.” Предупреждения Святого писания против гордых, которые забывают Бога в своем богатстве, а не против самого факта богатства (Втор. 8:17,18). Бог благословляет Своих блаженных процветанием и богатством, как свидетельствуют Иов, Авраам, Давид, Соломон и другие. Одно из возможных блаженств за повиновение закону это богатство (Пс. 111:3). Осуждается высокомерное и нечестивое богатство (Иак. 5:1-6). Заявление о богатом и игольных ушах обычно используется неправильно: его суть в том, что никакой человек не может спасти себя самого; спасение невозможное для людей, потому что оно всецело работа Бога (Мар. 10:23-27). Богатство один из аспектов Божьего благословения для верных Ему: “Благословение Господне – оно обогащает, и печали с собою не приносит” (Прит. 10:22). Набожное стремление к собственности и к богатству поэтому вполне законное.

Как мы видим в Прит. 13:11, средство чтобы приобрести богатство есть труд. Это подчеркивается снова в Новом завете. Святой Павел заявляет: “Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтоб было из чего уделять нуждающемуся” (Еф. 4:28). Версия Бэркли дает это как следует: “Вор должен дальше не красть, а трудиться, чтобы зарабатывать на жизнь своими руками, так что он мог бы выделить что-нибудь дать нуждающемуся.” Совсем ясно, что труд и кража противоположные один другому как различные подходы к собственности. Одинаково ясно, что обязанность всех, кто работает, не только содержать себя, но тоже и благотворительность для нуждающихся.

Кража как нарушение владения собственности ищет не только способ обойти труд как средство к обогащению, но тоже и отречь действительность Божьего правового порядка. В смысле Святого писания богатство можно приобрести трудом, наследством и дарованием. Воровский порядок противопоставится всем трем средствам приобретения. Воровский порядок будет заниматься благотворительности за счет Божьего закона.

Тем, кто защищают перемены, увреждающие частную собственность, легко документировать зло и грехи больших корпораций, богатых людей, и социальных порядков, в которых они преобладают, однако хотя бы в ровной степени легко документировать грехи бедных, как и богатых, цитировать зло рабочего, как и капиталиста, и обратить внимание на развращенности реформаторов. Из-за того, что человек злой, богатый или бедный не различаются Божьим законом: он все-таки должен попасть под законом. Когда наш ближний вор, мы не имеем право ограбить его, что он бы не имел. Корректив кражи не кража. Ведь нам говорят, что “Направление правосудия в таком случае возникает, когда имеют места приспосабливания и изменения в пользу относительно бессильных, через изменение в распределении или рассеивании социальной мощи собственности, т.е. изменение в распределении контроля над собственностью.”[9] Это опять гуманизм: это превозношение человеческой нужды над Божьим законом. А человеку как грешнику, едва ли можно доверять, когда он приходит к определению своих “нужд”: слишком часто человек дефинирует свою алчность как свою нужду. Как часто грешный человек позволяет обсуждать его нужду? Нет закон там, где человек сам себе законодатель и суд.

Связь труда с благотворительностью мы уже цитировали. Настоящее милосердие и любовь к ближнему проявляются только в исполнении закона (Рим. 13:8-10). В смысле этого о восьмой заповеди Калвин писал:

Поскольку милосердие есть конечная цель Закона, мы должны искать дефиницию кражи оттуда. Следовательно правило милосердия это что права каждого должны бы надеждно сохраняться, и что никто не должен делать другому то, что он не хотел бы, чтобы сделали ему. Отсюда следует, что воры не только те, которые тайно воруют имущество других, но тоже и те, которые стремятся выиграть в ущерб других, накапливать богатство незаконными практиками, и посвещаются больше их частной выгоде, чем справедливости. Например грабеж обхватывается под заглавием кражи, так как нет никакой разницы между ограблением человеком его ближнего обманом или силой.[10]

Таким образом основное милосердие состоит в том, чтобы жить в верности к закону, с уважением к нашим ближним и врагам, уважая их данный Богом иммунитет под законом. Служить их нуждам подарками – тоже важный аспект закона, однако ни в коем случае человек не может разделять или противопоставлять благотворительность и закон.

Дальше Калвин дефинирует благотворительность как обратную кражи этими словами:

Кроме того, пусть мы обратимся к необходимостям, и по мере наших возможностей облегчить бедность тех, о которых мы понимаем, что они притесненные какими-нибудь затруднениями в их обстоятельствах. Наконец, пусть каждый человек исследует какие обязанности возлагает на нем его долг к другим и пусть он верно исполнить обязанности, которыми он должен им. По этой причине люди должны чтить своих правителей, терпеливо подчиняться их власти, повиноваться их законам и мандатам, и не сопротивляться ничему, чему они могут подчиниться в соответствии с Божественной волей. С другой стороны, пусть правители заботятся о своем народе, сохраняют общественный мир, защищают добрых, наказывают злых, и управляют все таким образом, как положено тем, которые должны давать отчет о своей службе Богу, верховному Судье. Пусть служители церквы верно посвещают себя служению слову, и пусть они никогда не изменяют доктрине о спасении, а излагают ее чистой и незапятнанной Божьим людям. Пусть они учат не только своей доктриной, но и примерами своей жизни; одним словом, пусть они будут хорошими пастухами своих овец. Пусть люди со своей стороны встречают их посланики и апостолы Бога, отдавать им почтение, к которому верховный Господин возвисил их, и снабжать их с необходимым для жизни. Пусть родители займутся поддержкой наставлением и обучением своих детей, как поверенных Богом их заботам; ни допускать чтобы у них отчаивался дух или отделяли их от себя жестокостью, а лелеять и окружать их терпением, и чтобы прощение стало их характером. И чтобы повиновение должимое им со стороны их детей, соблюдалось прежде всего. Пусть молодые уважают старость, так как Господь указал, что это возраст надо чтить. Пусть пожилые люди своей предостороженностью и большим опытом направляют слабоумие молодежи; не надоедать им язвительной и крикливой бранью, а смягчать строгость нежностью и приветливостью.[11]

Далее Калвин перечисляет обязанности рабочих и хозяев, и всех классов людей. Для людей уклоняться от труда, долга, почета, или должного служения значит воровать. “Таким образом, говорю я, пусть каждый человек разберется какой его долг к его ближным, согласно отношениям, которые он поддерживает; и пусть он выполняет этой долг.” Закон говорит, обращаясь к всем людям:

Более того, наше внимание всегда должно быть направленным к Законодателю; напоминать нам, что этот закон предназначен для наших сердец, как и для наших рук , с целью чтобы люди могли бы научиться защищать собственность и поддерживать интересы других.[12]

Таким образом законы против кражи защищают не только Божи порядок, но и всех людей, которые честные и уважают закон, и они защищают даже нечестные от беззаконного наказания.

Почему тогда люди атакуют этот закон и доктрину о собственности, которую он утверждает? Полтора века тому назад в своем генеральном обзоре права, Вайнс отметил: “Есть два принципиальных источников политического, как и личного могущества – знание и собственность.”[13] В этом сердцевина вопроса: собственность есть форма могущества, и там где могущество в государстве, частная собственность будет под атакой.

Атака против частной собственности может принимать две основные формы. Первая, отвергая Божий закон, могущественные индивиды могут презреть имущественные права более слабых индивидов. Социальный дарвинизм, который преобладает в Соединенных штатах и в других странах после 1860 года, привел к “баронам грабителям,” которые использовали свое могущество, чтобы топтать закон. Эти люди оправдывали свои беззакония, ссылаясь на эволюцию и на “борьбу за выживание.” Социальные дарвинисты твердили, что “культурный и биологический прогресс передовых народов обеспечился по мере того насколько ‘закону о конкуренции’ позволили действовать свободно, и в отношении человеческих существах принять форму “борьбы за существование,” в которой только ‘самый сильный выживает’.”[14] У социальных дарвинистов не было интереса в частной собственности; их интересовало использовать теория эволюции как путеводитель для общества. Она становилась средством для оправдания массовой кражи.

Вторая, другие эволюционисты начали утверждать “пластичность и творческие способности человека, динамический характер окружающей среды, и взаимные отношения между ней и человеком.”[15] Для них государство стало этой “динамической” окружающей средой, в которой человек мог бы преобразовать себя. Для этих эволюционистов собственность есть просто средство, через которое государство оформляет человека и мира. В результате собственность опять попадает под беззаконной атакой, в первом случае со стороны индивидов и корпораций, а во втором со стороны государства. Так как собственность – форма могущества, тоталитарное государство стремится контролировать или завладеть частной собственностью, с целью предотвратить наличие у людей какой-либо мощи, независимой от государства.

Однако частная собственность есть могущество, которое Бог вверил человеку, чтобы управлять им, потому что Божие намерение это чтобы человек имел и упражнял власть с целью покорить землю и установить владычество над ней под Богом. Бог дает государство его должное могущество в его области. Частная собственность есть могущество, данное человеку, чтобы использовать его под Богом и на Его славу.

3. Возмещение и прощение

Серьезная и очень большая ошибка, которая заразила одинаково христианскую и нехристианскую мысль, это что грех можно прощать. Под грехом здесь имеется ввиду принцип греха (Быт. 3:5), отречение человека от Бога, и его настаивание быть своим собственным богом. Грех, как этот принцип независимости и автономии, нельзя прощать. Кустанс указал это ясно:

По причине того, что он наследственный, заражающий как болезнь всего человека, у греха ничего общего с прощением. Его надо каким-то образом искоренять, или хотя бы обойтись без него при построении нового человека. Плоды, которые выражают его, надо прощать, но к основному корню надо подходить по другому. Корень есть местонахождение инфекции.[16]

Отдельный грех или грехи можно прощать; грех как принцип, первородный грех, нельзя прощать: его надо искоренять. Спасительное дело Иисуса Христа подразумевает новое сотворение (“кто во Христе, тот новая тварь, Кор. 5:17), возмещение, совершенное соблюдение закона как нашу общую мысль, и прощение отдельных грехов Его людей.

Прощение и возмещение – неразделимые. Мы должны прощать нашему брату, т.е. верующему другу, семь раз в день (Лук. 17:4), но это прощение всегда требует раскаяние и возмещение. Есть два аспекта прощения: религиозный, или аспект Божьего слова, и потом социальный или уголовный аспект. Грех всегда есть преступление против Бога, и поэтому всегда должен существовать теологический аспект каждого греха, т.е. некоторый вид урегулирование и осуждение человека за то, что нарушил Божий порядок. Но грех замешивает тоже других людей, или землю, и у отдельных грехов отдельные требования о возмещении.

Вернемся к факту, что когда грех прощается, это не касается греха в принципе, а конкретного поступка. Ссылки на прощения в законе (Лев. главы 4,5; Числ. 15:28 и т. д.) касаются отдельных грешных поступков. Иисус Христос произносил прощение грехов тем, которые были в завете веры, т.е. отдельных грехов спасенных (Мат. 9:2,5; Мар. 2:5,9; 3:28; 4:12; Лук. 5:20,23; 7:47,48; Рим. 4:7; Кол. 2:13; Иак. 5:15; І Иоан. 2:12 и т. д.). За грех в себе человек должен умереть, а не быть прощенным; мы умираем в Христе как грешники, которые живут в условиях принципа о грехе, и мы возникаем в Нем как новое творение. Против греха как принцип, наказание – смерть; за грех как конкретный проступок, прощение возможное с раскаянием и возмещением.

С этим в уме, мы можем понять почему в уголовном праве смертная казнь обязательная для неисправимых преступников. Своими многократными преступлениями такие индивиды показывают, что преступление - их образ жизни, так сказать их принцип. Подобно этому, в некоторых случаях возмещение требует смерть виновной стороны как необходимое дублирование смерти жертвы, т.е. невинного человека.

В Исх. 22:1-17 мы видим серию законов, касающих возмещения. Первое, устанавливается соотношение возмещения:

Если кто украдет вола или овцу, и заколет или продает, то пять волов заплатит за вола, и четыре овцы за овцу (Исх. 22:1).

Многократное возмещение покоится на принципе справедливости. Овца способная в большой степени к возпроизводству, и используется не только как мясо, но тоже через ее шерсть как одежду, как и для других употреблений. Украсть овцу, значит украсть настоящую и будущую стоимость имущества человека. Вол требует более высокой степени возмещения, пятикратной, потому что вол обученный тянуть повозки, пахать, и использовался для различных хозяйственных работ. Поэтому у вола не только стоимость его мяса и его полезность, но тоже и стоимость его обучения, тем что обучить вола для работы было задачей, требующей время и умение. Поэтому и взыскивалась более высокая степень возмещения. Ясное, что принцип возмещения здесь наяву. Возмещение должно держать счет не только о настоящей и будущей стоимости украденной вещи, но тоже и специализированных умениях, необходимых на ее замену.

Второе, кража может создать проблемы в связы с защитой против вора:

Если кто застанет вора подкапивающего и ударит его, так что он умрет, то кровь не вменится ему. Но если взошло над ним солнце, то вменится ему кровь. Укравший должен заплатит, а если не чем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им (Исх. 22:2,3).

Ночью хозяин может законно убить проникнувшего в хозяйство вора, чтобы защитить свою собственность; это часть законного права хозяев на защиту – себе и своей собственности. Нет оснований не принимать, что это нарушение границ имущества не охватывает амбары, или сегодня гараж. В дневном свете однако убить вора, кроме как при самозащите, значит совершить человекоубийство. В этом случае вора можно идентифицировать и арестовать, что само собой представляет защиту. Если вор не может дать возмещение, его надо продать в рабство с целью удовлетворить требование о возмещении. Сегодня это значит некоторый вид заключения или опеки, так чтобы весь доход осужденного вора уходил бы на возмещение до его полного размера по приговору.

Третье, закон определяет возмещение, требуемого с вора, взятого на месте или пока еще не успел воспользоваться украденным добром:

Если украденное найдется у него в руках живым, вол ли то, или осел, или овца, пусть заплатить вдвое (Исх. 22:4).

В таких случаях вор должен вернуть украденное плюс его эквивалент, т.е. точны размер, которым он надеялся воспользоваться через кражу. Это минимальное возмещение. Человек, который украл 100 долларов, должен вернуть не только 100 долларов, а и еще 100 тоже.

Четвертое, некоторые действия, все равно преднамеренные или случайные, влекут за собой ответственность, которая взыскивает возмещение, потому что увредить имущество другого человека означает ограбить у него его стоимость:

Если кто потравит поле или виноградник, пустив скот свой травить чужое поле, пусть вознаградит лучшим из поля своего и лучшим из виноградника своего. Если появится огонь и охватит терн, и выжжет копны, или жатву, или поле, то должен заплатить, кто произвел сей пожар (Исх. 22:5,6).

Возмещение во всех таких случаях зависит от природы действия; если плодные деревья или лозы поврежденные, тогда будущая продукция поврежденная, и ответственность пропорциональная этому. В уголовном праве уже нет больше чем остатки принципа о возмещении; теперь пострадавшая сторона должна предъявить гражданский иск, чтобы восстановить свои утраты, и то без никакого соображения с библейскими принципами

Пятое, в Исх. 22:7-13 определяется ответственность для имущества, содержавшегося под опекой. Роулинсон умело обобщает этот закон:

Имущество, поверенное в руках другого для надеждного сохранения, могло бы так легко быть присвоенным опекуном, или потерянным из-за его небрежности, что понадобились некторые специальные законы для его защиты. Обратно, опекун нуждался в защиты против повреждений, которых вверенное ему имущество могло бы претерпеть, или если оно потеряется без его вины. Мойсеевское законодательство позаботилось об обоих случаях. С одной стороны оно требовало от опекуна упражнять надлежащую заботу и делало его ответственным за потерю, если поверенное ему имущество украли и вор не нашелся. Присваивание наказывалось тем, что виновный опекун должен был “заплатить вдвое.” С другой стороны, в сомнительных случаях позволялось опекуну очистить себя клятвой (стихи 8 и 10), а в ясных случаях представить доказательство, что потеря произошла в результате неизбежного происшествия (ст.13).[17]

Шестое, в случае ренты или займа действовали определенные принципы задолженности:

Если кто займет у ближнего своего скот, и он будет поврежден или умрет, а хозяина его не было при нем, то должен заплатить; Если же хозяин его был при нем, то не должен платить. Если он взять был в наймы за деньги, то пусть и пойдет за ту цену (Исх. 22:14,15).

Если человек займет и повредит имущество другого, он отвечает за повреждения; он уничтожил или повредил собственность другого человека и поэтому он виновный в кражу; возмещение обязательное. Если владелец пришел помогать ему как хороший сосед, ущерб за счет владельца, потому что его собственность повредилась, находясь под его надзором. Это еще более верное, если он работал как наемный, потому что наемное вознаграждение за его услуги с волом, ослом, трактором, или каким-нибудь другим оборудованием включало амортизацию, поддержку и повреждений его рабочего оборудования.

Седьмое, соблазнь не только преступление против седьмой заповеди, но и против восьмой тоже, тем что она включает ограбление девственности у девушки (Исх. 22:16,17). Компенсация или возмещение означало, что он должен “заплатить столько серебра, сколько полагается на вено девицы.” Многозначительно, что слово, переводенное заплатит по древнееврейски вес; тогда деньги измерялись весом; весом одной сикли серебра или золота.

Возмещение цитируется в Святом писании как один из аспектов искупления. Закон о Пасхе, великое искупление в эре Ветхого завета, включает тоже требование о возмещении. Грешные египтяне, из-за того что обманули Израиля и стремились уничтожить его, были обязанные дать возмещение. “И сделали сыны Израилевы по слову Мойсея, и просили у Египтян вещей серебрянных и вещей золотых и одежд (Исх. 12:35). Для Бога не было достаточно восстановить порядок, разрушая Египет десятью бедствиями; надо было обогатить Израиля средствами возмещения (Исх. 12:36). Подобный инцидент случился раньше в Египте с Аврамом. Порядок фараонов был таким, что у человека не было другой защиты против отнятия его жены вместе с его собственным убийством, кроме обмана (Быт. 12:11-13). Не было осуждения для Аврама за то, что он пытался остаться в живых: вместо этого Бог осудил строго фараона (Быт. 12:17) и вывел Аврама сильно обогащенным путем возмещения ( Быт. 12:16; 13:2). Подобным образом Бог вмешался, чтобы осудить Авимелеха (Быт. 20:3-6), даже хотя Авимелех мог оправдаться своей почтенностью; тем не менее, из-за того что он возглавлял беззаконный порядок, Бог держал Авимелеха ответственным, и последовало возмещение (Быт. 20:14-18). В обоих случаях нет ни малейшего намека о каком-нибудь осуждении Аврама, все показывает Божие осуждение монархов за поддерживание беззаконных порядков, в которых Аврам не смел действовать честно и открыто.

Во всех этих случаях есть не только осуждение Богом против нарушителей, но и возмещение для потерпевших. Поэтому возмещение тесно связонное с искуплением, со справедливостью, и со спасением. Только ереси, которые ограничивают спасение только к новому отношению с вечностью, не могут увидеть практические последствия Божьего спасения. Калвин привлекал внимание к социальным последствиям спасения. Комментируя Ис. 2:4, он отмечает:

Из-за того, следовательно, что люди естественно следуют свои злые страсти, чтобы разрушить общество, Исаия здесь обещает коррекцию этого зла; потому что если евангелие есть доктрина о примирении (ІІ Кор. 5:18), которая устраняет вражду между нами и Богом, то оно приводит людей к миру и гармонии один с другим. Смысл восходит к тому, что Божий народ будет кротким, и оставляя в сторону жестокость, посвятится следованию мира.

Это неправильно ограничивалось некоторыми комментаторами к времени, когда Христос родился; потому что в это время, после битвы у Акциума, храм Януса закрылся, как видно из истории. Я охотно допускаю, что универсальный мир, который существовал в Римской империи во время рождения Христа, был символом вечного мира, которому мы радуемся во Христе. Однако смысл Пророка был различным. Он имел ввиду, что Христос делает такое примирение между Богом и людьми, чтобы среди них существовало комфортабельное мирное государство, полагая конец разрушительных войн. Потому что если устранить Христа, мы не только отчуждаемся от Бога, но и непрестанно ведем открытую войну с Ним, которая справедливо свалилась на наши головы; а последствие это что все в мире будет в беспорядке.[18]

Таким образом это будет царство мира на земле, по мере того как слово Божие царствует среди людей, хотя совершенное исполнение этого пророчества, утверждал Калвин, “в его полном охвате, нельзя искать на земле.”[19]

Спасение неотделимое от возмещения, потому что Божие спасение человека и мира – это его восстановление в его первоначальном положении под Богом и за Его славу. Работа человека о возмещении за грех Адама, за его собственного изначального греха, что он работал, чтобы замарать землю – это признать, что как новое творение во Христе, он должен сделать землю новое творение под Христом. Работа Христа в человеке – это работа о возмещении.

Прощенный человек есть человек, который делает возмещение. Прощение в Святом писании – юридический термин. Оно относится к правовому суду. Если возмещение во все времена было в библейском праве основным для прощения, для восстановления в гражданстве, то слово прощение в Святом писании всегда подразумевает возмещение. Когда прощение отделяется от закона и делается вопросом чувства, конец приводит к сентиментальности. Многие современные теологи и христиане настаивают на безусловное прощение для всех людей, независимо от раскаяния и возмещения. Такая позиция есть просто субсидирование зла, и принимание зла как зло. Это антиномия.

4. Ответственность свидетеля

Не оказать помощи раньше было серьезным преступлением, и в ограниченной степени все еще человек, который не окажет помощи, подлежит серьезным наказаниям. Направление гуманистского права постепенно освобождает людей от всякой правовой обязанности быть Добрым самарянином. Например, согласно одному решению:

Человек может наблюдать слепого человека или ребенка, шагающих к пропасти, и все-таки он не обязан предупредить их. Он может стоять на берегу потока и видет, как человек падает в нем, и хотя он держит в своих руках трос, который может использовать чтобы спасти человека, он все-таки не обязан оказать помощь. У него может быть моральный долг предупредить слепого человека, или помочь утопающему человеку, но будучи только сведетелем, и никоим образом не ответственным за опасную ситуацию, у него нет никакой правовой обязанности оказать помощь.[20]

В некоторых случаях однако свидетель должен оказать помощь, или против него будут правовые действия. Человек может наблюдать дом фермера или амбар гореть, и не делать ничего, но в случае лесного пожара (федеральная “собственность”), свидетель должен предпринять надлежные действия или получит наказание от суда.

Раньше все свидетели имели правовой долг оказывать помощь при призыве о преследовании hue and cry. В английском языке hue and cry есть правовой термин; раньше, когда бежал преступник, или раскрывали преступника, или совершался преступный акт, призыв о помощи был законно обвязывающим для всех. Позднее hue and cry было имя писменной прокламации об аресте преступника или о поиске украденных вещей. В Англии Hue and Cry было тоже название официальной газете, публикующей информацию о преступлениях и преступниках.

Библейское право, однако, утверждает ответственность свидетеля. Например Втор. 22:1-4 объявляет:

Когда увидишь вола брата твоего или овцу его заблудившихся, не оставляй их, но возврати их брату твоему. Если же не близко будет к тебе брат твой, или ты не знаешь его, то прибери их в дом свой, и пусть они будут у тебя, доколе брат твой не будет искать их, и тогда возврати ему их. Так поступай с ослом его, так поступай с одеждую его, так поступай со всякую потерянную вещию брата твоего, которая будет им потеряна и которою ты найдешь; нельзя тебе уклоняться от сего. Когда увидишь осла брата твоето или вола его упадших на пути, не оставляй их; но подними их с ним вместе.

Здесь мы опять имеем дело с практикой прецедентов, которая дает минимальный случай, чтобы иллюстрировать генеральный принцип. Мы не можем ограбить у человека его имущество нашим пренебрежением; мы должны действовать как добрые соседы, даже к нашим врагам и к пришельцам. Потерянные или заблудившиеся животные, имущество или одежду, надо сохранять и охранять с всяким явным усилием для немедленного возвращения.

Если свидетель обязан оказывать помощь “со всякими потерянными вещами” другого человека, у него даже более сильная обязанность помагать для спасения человека. Например, этот принцип ответственности появляется во Втор. 22:24. Женщина, на которой напали в городе, предполагается давшей согласие, если она не кричала; отсюда происхождение обычайного закона hue and cry. На ее крик, каждый человек, услышавши ее голос, должен оказать немедленную помощь; не сделать этого рассматривалось как ужасное отвращение, которое загрязняло землю и фигурально затмевало солнце. Отвращение, которое чувствовалось при таком преступлении, отразилось в равинской традиции:

Наш Учитель учит, что солнце затмевается из-за четырех вещей: Из-за Аб Бет дин (вице-президент Синедриона), который умер и его не похоронили как положено; из-за помолвленной девушки, которая высоко кричала в городе и не было никого, чтобы спасти ее; из-за содомии, и из-за двух братьев, чья кровь пролилась одновременно. И из-за четырех вещей светила (луна и звезды) затмеваются: Из-за тех которые совершают подделки, из-за тех которые произносят ложные свидетельства; из-за тех, которые пасут мелкий скот на земли Израиля (животные, которых невозможно удержать чтобы не наносили вред полям других); и из-за тех, которые высекают хорошие деревья.[21]

Многозначительное, что это преступление классированное как худшее, чем ложное свидетельство; ложное свидетельство представляет истину неправильно; невмешательство свидетеля делает его соучастником в преступлении через его отказ оказать помощь. Асаф говорил о тех, которые были безразличными к нужде оказать помощь:

Когда видишь вора, сходишься с ним, и с прелюбодеями сообщаешься (Пс. 49:18).

Совсем как следует, предельные ссылки цитируют Рим. 1:32 и І Тим. 5:22. В последнем отрывке те, которые соглашаются с поспешным возложением рук на новичков в вере, или своим молчанием дают согласие, “участники в чужих грехах.” Не безосновательно принять, что наказание неактивного свидетеля было подобно этому за ложное свидетельство. Наказание за то же самое преступление применялось к ложному свидетелю (Втор. 19:18,19); неактивный свидетель тоже своего рода свидетель, и такой, который соглашается с преступлением через свое бездействие. Таким образом неактивный свидетель является соучастником, помощником в преступлении, и ответственным к наказанию за это преступление.

Соломон тоже привлекал внимание к тому же преступлению, заявляя острыми и точными словами:

Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение? Скажешь ли: “вот, мы не знали этого”? А Испытующий сердца разве не знает? Наблюдающий над душею твоею знает это, и воздаст человеку по делам его (Прит. 24:11,12).

Комментарий Киднера относительно Прит. 24:10-12 безценный в связи с этим:

Исключительное усилие (10) и возможность уклониться от ответственности (11,12) – справедливые, беспристрастные испытания для характера человека. Это наемник, а не настоящий пастух, который будет оправдываться плохими условиями (10), безнадеждностью задачи (11) и извиняющим незнанием (12); любовь не так легко успокаивается – ни Бог любви.[22]

Комментарий Делича относительно Прит. 28:17 тоже очень подходит здесь:

Милость не может прийти на место справедливости, пока справедливость не будет признанной полностью. Человеческая симпатия, человеческая терпеливость, под ложным названием милости, не идут в сравнении с этой справедливостью.[23]

Итак, библейский закон выясняет ответственность свидетеля; на самом деле он постановляет, что свидетель не может быть посторонным наблюдателем. Более старое решение одного американского суда постановило вопрос вкратце: Закон “требует делать добро во все времена.”[24] Полицейская власть гражданства покоится на Втор. 22:1-4,24. Когда имущество ближнего заблудилось или потерялось, или когда мужчина или женщина кричали о бедствии, каждый человек должен откликнуться на этом крик и применить закон. Все граждане в США имеют право арестовать до сего дня, как результат от этого библейского наследства.

Согласно обычайному праву шериф все еще имеет право забирать всех мужских граждан в возрасте 15 лет и старше, чтобы помогать ему при применении закона.[25]

Что касается гражданского ареста:

Вильям Б. Саксби, главный прокурор штата Огайо, сообщил некоторые из основных правил из гражданского ареста, С некоторыми различиями из штата в штат, закон Соединенных штатов утверждает, что частное лицо может арестовать кого-то за совершение или за попытку совершить уголовное преступление или проступок в его присуствии. Он может тоже арестовать кого-то, о котором он имеет разумное основание верить, что тот совершил до этого уголовное преступление в прошлом, но не и за проступок. Некоторые штаты позволяют гражданам арестовать только за уголовные преступления, пока другие дают гражданам широкие права арестовать за все преступления.

Саксби отмечает, что уголовные преступления почти всегда в основном несправедливые или злые, пока проступки – более мелкие преступления.[26]

Обычно однако полицейская власть граждан упражняется самым лучшим образом оказыванием помощь полиции и жертвам преступления. Полицейские предпочитают, чтоб свидетели призывали их, отмечали точно события, и помогали как это взыскивалось полицией. В Германии люди, не упражнившие свою полицейскую власть чтобы защитить других, подлежат штрафу от одной до несколько тысяч марок или получают год в тюрьме. Франция и Италия имеют подобные законы.[27]

Американское право становится противоречивым, потому что старое обычайное право заменяется писаными законами. Машину человека можно коммандировать на арест преступника, однако у него нет законного основания на претензии против государства, если его машина разрушится в процессе преследования.[28] Варник комментирует точно:

Это не преступление ни в коем штате – как это по обычайному праву почти повсюду в Европе – для гражданина, если он не сообщить в полицию по собственной инициативе о совершении уголовного преступления. Однако актом Конгресса такое “укрывательство уголовного преступления” – преступление в Соединенных штатах, если преступление, о котором не сообщили, федеральное преступление. С точки зрения мирянина это значит, что если вы увидели ограбление универмага и спокойно продолжили своим путем, вы будете на верной стороне закона, если вас не будет мучить совесть. Но если вы увидели ограбление почты и не позвали полисменов, вы совершили бы федеральное уголовное преступление.

То, что принесло все это на будущее, конечно опять возрождение преступности и насилие толпы в Америке; унижение полиции до точки, когда все меньше людей хотят быть полицейскими; и шокирующая апатия многих людей, не желающих “замешивать их” в преступлениях…

Если закон не требует от вас вызвать полисменов, когда грабят универмаг или жестоко избивают кого-нибудь; если вы ответственный за обвинения, приводившие к неправильному аресту даже когда на ваш взгляд вы действовали совсем основательно, если вас не могут защитить против обвинения или ответственности, когда вы подчинились офицеру полиции, тогда вы в праве занять позицию -–даже против ваших собственных чувств – что само общество не действительно серьезное, чтобы контролировать преступностью. В этом случае общество – законодатели и суды.

Почему “укрывательство уголовного преступления” не штатское преступление, когда оно федеральное преступление? Законодатели могут восстановить принцип обычайного права, чтобы оно стало таким.[29]

Гражданская правовая ситуация может быть двусмысленной; требование библейского права нет. Укрывательство, т.е. утаивание преступления – серьезное нарушение. Неактивный свидетель стоит на стороне преступления. Притча о Добром самарянине (Лук. 10:29-37) твердо основывалась на библейском законе.

В притче о Добром самарянине священник и левит оставили жертву и “прошли мимо.” Религиозные лидеры призывают повиноваться закону; они “дают десятину с мяты, руты и всяких овощей, и нерадят о суде и любви Божией” (Лук. 11:49). Легкое дело – давать десятину с мяты; но иногда необходима моральная смелость, чтобы помочь жертве; в случае с жертвой, описанный Иисусом, даже не была необходима смелость – только помощь оставленной преступниками жертве в смысле закона. Религиозные лидеры соблюдали закон только когда это им стоило немного или ничего. Иисус отделил их от закона.

Поэтому серьезная ошибка – сводить притчу о Добром самарянине только к уровню чувств, или к вопросу милосердия; в этом случае они подчиненные закону. Те, которые презирают закон, тоже и без милосердия. Они заявляют, что любят закон, но они выбирают только вопросы о повиновении, а отвергают то, что трудное. Слишком много священников сегодня сводят закон к простым правилам о Субботе и прелюбодеянии, и обходят или нарушают остальное в законе безнаказанно. Это фарисейство.

5. Деньги и меры

Очень неправильно понимаемый закон в Лев. 19:35-37 тот, который касается честности при измерении:

Не делайте неправды в суде, в мере, в весе и в измерении. Да будут у вас весы верные, гири верные, ефа верная и гин верный. Я Господь, Бог ваш, который вывел вас из земли Египетской. Соблюдайте все уставы Мои и все законы Мои, и исполняйте их. Я Господь.

Слово суд здесь относится к всему, что следует; мера здесь означает измерение длины или площади, т.е. ярд, локоть, фут и т. п.; вес означает талант, сикля и другие денежные единицы; измерение относится к мерам для вместимости, т.е. хомер, ефа, гин и т.д.; весы и гири – средства взвешивания.[30]

Что вес означает деньги, известно давно. Библейская энциклопедия Фейрбейрна, как и другие, рассматривает сиклю как “вес.” Библия говорит о деньгах как о весе. Например нам рассказывают, что “дал Давид Орне за то место шестьсот сиклей золота” (І Пар. 21:25). Насчет точной природы слов talent, menah, shekel, benah, zuza (Reba), и gerah, мнения расходятся, но таблица Бонара наверно не хуже любой другой.[31] Сикля вероятно была половина унции.

Бонар относился к этому осмотрительно, потому что он автор тоже комментария к Левите. Комментируя Лев. 19:35-37, он посвящает три страницы основной евангелистской проповеди. В двух предложениях он обращается к специфичному пункту текста, чтобы сказать:

На рынках, в торговле, на их базарах – измеряя землю ярдами и локтями, или взешивая товары на весах, или измеряя объем зерна – весы и их гири, ефа и ее подразделение гин, должны были быть строго точными.[32]

Можно говорить о преднамеренном несоответствии Святому писанию многих проповедей и комментариев. Закон центральной важности для монетной и экономической моральности нации рассматривается небрежно, или никак вообще. Библейский материализм евреев уберег их от такого несоответствия. Талмуд например отмечает:

Раба говорил: Почему Божественный закон упоминает исход из Египта в связи с лихвой, мелочью и весами? Святой Единственный, будь он благословен, заявил: ”Это Я, кто разграничил в Египте перворожденных от неперворожденных; и еще это Я, кто будет взыскивать место от того, который приписывает свои деньги нееврею и через него дает их израильтянину в рост, или от того, который погружает свои весы в соль, или который (привязывает к своей одежде нитки, покрашенные) растительной синей краской и утверждает, что это (настоящее) синее.”[33]

Загвоздка здесь в том, что перворожденные или избранные Богом это те, которые повинуются Его закону. Те, которые только внешне радуются привилегиям завета и заветной культуры, но которые отвергают его законы, подлежат специальной мести заветного Бога.

Гинсбург тоже ссылается на этом аспекте закона и цитирует его применение во время Второго храма:

Видно будет, что Законодатель использует здесь точно ту же фразу в отношении употребления верных мерах, которую он использует в связи с применением правосудия в стихе 15. Следовательно тот, который заявляет, что ложная мера есть законная мера, он согласно этому закону как коррумпированный судья, и обманывает людей ложными суждениями, как тот, кто на суде преднамеренно выдает грешный приговор. В связи с фактом, что люди, которые иначе отвергли бы идею об обмане, часто отбрасывают свою совестливость по вопросу о мерах и весах, библия часто клеймит эти поступки как безнравственные, и как отвратительные Богу, и в то же время она показывает верные меры как идущие от самого Бога (Втор. 25:13,15; Иез. 45:10-12; Ос. 12:7; Ам. 8:5; Мих. 6:10,11; Прит. 11:1; 16:11; 20:10,23). Согласно властям во время Второго храма, тот кто дает ложный вес или мера, подобно коррумпированному судье, виновен за следующие пять вещей: Он (1) загрязняет землю; (2) злословит имя Бога; (3) становится причиной, чтобы Shekinah, Слава Божья, ушла; (4) становится причиной, чтобы Израиль погиб от меча и (5) чтобы пойти в плен. Поэтому они объявляют, что “грех незаконных весов и мер больше, чем этот кровосмешения, и равняется греху отрицания, что Бог в,вел Израиля из Египта.” Они назначили общественные надзиратели чтобы инспектировать весов и мер по всей стране; они запретили делать гири из железа, свинца и других металлов, которые могли бы уменьшиться в весе из-за износа или ржявчины, и приказали делать их из полированного булыжника, из стекла и т.д., и ввели строгие наказания за обман.[34]

Следовательно, у этого закона несколько очень важных следствий. Первое, старый латинский и современной свободной торговли (лессе-фер) принцип caveat emptor (пусть покупатель остерегается), не библейский. Нечестная торговля – серьезный вопрос, как нечестные судьи и суды. По этому пункту современные либералы ближе к библейским требованиям, чем консерваторы. Предполагаемый эволюционный закон джунглей – это не библейская моральность. С другой стороны, либеральный принцип, “пусть продавец остерегается,” тоже не библейский. Закон не может поощрять безответственность со стороны ни покупателя, ни продавца. Лессе-фер поддерживает безответственность продавца; либерализм и социализм поощряют безответственность покупателя. Честные товары необходимые, но тоже и честное оплачивание. Государство, как служитель правосудия, действительно имеет обязанность поддерживать справедливость на рынке, но нельзя путать справедливость с благотворительностью. Действительно, государство как полицейский может быть коррумпированно, на самом деле если общество в целом коррумпированное, государство тоже будет таким. В здоровом и набожном обществе государство будет действовать успешно, чтобы ограничить меньшинство злодеев. Ключ к ситуации не государство, а религиозное здоровье общества. Закон специально постановляет, что ложные весы и меры – “не праведность суждения,” или несправедливость в этих вопросах требует правосудия. Поскольку правосудие – служба государства, эти вопросы надо судить государству.

Второе, меры длины и площади, как мы уже отметили – это ярды, футы, пальцы, локты, метры и т.п., включая акры. Правосудие требует поддерживание строгих стандартов в этой материи, и наказание тех, которые обманывают посредством ложных мер. Обман в этой области приводит к обману в сделках с землей, с товарами и материалами, и в разных других основных способах торговли.

Третье, обман в весе – по существу это фальшивые деньги. Совсем очевидно, библейские деньги измерялись весом, весом серебра и золота, и всякая форма чекании монет в более поздные времена была тоже в весе. Раньше деньги не чеканились, а были кусками серебра или золота с определенным весом. Чеканка золота в Соединенных штатах продолжила библейскую модель, устанавливаясь в связи с весом – одна унция, или части одной унции.

Банковое дело с мелкими резервами, необратимые или частично обратимые бумажные деньги, и инфляция денег через долг и кредит, все это нарушение этого закона. Исаия, перечисляя обвинения в обвинительном акте Бога против Иерусалима, заявляет что “Серебро твое стало изгарью, вино твое испорчено водою” (Ис. 1:22). Имеется ввиду ложный вес, серебро заменялось низшими металлами или сплавлялось с ними, а также и ложная мера – кварта вина превращалась в галон через смешивания с водой.

Итак, закон ясно требует осуждение всяких фальшивых денег. Так и закон о виновном свидетеле ясно осуждает всех служителей, священников и учителей, которые не объявляют осуждение закона против фальшивых денег. Их молчание означает вину, сравнимую с этой коррумпированных судьей или фальшивомонетчиков, тем что они подделывают Божие слово своим молчанием или ложными интерпретациями.

Конечно, как ложное мерило или ложная объемная мера обманывают человека, так наверно и фальшивые деньги обманывают его. Даже хуже, нечестные деньги вводят ложный вес во всех денежных сделках в обществе, из-за чего преобладают радикальная коррупция и несправедливость. Если в каждой сделки бизнеса в каждом обществе преобладает в основном обман в форме нечестных и фальшивых денег, тогда все общество загрязненное, честные люди ограбляются, а воры преобладают. Вот это точно то, что совершают денежный обман и инфляция – триумф воров над набожными людьми. Молчание перед лицом такой радикальной коррупции – неизвинимое пренебрежение и зло. Гинсбург выше цитировал тексты, осуждающие ложных весов. Их называют “мерзостью” пред Господом, как свидетельствует декларация Соломона:

Неодинаковые весы, неодинаковая мера, то и другое – мерзость пред Господом (Прит. 20:10).

Мерзость пред Господом – неодинаковые гири, и неверные весы – не добро (Прит. 20:23)

В Иез. 45:9-12 Бог уточняет точные соотношения сикли с ее меньшими и большими весами, а даются также и меры вместимости. Отсуствие правосудия здесь Бог определяет через Иезекииля как “обиды и угнетения,” а тоже и как “вытеснение из владений.”

Четвертое, меры здесь относится и к мерам вместимости, и закон взыскивает строгую честность здесь, как и везде. Жидкие и сухие меры одинаково охватываются этим законом. Мы отметили осуждение Исаии за разбавление вина; галон вина, разбавленное водой, может быть точным как галон, но он все-таки нечестный, потому что его содержание смешанное с водой. Фрукти, политые водой скоро до продажи имеют нечестный вес и худший привкус. Давать коровам соленную пищу, чтобы они пили больше воды и увеличили свой вес – обман, как и формы перевоза коров к рынку, который обезводняют их и уменьшают их вес. Таким образом обман распространяется и вне весов и бушельной корзины.

Пятое, точные весы относится к тому, что сегодня называется безменами или рыночными весами. Честные шкалы основные для справедливой торговли, и поэтому контроль над ними основной в правосудии. В основном жертвами неверных весов становятся бедные (Ам. 8:4-8). Они меньше всех способны защищать себя и больше всех страдают от последствий.

Шестое, последствия от нарушений этого закона проявляются в самой земле, которая свергнет с себя людей. Точно как Нил затопляет Египет, так и осуждение прострется над народом (Ам 8:8). В законе подчеркивается его связь с жизнью:

В кисе твоей не должны быть двоякие гири, большие и меньшие. В доме твоем не должна быть двоякая ефа, большая и меньшая. Гиря у тебя должна быть точная и правильная, и ефа у тебя должна быть точная и правильная, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе (Втор. 25:13-15).

Это постановление заметил хорошо Лютер, который отметил, что:

точный вес и точная мера должны сохраняться в общносты, чтобы не обманывать бидного и ближнего. Это тоже вообще действительно для всех обменов и всех договоров, чтобы продавец давал верные и соответствующие товары за деньги покупателя. Здесь альчность знает невероятные несправедливости и трюки: замена, обман, имитация и неравноценная торговля; поэтому немалая часть забот государства должна быть держать это под контролем для общего блага.[35]

Лютер совершенно прав. Заповедь “Не кради” полностью запрещает “замену, обман, имитацию и неравноценную торговлю,” а такой обман или кража должны быть “немалой части заботы государства.” Однако кульминационный пункт слишком часто пренебрегается: это обещание жизни за повиновение этому закону, как и пятой заповеди. Обратно, жизнь отказывается тем, кто нарушает этот закон; земля, данная вору встречает осуждение и смерть. Другими словами Бог сокращает жизнь нации, которая прощает мошеничество и обман через фальшивые деньги, шкалы и другие меры.

Калвин говорил о Лев. 19:35:

Теперь, если законы о покупке и продаже коррумпированные, человеческое общество как будто растворяется; так что тот, кто обманывает неверными весами и мерами, мало отличается от того, кто использует фальшивые деньги; и следовательно того, кто, будь он продавец или покупатель, фальсифицирует стандартные меры вина, или зерна, или чего-нибудь другого, надо считать преступником.[36]

Реформаторы, как и более ранные отцы церквы, не были молчаливыми в отношении к этому закону.

Оценивая этот закон, надо поставить его в контексте правовой традиции современной эры, с целью понять основной конфликт принципов. Правовую традицию можно разделить на три основные позиции. Первая, принцип более старого либерализма и более нового консерватизма связывает концепции лессе-фер с эгоизмом. Требуется невмешательство государства в экономические дела, и поддерживается, что эгоизм всех индивидов, способствует общественному благу.Caveat emptor царствует, и не делаются никакие попытки, чтобы провести этот закон из Левита. Эта позиция ясно постулирует правило индивида и его верховенство в социальном порядке. Эгоизм индивида ведет к самому большому благополучию для самого большого числа людей.

Вторая, новый либерализм, как и социализм, утверждают правило государства. Эгоизм государства ведет к самому большому благополучию, потому что государство берет к сердцу благополучие всех. Поэтому необходимо законодательство, чтобы наложить честные меры и весы.

В первой позиции нет защиты для людей и общества от греха и жадности человека; во втором социальном порядке нет защиты для людей против власти и испорченности государства.

Третья, библейский закон декларирует правило Бога и Его закона. Божий эгоизм – едиственное верное основание для закона и порядка. Бог как всесвятой, праведный и справедливый, действительно самым мудрым образом заповедает и управляет всеми вещами. Только когда люди спасутся и повинуются, по благосклонности и/или по принуждению, Божьему правовому порядку, возможно иметь правосудие. Если закон Божий не соблюдается, тогда ни эгоизм людей, ни эгоизм государства, не смогут сохранить социального порядка. “Если Господь не созиждает дома, напрасно трудятся строящие его” (Пс. 126:1).

6. Ростовщичество

Немного законов в библии понимаются хуже, чем законы о ростовщичестве. Само слово ростовщичество запутывает проблему. Речь идет не об огромных процентах в библейском употреблении, а обо всех процентах вообще. Чтобы избежать непонимание по этому пункту, обратимся к самому тексту. Закон гласит как следует:

Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста. Если возмешь в залог одежду ближнего твоего – до захождения солнца возврати ее. Ибо она есть единственный покров у него; она одеяние тела его: в чем будет он спать? Итак, когда он возопиет ко мне, Я услышу; ибо Я милосерд (Исх. 22:25-27).

Если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то поддержи его, пришлец ли он, или поселенец, чтоб он жил с тобою. Не бери от него роста и прибыли, и бойся Бога твоего; чтоб жил брат твой с тобою. Серебра твоего не отдавай ему в рост, и хлеба твоего не отдавай ему для прибыли. Я Господь, Бог ваш, который вывел вас из земли Египетской, чтобы дать вам землю Ханаанскую, чтоб быть вашим Богом (Лев. 25:35-38).

Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост. Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всем, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею (Втор. 23:19,20).

Первое, прежде всего в двух из трех изложений этого закона,определенно постановляется, что закон касается бедного, и более того, бедного одноверца из членов завета. Второзаконие частично есть обобщение закона и видимо принимает тот же факт. Этот пункт очень важный, тем что большее непонимание этого закона проистекает из неправильного понимания слова “брат.” Уже много веков церковь принимает, что “брат” относится к каждому верующему, и соответственно запрещает всякую лихву среди христиан. Талмуд следует подобную интерпретацию: всякие расплачивания с процентом между израильтянами запрещались. Однако находились различные обходные пути, и стало практикой, чтоб израильтянин приписывал “свои деньги нееврею, а он давал их другому израильтянину в рост.”[37] Разработались тоже множество технических способов, через которые можно было взыскивать процент, не рассматривая его как рост. То же самое верно и о средневековной теории и практике.

Калвин изменил этот тезис братства. В любопитной терминологии Нелсона, “он начертил дорогу к миру Всеобщего Чужачества (Otherhood) где все стали ‘братьями’, оставаясь в ровной степени ‘другими’.”[38] Заключение Нелсона очень спорное. Калвин явно признает, что закон не уничтожил лихву, но все-таки он призывает помогать нуждающемуся бедному брату. Комментируя Исх. 22:25 Калвин заявляет:

Вопрос здесь не столько в ростовщичество, как некоторые неправильно думают, сколько в том заповедал ли Он нам давать взаймы без роста, и без всякой надежды на прибыль; но поскольку давая взаймы, в самом общем случае ищется личная выгода, и поэтому мы пренебрегаем бедного, а даем взаймы наши деньги богатому, от которого ожидаем некоторую компенсацию, Христос напоминает нам, что если мы ищем получить выгоду от богатого, мы не в состоянии таким путем доказать нашу благотворительность или милосердие; и поэтому Он предлагает другой вид щедрость, которая полностью даровая, помогая бедному, не только потому что наш заем рискованный, но потому что он не может вернуть с лихвой.[39]

Этот пункт Калвин указывает отчетливо, порвав с целой традицией, проистекающей от Аристотеля, который твердит, что каждый процент – зло; согласно Калвину процент сам по себе не зло. У Калвину не было любви к проценту или к отдачу денег взаймы. Он сознавал тяжесть предрассудка против него, и заявлял, что предпочел бы мир без него, “но я не смею произносить по этому важному пункту больше, чем выразили слова Божии.”[40]

Поэтому я предостерегал людей, что рассматривать этот факт сам по себе – это просто; что все несправедливые прибыли никогда не нравились Богу, какую бы окраску мы ни пытались придать этому. Но если мы желаем формировать беспристрастное суждение, у нас не хватит оснований, чтобы принять, что надо осудить всякое ростовщичество без исключении. Если должник тянет время под ложными претекстами, чем причиняет потери и неудобство своему кредитору, будет ли справедливо, чтобы он получал выгоду от своей плохой веры и нарушенных обещаний? Конечно никто, я думаю, не отречет, что надо платить кредитору рост в добавку к основной сумме, чтобы компенсировать его потерю. Если кто-нибудь богатый и состоятельный человек, желающий купить кусок земли, должен занять некоторую часть требуемой суммы, не может ли тот, кто дает деньги взаймы, получать некоторую часть доходов от фермы, пока главная сумма не выплатится? Много таких случаев происходят ежедневно, при которых что касается справедливости, ростовщичество не хуже, чем покупка. Не поможет и тот коварный аргумент Аристотеля, что ростовщичество неестественное, потому что деньги бесплодные и не порождают деньги; ведь такой обман, о котором я говорил, может принести большую выгоду через торговлю деньгами другого человека, а покупатель фермы может междувременно пожинать и убирать свой урожай. Но те, которые думают иначе, могут возразить, что мы должны повиноваться Божьему суждению, когда Он вообще запретил Своему народу всякое ростовщичество. Я отвечаю, что вопрос только в отношении к бедному, и следовательно, когда мы имеем дело с богатым, такое ростовщичество свободно позволенное; потому что Законодатель, говоря об одном, не осуждает другое, о котором он молчит.[41]

Всеобщее осуждение лихвы привело к очень безобразным последствиям. На кредиторов и банкиров как класс смотрелось с недоверием, по причине продолжительного осуждения ростовщичества. Начиная со средных веков, такие личности, рассматривались как особый вид злой конспирации против человечества, и это мнение нарастало, наместо того чтобы утихать. Нам постоянно говорили и консерваторы, и социалисты, что международные банкиры и “денежный трест” делают конспирацию против человечества. Хотя и никогда не представлялись никакие доказательства, эта небылица повторялась очень часто, что ее принимали как верной, из-за того что много людей верило в ней. В 16-ом веке декан Дурхема, преподобный доктор Томас Вилсон, энергичный противник всякой лихвы, ясно раскрыл моральное смятение, к которому приводит такая позиция. Описывая безнравственность заемодателей, Вилсон цитирует один пример:

Я знаю одного джентлмена, который наследил землю стоимости в 500 фунтов, и начал брать деньги в рост, закладывая свою землю, никогда не получив более тысячу фунтов чистых денег; и через несколько лет непрестанных расплачиваний, он все еще платил рост и двойной рост, который торговцы называют более благовидным именем процент и двойной процент, и в конце концов был должен своему кредитору 5000 фунтов, взяв в займы в начале только тысячу; так что его земля начисто пропала – пятисот фунтовое наследство против одной тысяч фунтов в деньгах, вместе с лихвой за эти деньги за так мало лет, и теперь он нищий. Я не скажу, что этот джентлмен тратил деньги на добрые дела, скорее я назвал бы его поведение очень плохим, поскольку он носил блестящую и дорогую одежду, щеголяя большей прислугой, чем была нужна ему, и с течением времени чудовищно пристрастился к азартным играм в карты и в кости. Но все-таки я скажу, что он потерял больше денег на расплачивании с ростовщиком, чем на все свои растраты, потому что все его суетные расходы не превышали тысячу фунтов, поскольку у него не было больше; тем временем ростовщик не только вернул себе свою тысячу фунтов, но и несколько раз больше, что в общем около 5 тысяч фунтов, а вместе с тем и залог в виде земли на 500 фунтов остался полностью у него. И все это он выиграл в очень короткое время.[42]

Вопросный наследник промотал весь доход от своего имения, плюс свою тысячу фунтов заема, в буйной жизни, и окончил как нищий. Он следовательно, потратил больше, чем сумма займа, а поэтому и Вилсон здесь неправ. Процент кажется высоким, но нам нельзя здесь судить об этом, потому что мы не знаем в какие годы жил этот своенравный наследник. В шестнадцатом веке была большая инфляция в Англии; во время инфляции лихвенные проценты растут прогрессивно, и поэтому цифры процентов относительные. Заем был может быть законным; совсем ясно, что мораль наследника была плохая. Зло в этом случае совсем ясно было главным образом со стороны наследника, а может быть и полностью. Вилсон не дает нам никакое доказательство о совершении злодеяния со стороны кредитора; и все-таки его позиция такая, что давать деньги взаймы – само по себе зло. В результате он легкой рукой спускает очевидное моральное нарушение долга со стороны молодого джентлмена, который заслужил стать нищим.

Эта привычка осуждать других за наши собственные грехи глубоко укоренилась в западном человеке в результате этой враждебности к денежным заемам. Она была тоже плодородная почва для антисемитизма.

Второе, природа заема для бедного заслуживает особое внимание. Согласно комментарию Рилаарсдама об Исх. 22:25-27:

Настоящая загвоздка в том, что в своем отношении к бедному человеку, возможно к своему собственному наемнику, израильтянин должен был быть великодушным. Если он дает ему в аванс его заработную плату, он не должен настаивать на возвращение долга до конца дня, из-за риска что человек останется без одежды, которую он дал в залог о заеме (ст. 26). Оригинальное предостережение не столько запрещение процента, сколько требование, чтобы кто-нибудь был готов рисковать “один аванс” без материальной гарантией. В Ам. 2:6 израильтяне осуждается за то, что относились к таким авансам строго юридически, даже ценою оставить бедного в беде. Когда экономика меновой торговли развилась в денежную экономику, проблема процента становилась все более острой (Втор. 23:19-20; Лев. 25:26); между израильтянами ростовщичество запрещалось. (В древнееврейском языке слово “лихва” означало “кусочек” или “укус”!) Брать одежду ближнего в залог на время, больше чем рабочие часы дня, когда он не носил ее, было равносильно тому, чтобы заставить его заложить свою жизнь (ср. Втор. 24:6,17). Этот запрет в конечном счете делает порабощение за долг невозможным.[43]

Эволюционная вера Рилаарсдама подводит его принимать более поздную дату для законов в Левите и во Второзаконии, а отсюда и различное значение. Об этом нет никаких доказательств. Он прав, однако, цитируя этот закон как доказательство об авансовой плате заработка. Принимаемый залог был между прочим одежда или покривало, под которым бедный рабочий спал. Речь идет об отношение кредитора к бедным людям, к “бедному из народа Моего,” к людям, работающим на его земле с ним. То же самое значение появляется в Лев. 25:35-38, и оно более широкое. Если бедный едниоверец, который работает у богатого верующего, испитывает финансовое затруднение из-за какого-нибудь кризиса, он должен получить то же самое гостеприимство, которое получили бы чужестранец или путешественник, гостеприимство, должимое постороннему. В таком случае благотворительность должна быть снисходительной, а заем без процента. Комментарий Райта о Втор. 23:19,20 указывает это:

Никакой процент нельзя требовать с заемов брату израильтянину, хотя он позволенный в случае с иноземцем. Поскольку большинство заемов в Израиле было с целью преодоления какого-нибудь бедствия, принцип зад законом был, что нельзя извлекать выгоду из нужды другого. Использование заемов в международной торговли, было с другой целью. Поэтому иностранец исключался из этого требования.[44]

Достойное похвалы, когда богатый человек дает взаймы бедному единоверцу, но это акт добровольного милосердия, пока закон, как это показывает повествование Левита, требует такое милосердие как обязательное к собственным наемникам. Никакой богатый верующий не имеет возможность давать взаймы каждому нуждающемуся единоверцу. Он однако действительно имеет возможность помогать тем, которых он нанимает. Его ответственность здесь состоит в том, чтобы давать им взаймы аванс без лихвы, за счет их заработка, и давать спешные кредиты во времена кризиса. Запрет против лихвы в таком случае ограничивается к специальному типу случаев, и он предполагает больше чем простое запрещение, потому что требуется активный долг к тем, которые под нашей власти.

Третье, хотя милосердие очевидно цель этого закона, оно здесь не путается с подарком, с потерей, или с глупостью. Залог или гарантию можно, хотя и не обязательно, требовать. Как указывает Гари Норт, это запрещает банковое дело с частичным резервом, тем что гарантию нельзя использовать чтобы договорить второй заем, т.е. тем что кредитор держит ее в течении дня. Требуемый залог был защитой против безответственности со стороны бедного рабочего. Если бедный рабочий заслуживал доверия, работодатель не требовал залога с него. Следовательно залог или гарантия были страховкой против неоплачивания долга, или надо было работать за долг. Милосердие в этом случае было подарить лихву, а не основную сумму заема.

Обвинение против ростовщичества у пророков есть обвинение против того давать рабочим в рост, чтобы захватить их небольшие владения землей. В Пс. 14:5 такое ростовщичество связывается с приниманием “даров против невинного,” т.е. с взяточничеством. В Прит. 28:8 нам говорят, что “Умножающий имение свое ростом и лихвою соберет его для благотворителя бедных,” т.е. человек, который берет процент со своих бедных наемников, которые верующие, будет осужден в конце концов Богом, и его богатство достанется тем, которые жалеют своих бедных братьев. Иеремия встретился с враждебностью людей, которые поработили своих единоверцев, вместо помочь им (Иер. 15:10). Иезекииль упоминает тот же вид угнетения (Иез. 18:3, 22:12). Неемия требовал возврат к библейскому закону (Неем. 5:1-13).

Иисус говорил о том же виде заема без лихвы в Лук. 6:34,35. Его утверждение лихвы для коммерческих кредитов ясно видно из Лук. 19:23 и Мат. 25:27.

Обобщающее заявление Унгера следовательно корректное в главном:

Израильтяне не были коммерческим народом, деньги не часто давались взаймы в целях бизнеса, а скорее чтобы помочь изнемогающим бедным. Это последнее было единственным видом лихвы, запрещенной в законе, и избежание ее дается иногда среди характеристик набожного человека (Пс. 15:5; Иер. 15:10, ср. Прит. 28:8).

Практика закладывать землю, иногда под огромным процентом, развилась среди евреев во время плена, в прямом нарушении закона (Лев. 25:36; Иез 18:8,13,17); а Неемия требовал клятву, чтобы гарантировать ее прекращение (Неем. 5:3-13). Иисус отвергал всякое вымогательство, и объявил новый закон любви и бескорыстности (Лук. 6:30-35). Давать в рост в смысле разумного лихвенного процента для использования денег в торговли – это другое дело, и никогда не запрещалось; и упоминается в Новом завете как совершенно понятную и позволенную практику (Мат. 25:27; Лук. 19:23).[45]

Нет никакого основания называть заявление нашего Господа “новым законом любви и бескорыстности,” когда оно не больше чем обобщение закона нового завета.

Четвертое, хотя лихва разрешается для коммерческих кредитов, все такие кредиты находятся под ограничением субботного закона, т.е. их жизнь ограничивается на шесть лет. Согласно Втор. 15:1-6:

В седьмый год делай прощение. Прощение же состоит в том, чтобы всякий заимодавец, который дал взаймы ближнему своему, простил долг и не взыскивал с ближнего своего или с брата своего; ибо провозглашено прощение ради Господа. С иноземца взыскивай, а что будет твое у брата твоего, прости. Разве только не будет у тебя нищего: ибо благословит тебя Господь на той земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел, чтобы ты взял ее в наследство. Если только будешь слушать гласа Господа, Бога твоего, и стараться исполнять все заповеди сии, которые я сегодня заповедаю тебе: Ибо Господь, Бог твой, благословит тебя, как Он говорил тебе, и ты будешь давать взаймы многим народам,, а сам не будешь брать взаймы; и господствовать будешь над многими народами, а они над тобою не будут господствовать.

Разрешаются только краткосрочные кредиты. Никакой набожный человек не имеет права закладывать свое будущее неопределенно; его жизнь принадлежить Богу и людям нельзя поплачиваться ею. Следовательно, всякий вид долга у верующих, независимо из милосердия или по деловым соображениям, должен быть краткосрочным долгом. Суббота в основном и по существу – отдых, а не богослужение, а основной для субботного отдыха является свободная от долгов жизнь. Долгосрочные долги – очевидное нарушение субботы, и много церквей, которые провозглашают себя преданными соблюдению субботы, на самом деле здесь нарушители субботы. Нормальная жизнь заветного человека должна быть свободной от долгов; чтобы никакой человек не должал ничего, кроме обязанности отдавать дань, почет, боязнь и пошлину, когда это необходимо, и отдавать эту любовь, которая выполнение закона (Рим. 13:7,8). Если этот и все другие законы Бога соблюдаются, ”не будет бедных” среди людей Бога. Это твердое и безоговорочное постановление; оно предполагает, что набожный человек может соблюдать закон до степени, необходимой чтобы получить это благословение.

Пятое, неверующие исключаются из милосердия, требуемого этим законом, как насчет безлихвенных кредитов, так и насчет прекращения долга в субботный год. Порочные уже рабы греха по природе; настоящего раба невозможно отучить от рабства, и будет глупо относиться к нему как к свободному человеку. Набожные люди свободные по природе; во времена бедствий они нуждаются в поддержке, чтобы вернуть себе свободу. Свободу нельзя давать человеку, который любить рабство, и глупо пытаться сделать это при помощи денег. Единственное решение есть новое рождение.

Шестое, цитируя их освобождение из Египта, Бог напоминает Своему народу, что намерение Его закона – дать человеку свободу, точно как Он вывел их из рабства к свободе. Намерение законов, управляющих лихвой, и намерение целостного закона – это свобода человека под Богом. Говорить об избавлении от закона значит говорить об избавлении от свободы. Закон не может быть свободой для грешника, а скорее приговор к смерти за то, что грешник не соблюдал его. Закононарушитель – человек в рабстве у своего греха, человек неспособный жить в условиях свободы. Поэтому закон есть непрестанный обвинительный акт и смертный приговор для него, тем что он подчеркивает бессилие человека и его неспособность справиться с собой: “что ненавижу, то делаю” (Рим. 7:15). Для спасенного однако закон есть дорога свободы.

Седьмое, залог был, как мы уже видели, заклад или депозит как гарантия за долг. Некоторые виды залога запрещались:

Никто не должен брать в залог верхнего и нижнего жернова; ибо таковый берет в залог душу (Втор. 24:6).

Не суди превратно пришельца и сироту; и у вдовы не бери одежды в залог. Помни, что и ты был рабом в Египте, и Господь освободил тебя оттуда: посему Я и повелеваю тебе делать сие (Втор. 24:17,18).

Если ты ближнему твоему дашь что-нибудь взаймы, то не ходи к нему в дом, чтобы взять у него залог. Постой на улице, а тот, которому ты дал взаймы, вынесет тебе залог свой на улицу. Если же он будет человек бедный, то ты не ложись спать, имея залог его; Возврати ему залог при захождении солнца, чтоб он лег спать в одежде своей и благословил тебя: и тебе поставится сие в праведность пред Господом, Богом твоим (Втор. 24:10-13).

То, что во Втор. 24:10-13 речь идет по существу о рабочих, служащих богатому единоверцу, явствует из отрывка, непосредственно идущего за этим – Втор. 24:14-16. Заклад или залог не может включать ничего необходимого для работы или жизни человека, потому что поступать так, значит создать угрозу для “жизни” чеовека, т.е. для его свободы. Кроме того, нельзя унижать или ранить достоинство должника; “одежды вдовы” нельзя брать у нее, ни может кредитор войти в дом человека, чтобы выбрать заклад или залог. Даже у дома бедного человека есть святость, которую кредитор должен уважать. “Дом человека – его крепость.” Источник этого принципа – это Втор. 24:10-13. Достоинство должника не может нарушаться человеком, дающим взаймы, независимо с лихвой или без лихвы. Отвращение от унизительных закладов выражается в Иов. 24:9,10.

Есть, однако, одна аналогичная обязанность со стороны должника. Никакой человек не имеет права рисковать те вещи, которые основные для его жизни и свободы, ни брать взаймы, закладывая эти вещи, даже если кто-нибудь готов дать заем. Плащ бедного рабочего, его спальную одежду, это самое большое, что человек может дать в залог, при этом только на дневные часы. Одежду вдовы нельзя ни давать, ни брать в залог.

Восьмое, невозвращение залога или заклада когда долг уже оплачен – это ограбление, и оно связывается с языческим богослужением, прелюбодеянием, кражей, и убийством, как и с изнурительным ростовщичеством в отношении к бедному единоверцу. Это явно показывается в Иез. 18:10-13:

Но если у него родился сын разбойник, проливающий кровь, и делает что-нибудь из всего того, Чего он сам не делал совсем, и на горах ест жертвенное и жену ближнего своего оскверняет, Бедного и нищего притесняет, насильно отнимает, залога не возвращает и к идолам обращает глаза свои, делает мерзость, В рост дает и берет лихву: то будет ли он жив? Нет, он не будет жив. Кто делает все такие мерзости, тот непременно умрет; кровь его будет на нем.

Иезекииль имел ввиду здесь предстоящее падение Иерусалима, но он еще цитирует основное Божие осуждение всех, кто не возвращает залог. Закон здесь подвергается интенсивным атакам со стороны социализма и всяких форм тоталитаризма. Государственная экономика принимает, что ее закон, а не возродительная власть Бога, является принципом свободы. В результате государство принимает законы против библейского закона. Современное законодательство о “гражданской свободе” и о “гражданских правах” требует уравниловку всех людей, так что работодатель не может нанимать или покровительствовать своих единоверцев различно от неверующих. В конечном счете все люди становятся рабами государства; необходимость в милосердии остается, но теперь государство делает из себя источником благотворительности и судьей о том, кто должен получить ее. Безличное и политическое испытание заменяет испытание веры.

7. Ответственность

Один из важных аспектов библейского права это доктрина об ответственности. В рассмотренном раньше законе, Исх. 21:28-32, устанавливалось, что животное есть ответственное за свои действия, и что вол, забодавший человека, осуждался на смерть. Ясное, что животное держалось ответственным. Но ответственность ложилась тоже и на хозяина вола: если поведение вола до этого показывало, что он был опасное животное, а хозяин “не стерег его,” тогда хозяин тоже ответственный. Следовательно ответственность не односторонная улица. Оба, хозяин и животное, несут ответственность. Это всего лишь прецедент, речь идет о воле, но и о большем, чем о воле, как выясняет святой Павел в связи с законом, касающим “заграждения рта у вола молотящего” (Втор. 25:4; І Кор. 9:9; І Тим. 5:18).

В смысле этого можно сделать несколько замечаний. Первое, родитель ответственный за своего ребенка, если он не сделал ничего, чтобы обуздать, наказать или привести его к судьям в случае безответственного или преступного поведения. Если человек ответственный за действия вола, он естественно ответственный за действия преступного сына, если он “не стерег его,” если не делал попытки предостерегать сына от проявления преступности.

Второе, ответственность родителей не освобождает детей от их ответственности. Забодавший вол всегда виновный; хозяин виновен только если докажется его небрежность. Главная ответственность всегда падает на действующую сторону. Хозяин или родитель может быть пособником преступления, только если он виновен в рамках своей ответственности.

Третье, нарушение за некоторым пределом ставит конец ответственности. Например, в законе о преступном сыне (Втор. 21:18-21), ответственность родителей заботиться о своем сыне и защищать его кончается с преступлением сына; их долг и их моральная ответственность тогда становится разоблачение своего сына и отказ от него.

Как мы уже отметили, ответственность не односторонная улица. Ответственность родителей за детей кончается, когда дети отказывают подчиняться набожному авторитету и дисциплине родителей.

То же самое верно и об ответственности детей за их родителей. Опять, это не односторонная улица. Рассмотрим иллюстрацию, которая бросить немного света на эту проблему: Дочь приняла ответственность за своего больного отца, когда ее братья отвергли свою ответственность. Как преданная христианка, она чувствовала себя обязанной заботится о своем отце, который остался в ее доме до своей смерти как инвалид. Больше чем десять лет в ее доме, отец большую часть времени провел в кровати. Однако он интересовался своими сыновями и своими внуками, которые продолжили бы его имя, и поэтому относился к дочери и к ее семье как к неполноценным, или в лучшем случае как к слугам, без никакого слова благодарности. Он сделал завещание в пользу своих сыновей и их сыновей, хотя оба его сына были состоятельными. Он давал щедрые дары по праздникам своим сынам и их сынам, но никакой подарок, ни благодарность дочери и ее семье. Ясное, что дочь неправильно толковала закон. Как верно, что безбожного сына надо выгнать и передать судьям, так и для безбожного отца (а его поведение раскрывает его как таким) нет места в ее доме, отвергая всякую ответственность за это.

Другая иллюстрация: мать, с воинствующим либеральным или модернистским уклоном в религии, жила со своей дочерью и зятем, оба преданные ортодоксальные верующие. Мать смотрела на семейную веру, церковь и семейное богослужение с презрением, унижала их перед своими внуками, и ежедневно насмеивалась над своей дочерью за ее “слепую реакционную” веру. Отрицая открыто авторитет своего зятя, и отрицая веру семьи, она лишилась всякого права на заботу и защиту. Терпеливое страдание семьи не было набожным. Поскольку ответственность есть двухсторонная улица, мать была обязанной уважать семейную веру, авторитет своего зятя и преданность своей дочери.

Можно добавить и другую иллюстрацию: родители надеялись, что их дочь не выдет замуж и будет заботиться о них. Из-за их дурного характера у них не было друзей, и они требовали, чтоб она включала их в своих отношениях в обществе. В результате девушка потеряла всех своих друзей из-за своих родителей. С начала до конца их отношения были беззаконными, и чувство об ответственности у дочери подвело ее.

Другой пример: мать чувствовалась обвязанной использовать свои мизерные средства, чтобы помогать своему единственному сыну, неблагодарному человеку, чей доход был хорошим, но его чувство об отвественности было плохим. Мать сильно ограничивала себя, чтобы обеспечить ему люкс, который он требовал как необходимый для поддержки его привидного общественного положения. Опять, связь была беззаконной с обеих сторон и ее надо было прервать.

В одну из колон Ан Лендерс она поместила письмо девушки, которая сообщала о своей семейной проблеме. Двадцатилетний парализованный брат в инвалидном кресле-коляске, сердитый жизни за свое состояние, относился к своим родителям и сестрам с ненавистным презрением и гневом. Грустная семья танцевала по его капризам.[46] Никто, больной или здоровый, не имеет права вести себя так без осуждения. Много парализованных людей научились делать полезную работу. Этот молодой человек не имел право есть хлеб, который не заслуживал и за который не был благодарный.

Итак, мы можем сказать, что перейти за определенной чертой не только ставит конец ответственности, но четвертое, если ответственность поддерживается за этой чертой, она становится ограблением. Когда молодому преступнику прощают и защищают его, или беззаконный родитель позволяет себе противопоставляться вере и авторитета семьи, у других членов семьи ограбляется их полагаемое. Безусловное почтение и служение должимые одному Богу, но не и человеку. Предостережение святого Павла есть: “Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь” (Рим. 13:7). Никакое отношение между человеком и человеком нельзя абсолютизировать. У нас нет абсолютной связы, которая обвязывала бы нас безусловно к данному человеку, чтобы повиноваться ему или любить его. Брак расстраивается некоторыми нарушениями. Родительский долг к детям уничтожается их неисправимым поведением. Долг детей к родителям ограничивается их первичным повиновением Богу и поддерживанием Божьего правового порядка. В каждом человеческом взаимоотношении единственный абсолют есть закон Божий, а не связы человека.

Пятое, абсолютизирование человеческих взаимоотношений не только включает кражу, тем что прощение преступного члена семьи или общества есть ограбление других, но включает тоже и кражу Божьей защиты, как и человеческой защиты. Прощать зло есть нарушение Божьего порядка. Оно означает отнять у человека должимое ему с целью вознаградить или потворствовать другого, а это значит тоже нарушение Божьего порядка, чтобы продолжить человеческий беспорядок.

Повторим еще раз, ответственность не односторонная улица. Если вол, животное с ограниченной интеллигентностью, ответственным за свои действия, тогда каждый человек в своем общественном положении тоже ответственный. В каждом взаимоотношении есть ответственность с каждой стороны и у каждой личности.

Современный человек враждебный ответственности; он заменяет ее чувствительностью, а чувствительность определяется как осознание человечности. Например, одна бунтовная монахиня из ордена Сестер Непорочного сердца Марии, вызывает авторитет и заявляет: “Эти люди (служители церквы) не имеют никакого права судить, когда они не знают нас.”[47] Эта монахиня поступила в орден в поисках авторитета, но отказала подчиняться ему. Ее свобода покинуть его и найти свой собственный способ жизни не оспарывалась. Она отрицала принцип всякой ответственности вне того, что она была должна себе. Подобно этому один актер, Стийв МакКуин, жаловался на взгляды фермеров Среднего Запада, добавляя: “Когда они поймут, что черные люди делают любовь, и делают ее хорошо, тогда они пойдут нашей дорогой. Мы должны научиться жить вместе.”[48] Для МакКуина факт быть человеком, принадлежать к этому виду, есть единственный критерий суждения; ответственность, мораль, не имеют ничего общего с человеком. МакКуин осуждает моральную точку зрения фермеров Среднего Запада и их настаивание на ответственность. Для такого человека нет смысла жизни; отсюда, никакой моральный критерий нельзя применять к ней. На вопрос об его будущем МакКуин ответил, “пожатием плечами,” что “Я буду делать ошибки – Главное (Тогда он остановился резко и покачал головой). Нет, нет ничего главного.”[49] В мире грубой реальности все факты одинаково важные и одинаково бессмысленные, и не может быть “главного.” Следовательно, это мир без ответственности. Но мир без ответственности – это мир смерти.

8. Похищение свободы

До сюда наш анализ восьмого закона-слова занимался по существу вопросами собственности и возмещения. Некоторые современные немецкие ученые, без сомнения ортодоксальные, указали что восьмая заповедь в основном относится к чему-то другому, кроме собственности. Например Нот, комментируя Исх. 20:15, писал:

В заповеди против кражи неназванный объект не так ясный, как в двух предыдущих заповедях. Положение этой заповеди среди группы заповедей, которые занимаются личностью “ближнего,” и различие в содержании, которое надо принять между этой заповедью и последней в Декалоге, подсказывают что везде где этот глагол встречается, имеется ввиду человеческий объект (ср. напр. Быт. 40:15). Следовательно, вероятно имеется ввиду потеря свободы, в частности свободных израильтян; запрещается порабощать свободных израильтян силой, независимо чтобы использовать самому или продать другому.[50]

Фон Рад заметил в отношении Втор. 5:19 более определенно:

Сегодня считается известным, что запрещение воровать относилось первоначально к похищению свободной личности (Исх. 21:16; Втор. 24:7).[51]

В этом заключении есть больше чем небольшая заслуга. Шесть из десяти заповедей занимаются с отношением человека с человеком; они личные. Восьмую заповедь следовательно можно расширить так: “Не кради свободу другого человека, насильственно порабощая его личность или его собственность.” Цель существования человека это чтобы человек должен упражнять владычество над землей в смысле Божьего призвания. Этот долг включает восстановление нарушенного порядка посредством возмещения. Похитить человека и поработить его значит ограбить у него его свободу. Верующему нельзя быть рабом (І Кор. 7:23; Гал. 5:1). Некоторые люди – рабы по природе; рабство было добровольным, а недовольный раб мог уйти, и его нельзя было принудить вернуться; другим людям запрещалось приводить его к его хозяину (Втор. 23:15,16). Это подразумевало некоторую свободу со стороны рабов, и обязанность о справедливом отношении со стороны их хозяев. Сын Сираха подтверждает это, говоря об обязанности хозяина как поправлять и дисциплинировать своих рабов, так и быть справедливым к ним, и избежать выманивать у них их свободы (Еcclus. 42:1,5; 7:21; 33:24-28). Это подтверждается тоже святым Павлом: “Господа, оказывайте рабам должное и справедливое,зная, что и вы имеете Господа на небесах” (Кол. 4:1).

Цель свободы это чтобы человек упражнял владычество и покорил землю под Богом. Человека, который злоупотребляет своей свободой, чтобы воровать, можно продать в рабство, чтобы он заработал свое возмещение (Исх. 22:3); если он не может использовать свою свободу по ее настоящему предназначению – набожное владычество, перестройка и восстановление – тогда он должен работать на возмещение в своем рабстве.

Похищение наказывалось смертью. Его цель обычно была продать человека в рабство в другую страну, где принудительное рабство было правилом. Во всяком случае, какой бы ни была цель похищения, эта кража свободы человека наказывалась смертью. Закон определенно называл похитителя вором:

Кто украдет человека и продаст его, или найдется он в руках у него, то должно предать его смерти (Исх 21:16).

Если найдут кого, что он украл кого-нибудь из братьев своих, из сынов Израилевых, и поработил его, и продал его: то такого вора должно предать смерти; так истреби зло среди себя (Втор. 24:7).

Некоторые вещи ясно выявляются в этих двух законах. Первое, Исх. 21:16 запрещает похищение любого человека, был бы он израильтянин или иностранец, пока Втор. 24:7 запрещает похищение израильтян. Похищений израильтянин почти наверняка продавался в чужую страну, и это второе преступление раскрывалось труднее, потому что принимались меры оставить некторое расстояние между новым домом принужденного раба и его родиной, чтобы в случае побега раб не указал бы похитителей.

Второе, продажа рабов запрещалась. Поскольку израильтяне были добровольные рабы, и поскольку даже раба чужестранца нельзя было принудить вернуться к своему хозяину (Втор. 23:15,16), рабство было на различной основе под этим законом, чем в небиблейских культурах. Раб был членом домохозяйства, с соответствующими правами. Базар рабов не мог существовать в Израиле. Раб, который вырабатывал возмещение за кражу не имел никакие побуждения к бегству, потому что бегство делало из него неисправимого преступника, подлежащему смерти.

Третье, смертная казнь обязательная за похищение. Никакая свобода действия суда не позволялась. Ограбление свободы человека требовало смерть. Закон конечно не касался военнопленных.

Четвертое, Втор. 24:7 запрещает похищение человека кем-нибудь, кто “поработил и продал его.” Буквальный перевод Юнга гласит “упражнял тиранию над ним.” По смыслу это жестокость, или жестокое отношение; оно означает обезличение, грубость к человеку. Человека надо считать всегда человеком; наказание, которое он должен вытерпеть, должно было быть заслуженным наказанием человека, а не наказание, предназначенное деградировать или уничтожить его как человека. Военнопленные женщины имели совсем специальные права под законом (Втор. 21:10-14); это взаимоотношение строго подчеркивалось законом, как и все другие взаимоотношения.

Рилаарсдам считает, что в Кодексе Хамурапи есть подобная защита против похищения.[52] Это не совсем корректное. Точный текст закона в Кодексе Хамурапи 14 гласит: “Если человек украл малолетнего ребенка другого человека, его надо убить.” Это радикально различное от библейского закона тем, что защищается только ребенок. Более того, принудительное рабство законное в Кодексе Хамурапи, и “Помочь рабу другому сбежать, или подслонить беглого раба, наказывалось смертью (15-16).”[53] Кроме того, как указывает Гордон, в законе Хамурапи “все население теоретически находилось в рабстве у царя.”[54]

Вернемся к интерпретаций кражи, как по существу ограбление свободы человека: неверные весы и меры, фальшивые деньги, и разрушение, обесценивание или кража имущества, все это уменьшает или уничтожает свободу человека. Собственность есть основа человеческой свободы. Тираническое государство всегда ограничивает воспользование человека его имуществом, облагает его налогами, или конфискует эту собственность как эффективное средство для порабощения человека, без необходимости прикасаться к его личности. Интерпретация Нота и фон Рада, вместо того чтобы изменить традиционные интерпретации восьмой заповеди, скорее подсиливает их, тем что кража рассматривается как больше чем беззаконный захват или разрушение имущества: в то же самое время это посягательство на свободу человека.

Ни государство, ни никакой индивид не имеют право нарушать этот закон.

Государство на самом деле нарушает этот закон не только актами конфискации, денежными манипуляциями и налогами, но также и через всякое и каждое ограничивание библейской веры и образования. Государственная поддержка и контроль над образованием – это кража не только в налоговом плане, но также по причине разрушения характера общества, так что набожное общество превращается в грабительский рынок. В 1860-их годах в Соединенных штатах наблюдался упадок христианской веры, восход государственного образования и рождение социального дарвинизма. Дрю, Фиск, Гоулд и другие люди Уол стрийта манипулировали рынок и корпорации с радикальным презрением к морали. Все-таки тогда было еще достаточно библейской моральности в народных массах, чтобы сделать возможными некоторые удивительные доказательства о характере общества. Надо вспомнить тоже, что в то же самое время Ню Йорк сити показывал радикально более низкий моральный стандарт, чем другие поселения в Соединенных штатах, и широко рассматривался как второй Содом. И все-таки об общественной моральности в 1860-их годах, время Уол стрийта, Собел сообщает:

Этот тип честности можно иллюстрировать, отмечая что ограбление золота, которое привело к основанию Валютного банка, кончилось, и уважение к Стрийту вернулось. В конце 1860-их годов золото транспортировалось в открытую; оно перевозилось посыльными в тяжелых брезентовых мешках. Время от времени один из мешков бывало развязывался, и его содержание – обычно 5,000 долларов в монетах – рассыпалось на улице. Обычайным в таких случаях было, что толпа формировала кольцо вокруг того места, не двигаясь пока посыльный не собирал все монеты. Каждый, который нагибался, чтобы взять кусок золота, получил бы пинок сапогом в зад.[55]

Проблемы закона и порядка в Ню Йорке 19-ого века были серьезными, необычайными и критичными. Но благодаря национальной основе характера, могла установиться мера общественной честности, как свидетельствует этот инцидент. Это не было бы правдой сегодня. Было бы невозможно перевозить мешки с золотом в открытую и регулярно, на Уол стрийт или в другом месте, а лопнувшего мешка наверное невозможно будет восстановить.

Эта утрата общественного характера в значительной степени ограбляет у каждого набожного человека его покой и безопасность. За эту кражу надо винить государство и его антихристианские школы.

В течении времени повиновения закону в истории Израиля, у домов не было дверей. Наместо двери опускался занавес. У языческих жилищ в соседных областях были тяжелые двери, иногда из камня, внимательно пригоненные к каменным стенам, как необходимая защита против других людей. Это различие, раскрытое при археологических работах, поразительное. Когда моральность преобладала, люди жили в мире со своими соседями, а закону подчинялись и он применялся, тогда презназначение двери было только чтобы обеспечить уединение, и в умеренном климате занавес был достаточным. В безбожных соседных странах были необходимые каменные двери, а люди жили как заключенные в их собственных домах, в самом деле осажденные беззаконным миром.

То же самое беззаконное условие осадной жизни преобладает снова. Уничтожая набожное образование и библейский закон, нации ограбляют свободу своих людей, а люди, своим вероотступничеством, сами отвергают свою свободу. Давным давно псаломщик отметил о тех, кто пытается построит город и защищать его без Бога, что:

Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строющие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж (Пс. 126:1).

Вернемся опять к дефиниции кражи как похищение свободы; ясно подразумевается, что собственность есть свобода. Человек свободен, если его личность, и его имущество, находятся под его контролем. В какой степени его личность свободная, и в какой степени его собственность свободная от помех, в такой степени свободен сам человек. Старое слово freeman (независимый гражданин, более старое значение владетель собственности), как и современное freeholder (земельный собственник), обе на основе free (свободный).

9. Межи и земля

Закон о межах уже рассматривался в связи с его значением по вопросам социального наследства. Это значение долгое время было хорошо известным обычайным среди отцов церквы и учеными. Лютер отметил, “То, что межи нельзя сдвинуть с места, где их поставили прежные обитатели, означает что мы не можем добавить ничего к доктрине, преданной нам апостолами, хотя кто-нибудь мог бы дать лучший совет по вопросам совести.”[56] Первичное значение закона однако относится к земле:

Не нарушай межи ближнего твоего, которую положили предки в уделе твоем, доставшемся тебе в земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе во владение (Втор. 19:14).

Закон цитируется тоже во Втор. 27:17, Прит. 22:28; 23:10; Иов. 24:2.

Этот закон появляется тоже в других древных правовых кодексах. В Риме тот, кто перемещал межу, наказывался смертью. Согласно Калвину:

. . . чтобы можно было охранять каждое владение, было необходимо чтобы поставленные межи для разделения полей оставались нетронутыми, как если они были священными. Тот, кто через обман перемещает межу, уже обвиняется самым этим поступком, потому что он смущает спокойное владение землей законным собственником; при этом тот, кто передвигает вперед границы своей земли в ущерб своего соседа, удваивает преступление через обманное утаивание своей кражи. Отсюда мы получаем тоже, что воры не только те, кто действительно уносит имущество своего ближнего, кто берет деньги из его сундука, или кто грабит его подвалы и амбары, но также и те, которые незаконно завладевают себе его землю.[57]

Точка зрения Калвина правильная: обманчивость акта делает его двойным преступлением. Это одновременно кража и ложное свидетельство. Закон единый, и поэтому нарушение одного закона есть нарушение всего закона. Как обобщил его святой Иаков, “Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем” (Иак. 2:10). Следовательно это преступление включает нарушение восьмой и девятой заповедей, а тоже и десятой – желать землю нащего ближнего. Преступления против земли могут включать тоже четвертую заповедь – субботный закон, и шестую – “Не убивай.”

Законы о земли – важный аспект библейского законодательства. Талмуд широко комментирует этих законов. Земля, отмечают равины, оставалась священной в Боге (“Ибо Моя земля,” Лев. 25:23) даже в руках язычника; поэтому язычник отвечает перед Богом за заботу о земли, и за десятину.[58]Причина о введении субботного года, согласно рави Абаху, это что “Святой Единственный да будет благословен Он, сказал Израилю: сей твое семя шесть лет, но пропусти седьмого, чтобы ты мог знать, что земля Моя.”[59] Особый интерес представляет комментарий рави Елиазара:

Рави Елиазар сказал: Никакой мужчина, у которого нет жены, не настоящий мужчина; потому что сказано: Мужской и женская создал Он их, и назвал их именем Адам.

Рави Елиазар дальше постановил: Никакой мужчина, у которого нет земли, не настоящий мужчина, потому что сказано: Небеса – небеса Господа, а землю Он дал детям человеческим.[60]

Призвание человека – упражнять владычество, и поэтому равины сознавали, что две основные области для упражнения владычества это в семье и в связи с землей; обязанность мужчины здесь обвязывающая для всех людей.

Законы о земле требуют субботный отдых для земли (Исх. 23:10-11; Лев. 25:1-11). Настоящее значение субботы есть отдых, а не богослужение, и отдых необходим самой земле для восстановления почвы. Отрицать субботу для земли значит обманывать землю и грабить то, что ей положено. Бонар комментировал об этом законе, что “Хорошо сказано, как через еженедельную субботу они признавали, что сами они принадлежали Иегова, а через этой семилетней Субботой они провозглашали, что земля Его, а они Его арендаторы.”[61]

В сердцевине закона о земли стоит декларация: “Землю не должно продавать навсегда; ибо Моя земля; вы пришельцы и поселенцы у Меня” (Лев. 25:23). Этот закон звучит совсем странно для современных ушей, потому что фермерская земля стала, особенно в Северной Америке, областью спекулятивной покупки и продажи, и смены собственничества в некоторых областях очень многочисленные. В большей части мира земля была, и еще рассматривается как неотчуждимое семейное владение. Наверно самое важное сопротивление коммунизму и коммунистической империи выходило не из чужих странах, а от многострадальных и упорно сопротивляющихся крестьян. Продажа земли, и конфискация земли – это крестьяне отказывали принимать: земля есть наследство, которое нельзя отчуждать. Крестьянские партии во многих европейских странах были ответственными группами; а их лидеры - высшими политиками и государственными деятелями. Многозначительно то, что у Крестьянского интернационала, с его упорным сопротивлением Советской империи, был зеленый флаг, цвет распускающихся растений и надежды.[62]

Поэтому важное анализировать внимательно смысл Лев. 25: 23-28, а потом и его значение для нашего времени. Первое, общее правило это что “землю не должно продавать навсегда,” или буквально “уничтожать, т.е. так чтоб она исчезла, или была бы навсегда потеряна, для продавца.”[63] Продажи на самом деле были сменами арендаторов, потому что никакой человек не имеет права отчуждать Господню землю.

Второе, если человек стал бедным, и “продал” свою ферму, его родственники могли освободить землю и вернуть ему сразу (Лев. 25:25, 48, 49).

Третье, если у собственника не было родственников, способных освободить землю для него, а он заработал достаточно, чтобы сделать это сам, он мог вычислить годы, остающиеся до юбилейного года, и платить покупателю за годы его аренды, котороые еще остаются (Лев. 25: 26,27).

Четвертое, если у собственника нет денег, чтобы откупить землю обратно, он мог бы вернуть ее себе после семи субботных годов, на юбилее (Лев. 25:28).

Пятое, Бог сказал ясно, что израильтяне были “пришельцы и поселенцы” на своей земле; из-за того, что Бог был собственником, их статут был подобным тому, каким он был в Египте; они были там по велению Господа и по Его условиям.

Шестое, городские дома можно было постоянно отчуждать или продавать, раз покупка осуществлялась. Построенные человеком, эти имущества можно было свободно передавать (Лев. 25:29-34).

Седьмое, видно возможно было продавать землю всегда, если продавалась члену семьи, если Иер. 32:7,8 можно служить как указание об этом.

Гинсбург дает важное толкование смысла этого закона в своем комментарии о Лев. 25:23:

Бог не только помог израильтянам покорить землю Ханаана, но и выбрал Ее как свое собственное местожительство, и воздвиг Свое святилище среди ее (Исх. 15:13; Числ. 35:34). Он следовательно воцаряется в ней как Господь земли, а израильтяне просто его жильцы по наследству (Лев. 14:34; 20:24; 23:10; Числ. 13:2, 15:2), и как такие будут должны покинуть ее, если не повинуются Его заповедям (Лев. 18:28; 20:22; 26:33; Втор. 28:63). По этой причине они считаются пришельцами и поселенцами, и поэтому не имеют абсолютно никакого права продавать то, что не принадлежит им.[64]

Скиния, а потом храм содержали Святая святых, престол Бога, местонахождение Его видимого управления Израилем, и поэтому у земли Израиля была особая устойчивость, требуемая законом. Бог, как ее владетель, респределил ее различным родам, и потребовал, чтобы земле дали устойчивый характер в виде неизменного семейного владения сельскохозяйственной земли. Этот единственный акт дал Израилю сельскохозяйственный консерватизм, сравнимый с этим сельской Европы.

Важным вопросом для нас является настоящий статут этого закона. Имеет ли он еще ту же самую обвязывающую силу? Если так, как надо применять его, а если нет, остается ли что-нибудь существенное от него в праве?

Как будто, обвязывающая сила этого закона относилась к первоначальному распределению земли двенадцати коленам. Колено Дана впоследствии завладело северную територию завоеванием (Суд. 18), и у нас нет никакого указания, что тот же самый закон о земли применялся к новой територии, которая возникла как територия почти вне закона. Нет доказательства тоже, что позже евреи, расселенные по свету, чувствовали этот закон обязательным вне Израиля, хотя та же самая лояльнось к земли оставалась. Неотчуждаемость земли была таким образом характеристикой Тронной области. Подобную концепцию в меньшем масштабе представляет современное Ватиканское государство, которое Ватикан владеет всецело, и поэтому его земля не продается на рынке. Святая земля была Божьей Тронной областью, и поэтому не для продажи.

С другой стороны, Божие владение всей землей основное для библейского права, так что Тронные права распространяются совсем ясно для каждой части земли. Престол однако теперь на небесах, у которых полностью неизменный статус, когда-то требуемый для Ханаана. Поэтому очевидно, что землю нельзя продавать и теперь.

Точно так очевидно намерение Бога дать, через законы о земле, устойчивость общества. Отсуствие всяких поземельных и имущественных налогов в библейском праве совсем определенно защищает прочную собственность, пока современные налоговые законы разрушают ее. Например, в одном городе, чудесный район из превосходных домов, имеющие с десяти до двенадцати помещений, некоторые из них построенные из камня, в течение 25 лет облагались такими тяжелыми налогами, что дома или разрушались, чтобы уступить дорогу апартаментам, или продавались под общежития. Владение этими домами воспрепятствовалось до невозможного посредством налогов.

В другом районе налоги привели к уничтожению района, потому что люди уходили, и дома переделали в множество жилищ. Тогда налоги снизились, и пришли другие, так что в течении десяти лет произошла смена 90 процентов населения. Люди, которые строили здесь, надеясь остаться на всю жизнь, сильно потеряли. Налоги на собственность – это средство уничтожения собственности и форма ограбления.

Налоги ставятся для спекулятивного использования земли, и они разрушают стабильность общностей. Сегодня есть явная враждебность к образованию и сохранению общностей из религиозных и этнических групп, и эта враждебность приводить к разрушению собственности. Разрушение италианской общности в Западном Бостоне через перепланирование города и “расчищение трущоб” умело описал Г. Дж. Ганс. Семейно ориентированное общество, сильно самодисциплинированное и поддерживающее порядок, было разрушено проектом о “расчищение трущоб,” потому что планировщики позавидовали району. Налоговые власти, как и высочайшее владение, оба антибиблейские.[65]

Высочайшее владение есть божественное право. Оно принадлежить одному Богу. “Право” государства на высочайшее владение не имеет места в библейском праве.[66] Государство обязанное защищать человека и его собственность, но не и облагать налогами или конфисковывать ее.

Чтобы обобщить библейские налоговые законы в связи с владением земли, основным налогом был поголовный или “за душу” налог (Исх. 30:11-16), который был одинаковым для всех. Его платили только мужчины, все мужчины в возрасте двадцати лет и старше. Этот налог собирался гражданскими властями для поддерживания гражданского порядка, чтобы обеспечить всех людей охватом или возмещением гражданского правосудия.

Десятина удовлетворяла общие религиозные и социальные нужды общности: образование, социальные заботы и т. п.

Следовательно не было поземельного налога или налога на собственность. Поземельный налог узурпирует права Бога; он незаконный, потому что “Господня земля” (Исх. 9:29 и т.д.). Цель библейского закона в связи с землей – обеспечить безопасность человека и его имущества; налог на собственность в любом виде – отрицание этой распоряженной Богом безопасности.

10. Рождение Христа и собственность

Сильная манихейская тенденция в церкве привела ее к пренебрежение материального мира за счет духовного, или в случае модернистов, к выбору материального порядка как обратный духовному. Те, кто пренебрегает материального мира, становятся антиномистыми; для них в евангелии нет законов о материальном мире, потому что мир должен погибнуть и его надо отвергнуть. Мандат покорить землю, обещание касающее восстановленного творения и в конечном счете воскрешения тела, не принимаются серьезно. Мир и плоть связываются с дьяволом как нечестивую троицу.

Модернисты утверждают материальный мир и отвергают закон по подобному соображению. Два чужие мира духа и материи, согласно манихейской теологии, не могут объединиться. Материальный мир, следовательно, сам себе источник закона, и последствие этого есть социальное евангелие, евангелие происходящее от общества, а не от Бога, и еще этика ситуации, моральность, руководимая существующим, материальным моментом.

Модернисты обращают повествования о рождении Иисуса Христа в миф; евангелисты превращают историю в хорошенькую сказку из другого мира. Действительность этой истории тотально антиманихейская и тотально соответствующая времени и вечности. Манихейская мысль так сильно заразила Западный мир, что писать или говорить о “Рождении Христа и собственность” приходит как шок: такая пара никогда не встретится.

Благовещение (Лук. 1:26-38) объявило, что Бог дает Иисусу “престол Давида, отца Его: И будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царство Его не будет конца” (Лук. 1:32,33). По этому пункту священники спешать сказать нам, что этот престол и царство духовные и не касаются этого мира, исключая поскольку люди спасутся и войдут в лоно церквы. То, что смысл сказанного включает духовный и вечный критерий, можно полностью принять, и должно бы. Но нет никакого основания для исключения связи с временем и с историей. Ясное, что Иисус Христос будет владетелем и сувереном народов в смысле мессианского пророчества. Он приходит, чтобы провозгласить Свое царство, Свою собственность, как суверенный владетель.

Мария тоже ясно поняла это, как выясняет хвалебственный псалом (Лук. 1:45-56). Хвалебственный псалом – просто радостная декламация пророчеств Ветхого завета по этому вопросу. Он на самом деле “почти полностью составлен цитатами из Ветхого завета.”[67]

Дева Мария прославляла “могущественную перемену вещей, которая в принципе уже совершилась вхождением Бога в курсе истории и в жизни человечества, через прихождение Мессии, ее обещанного Сына.”[68] Эта “могущественная перемена вещей” есть свержение владычества греха над человеком и историей. Это могущественный новый порядок всех вещей под владычеством Царя, Иисуса Мессии, потому что Божья “милость Его в роды родов к боящимся Его” (Лук. 1:50):

Явил силу мышцы Своей; Рассеял надменных помышлениями сердца их; Низложил сильных с престолов и вознес смиренных; Алчущих исполнил благ, а богатящихся отпустил ни с чем; Воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость, Как говорил отцам нашим, к Аврааму и семени его до века (Лук. 1:51-55).

Совсем очевидно, Мария имела ввиду, что история увидить могущественную перемену вещей по причине рождения ее Сына. Его силою надменные помышления людей перепутаются. Сильные будут свергнутыми с престолов, а блаженные кроткиеГоспода возвисятся. Голодные люди Бога наситятся, а богатые грешники будут выгнатыми в нищенство. Все это будет в выполнении пророчеств патриархов и пророков, что через семя Авраама и Давида, Божий Израиль будет владеть всю материальную землю.

Говорить, что Мария верила это, но что вместо этого Бог имел ввиду “духовное” исполнение, значит шутить со Святым писанием. Полный смысл Марии беспогрешный. Если ее слова можно одухотворить в нематериальном исполнении, тогда повествование о сотворении и сообщении о рождении Христа девицей могут тоже быть одухотворенными в нематериальном исполнении. Или Святое писание имеет в виду то, что оно говорит, или оно не имеет в виду ничего.

Очевидно следовательно, что совсем реальное и материальное исполнение – единственное действительное значение здесь. Совсем общее, тогда это значение гласит как следует: Первое, земля есть собственность Иисуса Христа, потому что Он мессианский Царь, настоящий сын Бога, как и царский Сын Давида.

Второе, этот Царь имеет право на высочайшее владение, и может делать все, что Ему нравится со Своей собственностью. Он может свергнуть нечестивых и дать царство тем, кто повинуется Ему. Как Иисус заявил: “Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его” (Мат. 21:43). Цель Его прихода есть лишить владения настоящих лидеров мира и дать Свое владение Своему народу.

Третье, это значит что Божий народ должен ожидать Его царство, приводить Его законы, и быть верным мандату сотворения покорить землю и упражнять владычество над ней (Быт. 1:26-28).

Четвертое, “Через Мессию, Бог свергнет с престола всех врагов.”[69] Это ясно означает полную победу. Хвалебственный псалом ясно пророчествует полную победу Иисуса Христа и искоренение царства человека. Нечестивые будут полностью пораженными и выгнатыми, а Божий народ в ровной степени полностью будет приведен к власти и к победе. Израиль, заветный народ Бога, будет устанавлен в полной власти. Нельзя говорит, как сказал Ленски:

“И сказала Мария” не намекает о божественном вдохновении; ни это, ни откровение, не были необходимыми для содержания этого гимна. В отличие этого Елисаветы, он не содержит никакого пророчества и никакого доказательства о знании того, что сверестественно сообщалось. Гимн Елисаветы направлен к Марии, и так надо; Мариин к Богу, и опять совсем правильно. Елисаветин есть продолжение обращения Гавраила к Марии, Мариин – продолжение и выражениие ее краткого ответа Гавраилу. Хотя Мариин более красивый по фразе и форме, он на более низком уровне, чем Елисаветин.[70]

Как на зло Ленского, хвалебственный псалом совсем ясно содержит пророчество и сам есть пророчество. Более того, он повторяет пророчество Ветхого завета. Если только это, которому наклеили ярлык “вдохновленное” в библии, действительно вдохновленное, тогда множество из пророчества надо обесценить. Мария пророчествовала; или она не была вдохновленной, а была только экстравагантной и эмоциональной, или иначе она ясно пророчествовала в Духе Бога. Благовещение (Лук. 1:26-35) ясно показывает, что больше чем утроба Марии была предназначена Богом для Его святой цели, и это действительно насилие над Святом писании – ограничивать действия Бога до утробы Марии. Факт, что Ленски добавляет, после вышеизложенного заявления, что “Сама Мария не дает никакого основания для культа к Богоматери,” выясняет его намерение недооценить Марию. Отдать справедливости Святому писанию, это не культ к Богоматери.

Пятое, закон “Не кради” означает тоже, что человек не может ограблять у Бога, не Его прерогативы, ни Его собственность. Бог выгоняет воров из Своего виноградника, (Мат. 21:33-34) и молотит в прах Своих врагов.

Рождение Христа девицей следовательно есть подтверждение Божьего закона и ударное утверждение Божьих прав собственности над человеком и над землей. Это чудо издает звуки победы и восстановлении.

11. Обман

Левит 19:13 гласит: “Не обижай ближнего твоего, и не грабительствуй. Плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра.” Гинсбург отметил:

Здесь запрещается притеснение обманом и притеснение насилием. Вероятно на этом отрывке ссылался Иоан Креститель, когда наставлял пришедших к нему солдат: “И сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйте своим жалованием” (Лук. 3:14).

Из декларации в следующей клаузуле, которая запрещает задерживание заработка на всю ночь, видно что здесь речь идет о рабочем на день, который зависит от своей платы, чтобы содержит себя и свою семью; Закон защищает его, добавляя что заработок наемника надо платить немедленно. Эта великодушная забота о рабочем и осуждение любой попытки обмануть его повторяются снова и снова в Святом писании (Втор- 24:14,15; Иер. 22:13; Мал. 3:5; Иак. 5:4). Отсюда гуманная интерпретация, которая произошла из этого закона во время Второго храма: “Тот, кто обращается с наемником с грубостью, грешит так тяжко, как если бы он отнял жизнь, и нарушает пять правил.”[71]

Согласно Кларксону, закон требует “честность в ежедневных сделках” и правдивость:

“Не крадите, не лгите, и не обманывайте друг друга” (ст. 11). “Не обижай ближнего своего и не грабительствуй” (ст. 13, см. стихи 35,36). Ничего не может быть более ясным, чем это, ничего более исчерпывающим своим внушением. Никто из членов древнееврейской общности не мог (1) преднамеренно присваивать то, о чем он знал, что оно не его, или (2) грабить своего ближнего в акте торговли, или (3) поступать ложно или несправедливо в любой сделке или в любой связи, не нарушая сознательно Закон и не попадая под недовольством Иегова. Слова закона ясные и строгие, прямо касающиеся понимания и совести. Каждый человек среди них должен был знать, как каждый среди нас знает хорошо, что нечестность есть грях в взгляде Бога.[72]

Калвин считал, что сила этого закона состоит в запрещении “всякого несправедливого притеснения,” каждый захват чужого добра.[73] Фредерик Гардинер считал, что Лев. 19:13 “имеет дело с недостатками власти, ‘превращением могущества в право.’ Специально упоминаются притеснение (ср. 25:17-43), ограбление, и чрезмерное задерживание жалований. О последнем говорится более подробно (Втор. 24:14,15; ср. Иак. 5:4).”[74]

Гардинер приводит нас к сердцевине этого закона. Мы имеем здесь вариация закона против кражи, которая специально направленная против злоупотреблении властью, против притеснения. Заработки надо платить немедленно, в определенное и договоренное время. В древности платилось ежедневно; это значит, что полагалось платить в конце рабочего дня, а не на следующее утро. Таким образом неоплачивание в надлежащее время было уголовным проступком: оно было кражей.

Этот пункт очень важный. Многие из целей, которых преследуют современные либералы – часть Мойсеевского права, но с существенным различием. Библейский закон требовал справедливо обращаться с рабочим; он запрещал обман пищей, мерами, деньгами и лекарственными стимуляторами. Он требовал сохранение почвы, и многое другое, но не через административные агентства. Уголовное право запрещало убийство и кражу, и все вредные лекарства и пищи запрещались как разрушающие жизнь; подделанные пищевые продукты и товары были кражей, и т.д. В современном обществе эти проступки слишком часто остаются под юрисдикцией произвольных административных агентств, как и проблемы рабочих, и в результате уголовное право извращается, а настоящее намерение этого закона предотвратить притеснение сводится к нулю. Более того, поскольку гражданский писаный закон заменяет библейский закон, людям можно вредить и их жизни сокращать опасными наркотиками и опрыскиваниями, и нет никакого преступления, если закон не охватывает конкретное нарушение. Комбинация писаного закона и административного права создает притеснение, пока обычайное право Святого писания дает человеку принцип справедливости и основу для общественного понимания закона.

Возможно обманывать нашего ближнего различными способами. Его имущество можно отчуждать экспроприацией, повреждением, ограничивающим законодательством и различными другими средствами. Собственность человека, кроме того, включает больше, чем его земля, дом, материальные владения и деньги. Человек есть собственник тоже своих идей и изобретений. Поэтому у патентного дела есть продолжительная история в Западной культуре, как развитие закона против кражи. Факт, что у патентных законов иногда очень бедное существование, что удлинило историю, не уничтожает необходимость в них. Одна из причин для прогресса Западной цивилизации была патентное право, которым люди могли разработать данное изобретение и предотвратить кражу их изобретательности. Патентный закон о растений 1930 года принес большой прогресс скрещиванию растений и садоводам – экспериментаторам, тем что защитил их капиталовложения в виде времени и деньгах.[75] Настоящая эрозия патентного права через юридические и административные интепретации ставит под большую угрозу будущий прогресс.

Законы об авторские права имеют сложную историю, которая нас здесь не касается, но они тоже покоятся на предпосылке, что у человека есть право собственности на его писменные работы.

Версия Бэркли переводит первую клаузулу этого закона так: “Не используй вымогательство против твоего ближнего,” а перевод Тораха гласит: ”Не принуждай твоего ближнего.” Речь идет о любом виде притеснения, законном или незаконном, через которое другой человек лишается его собственности и владений. Законное и незаконное вымогательство стремятся идти рука в руке. Когда люди отдаются беззакониям, их общество тоже будет беззаконным, какими будут их законы и суды. В законном вымогательстве или обмане люди используют посредничество государства или его судов, чтобы проводит свои ограбления. Законы, которые дискриминируют бедных, потому что они бедные, или богатых, потому что они богатые – это законы вымогательства. Законы, которые стремятся выравнять доходы людей – законы вымогательства.

Основное намерение этого закона, поскольку он занимается “недостатками власти” – это создавать законы против различных форм законного ограбления, которое так часто супутствует контроль над государством одним или другим классом. Ссылки на этот закон в Святом писании многочисленные. Например Прит. 22:22,23 объявляет:

Не будь грабителем бедного, потому что он беден; и не притесняй несчастного у ворот; Потому что Господь вступится в дело их, и исхитит душу у грабителей их.

В Прит. 28:24 снова речь идет о притеснении родителей детьми, которые изворачивают закон или суды в свою выгоду: “Кто обкрадывает отца своего и мать свою и говорит ‘это не грех,’ тот – сообщник грабителям. Вина удваивается формальной законностью, которая позволяет вору сказать “это не грех.” Приговор Бога против лицемерно набожных вымогателей есть смерть: “Такова участь грабителей наших, жребий разорителей наших” (Ис. 17:14). Вымогатели и угнетители создают социальный порядок, который в конечном счете уничтожит их тоже; “… таков приобретающий богатство неправдою; он оставит его на половине дней своих, и глупцом останется при конце своем” (Иер. 17:11).

Эти последние выступления дают нам взгляд на измерения библейского закона. Современное гражданское право предвидит только гражданское применение. Библейское право требует гражданское применение и объявляет уверенность в верховном божественном осуждении в истории, за неприменение Его законов. Библейское уголовное право есть таким образом религиозное право, и оно имеет в виду два суда: распоряженный Богом суд социального порядка и Верховный суд Всемогущего Бога.

Ерлих комментирует очень точно:

Трудно сравнять библейские грехи с юридическими преступлениями, так как первые основываются на моральных и духовных ценностях, пока у последных преступление только это, которое совпадает со структурой закона, ищущего применение.[76]

Точно. Библейский закон есть слово Бога; следовательно он представляет высший порядок, который вписывается в структуре всего творения, и в сердце человека. Отсюда система присяжных заседателей действительная в смысле библейского закона, так как решение принимается по условиям фундаментального закона, который все люди знают, независимо признают ли они его или нет. Гражданские законы представляют только волю государства, а не объективный и абсолютный моральный порядок. Установленное этими законами право создает беззаконие, потому что тогда общество больше не управляется абсолютным стандартом правосудия, а декретной волей государства. Как у декретных денег, так и у декретного права не хватает сущности, и оно быстро уничтожает себя, и всех, кто рассчитывает на нем. Оно форма обмана, и главная форма.

12. Высочайшее владение

Высочайшее владение есть претензия государства на суверенитет над всей собственностью в нем, и оно утверждение права присваивать всю или часть ее для любого общественного или государственного использования, которое государство сочтет необходимым. Обычайно дается компенсация за присвоенную собственность, но это не рассматривается как обвязывающее ограничение для государства.[77]

Высочайшее владение есть утверждение суверенитета, и в Святом писании оно приписывается одному Богу. Из-за Своего права на высочайшее владение Бог выдал приговор над Египтом (Исх. 9:29). Из-за Своего права на высочайшее владение Бог кроме того дал закон о владении Израилю, и объявил что он будет для всей земли и для всего народа, “ибо Моя вся земля” (Исх. 19:5). Это утверждение снова дается во Втор. 10:12-14:

Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей. Чтобы соблюдал заповеди Господа и постановления Его, которые сегодня заповедаю тебе, дабы тебе было хорошо. Вот у Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все, что на ней.

Этот факт высочайшего владения Бога славится в Святом писании как основание для уверенности Его народа (Пс. 23:1; 49:12; І Кор. 10:26,28 и т.д.). Высочайшее владение государство не признавалось в Израиле, как показывает инцидент с виноградником Навуфея (ІІІ Цар. 21), хотя это предсказывалось как одно из последствий вероотступничества от Бога Царя (І Цар. 8:14). Оно специально запрещается в Иез. 46:18.

Происхождение высочайшего владения коренится в языческом богослужении. Термин высочайшее владение ввел может быть Гротиус в 1625 году. С того времени у него было замечательное развитие. Более важное, что концепция не происходит от Гротиуса, а стала существенной в христианском мире только когда развилась мысл о природном законе. Философия природного закона находит место верховного права в природе, и поэтому ставит суверенную власть тоже в природу, в результате чего суверенитет приписывается временным могуществам. “Суверенитет (величество, верховенство и т.д.) в теории Природного закона не только означает особую форму или качество политической власти; оно также означает самую политическую власть в ее собственной неотъемлемой сущности.”[78]

Кохран и Эндрю писали: “Власть высочайшего владения есть суверенная, присущая власть, которую невозможно договорить с государством или отделить ее от государства.”[79] Первоначальные колонии и штаты не претендовали на такую власть, но такие претензии возникли как последствие философии природного закона и под влиянием английского права. Что касается теории высочайшего владения в американском праве, один параграф из книги Текущая практика прецедентов (1915), авторы ее Вильям М. МакКинну и Бурдет А. Рич, дает отличное обобщение концепции, как она развивалась в 19-ом веке в Соединенных штатах:

10. Высочайшее владение как упражнение суверенитета. – Теория Гротиуса была, что власть высочайшего владения основывалась на принципе, что государство имеет первоначальную и абсолютную собственность на все имущество, которое владеют его индивидуальные члены, предшествующая их владение, и что их владение и пользование им соответственно происходит от привилегии, данной им сувереном; оно считалось подчиненным молчаливому согласию или подразумевающейся оговорке, что оно могло быть взятым обратно и все индивидуальные права на нем быть уничтоженными через основательное упражнение той верховной собственности государством. Это объяснение основы власти высочайшего владения принималось некоторыми из штатских судов в их ранние решения. Теория Гротиуса однако не принималась всеми другими политическими философами; Хейнециус цитировал Сенека насчет того, что королям принадлежит контроль над вещами, а индивидам владение ими. Некоторые из судьей в этой стране, вдохновленные духом индивидуальной свободы, возражали, что такая доктрина возвращает принципы социальной системы назад к рабской теории Хобса, которая, сколько ни правдоподобной могла быть в отношении земли, когда-то бывшей в абсолютном владении суверена и прямо дарилась им индивидам, несовместимая с фактом, что сохранение существовавших раньше прав на их собственность есть главный мотив и цель индивидов, чтобы сотрудничить с правительствами. Кроме того, ее нельзя применить вообще к личной собственности, которая в большинстве случаев всецело творение индивидуальных собственников; а ведь принцип о присвоении частной собственности для общественного использования полностью распространяется в отношений к личной, как и к недвижимой собственности. Согласно этому теперь в общем считается, что власть высочайшего владения не право собственности, или упражнение верховного владения землей государством, а что она основывается на суверенитет государства. Поскольку этот суверенитет включает права постановлять и проводить в жизнь как закон все, что не невозможное физически и не запрещается некоторой клаузулой конституции, а в юрисдикции штата взятые собственности для общественного использования с оплатой компенсации ни невозможно, ни запрещается конституцией, то закон, разрешающий упражнение высочайшего владения, не нуждается в дальнейшем оправдании. Вопрос широко академический, но с некоторым практическим значением о решении могут ли Соединенные штаты упражнять право на высочайшее владение в Округе Колумбия, не противопоставляясь при этом оговорке в акте о передачи прав, что права собственности обитателей должны оставаться нетронутыми. Утверждалось, что поскольку высочайшее владение было правом суверенитета, а не собственности, то оговорка неприменима.[80]

Есть множество интересных предпосылок в этом параграфе, но мы ограничимся двумя. Первая, естественное право государства на высочайшее владение предполагалось, и Десятая поправка к Конституции США провелась в смысле его. Нет специального делегирования высочайшего владения федеральному правительству в Конституции, которое означает, что оно запрещено ему, если Десятая поправка имеет какое-нибудь значение. Однако первичное право, закон природы, принимается по Гротиусу, которое дает каждому штату предполагаемое право, неподлежащее изменению ни законом, ни конституцией. Итак, хотя Конституция США не дает высочайшее владение федеральному правительству, и хотя акт о передачи прав Округа Колумбия федеральному правительству специально требует, “что права собственности обитателей должны оставаться нетронутыми,” утверждалось, что у этой оговорки нет приложения, по причине абсолютного права со стороны государства. Вторая, это абсолютное право на высочайшее владение происходит от “права на суверенитет.” Это опять забавное допущение, поскольку Конституция США ни в какой момент не использует слово “суверенитет,” и на самом деле избегает его. Пуританская традиция резервирует это слово специально для Бога,а отделение Соединенных штатов от короля Джорджа ІІІ сделало их особенно враждебными к всякому политическому оживлению концепции о суверенитете. Поэтому и Конституция США от 1787-1791 года не предвидит никакого “права суверенитета.”

В смысле этой претензии на суверенитет и на высочайшее владение, никакая конституция и никакой закон не действительные, потому что каждое законодательство может быть обессиленное посредством утверждения более высшей суверенной власти в государстве. Никакое законодательство не может дать гражданам никакой иммунитет против государства, в котором суды поддерживают доктрину о высочайшем владении, посредством которой каждый закон подлежит отмене, когда суверенная власть в государстве решит так.

Совсем логично федеральное законодательство о подоходном налоге называет то, что налогоплательщику позволяется задержать, “освобождением” государством, т.е. актом милости. Все имущество человека и его доход, его артистичные и коммерсиальные произведения, по смыслу этой претензии на суверенитет и на высочайшее владение является собственностью государства, или по меньшей мере находится под контролем и использованием государства.

Эти претензии государства быть источником суверенитета и милости можно прервать и уничтожить только если будет принято и утверждено, что суверенная власть и спасающая милость принадлежат только триединому Богу.

В Соединенных штатах Джордж Мейсон, автор Вирджинской декларации о правах, специально выключил высочайшее владение из этого документа. Вирджинская декларация постановляет: “Что никакая часть собственности человека не может отниматься от него, или использоваться для общественного употребления без согласия его самого, или его законных представителей.” Этот принцип привидно снова постановленный в Пятой поправке Американской конституции, была плохо формулированной, и оставила основания для повторного введения высочайшего владения.

Не удивительно, что утверждение суверенитета государства, которое гуманистская концепция, привело в 18-ом и 19-ом веках к контра-утверждению суверенитета индивида, что опять гуманистский принцип.

Для Бакунина государство было подделным богом, которого надо было разрушить. Бакунин верил в природном законе, и он твердил, что природный закон не знает никакого государства, или никакой теории о государстве, а знает только человека. “Человек никогда не может быть полностью свободным в отношении к природным и социальным законам.” Свобода не состоит в бунте против всех законов; “поскольку законы: природные, экономические и социальные, не наложенные авторитарно, а присущие вещам,” им надо повиноваться, говорит Бакунин. “Если они политические и юридические законы, наложенные людьми людям,” независимо силой, обманом, или всеобщим голосованием, им нельзя повиноваться.

Человек не может бунтоваться против Природы, ни избежать от Природы. Против законов Природы никакой бунт со стороны человека невозможен, по простой причине, что он сам продукт Природы и что он существует только благодаря этим законам. Бунт с его стороны был бы… смешной попыткой, это было бы бунт против себя, настоящее самоубийство. И когда человек решил уничтожить себя,или даже когда он замышляет такой проект, он действует в согласии с теми самыми природными законами, от которых ничто не может освободить его: ни мысль, ни воля, ни отчаяние, ни никакая другая страсть, ни жизнь, ни смерть.

Человек сам ничего другое, чем Природа. Его самые возвышенные, или самые чудовищные чувства, самые извращенные, самые эгоистичные, или самые героические решения или манифестации его воли, его самые абстрактные, самые теологические, или самые безумные мысли – все это ничего другое, чем Природа. Природа окружает, проникает, составляет его целостное существование. Как может он вообще избежать от Природы?[81]

Если человек “ничего другое, чем Природа,” тогда каждый импулс человека имеет статус суверенной воли. Как против суверенитета государства и его права на высочайшее владение, анархизм поддерживает суверенитет индивида и право индивида на высочайшее владение.

Соответственно с этим, Бакунин призывал к “Отречению Бога и принципа власти, божественной и человеческой, а тоже и всякой опеки человека над человеком,” и к “Отречению свободной воли и права общества наказывать – так как каждый человеческий индивид, без никакого исключения, есть только недобровольный продукт природной и социальной среды.”[82] Из-за того, что “человек – социальное животное,” человек есть настоящий человек только в обществе; поэтому “Социальная солидарность есть первый человеческий закон; свобода есть второй закон.”[83] Как может человек жить в обществе, когда каждый человек сам себе закон? Для Бакунина, поскольку природа абсолютная, природный порядок по необходимости есть хороший и правильный порядок. Тогда следует, что:

VІІІ. Примитивный, природный человек становится свободным человеком, становится очеловеченным, свободным и моральным агентом; другими словами, он осознает свою человечность и понимает в себя и про себя свой человеческий аспект и права своих себеподобных. Следовательно человек должен желать свободу, моральность и гуманность всех людей, в интересе своей собственной гуманности, своей собственной моральности, и своей личной свободы.

ІХ. Это уважение к свободе других есть высший долг человека. Любить эту свободу и служить ей – такая единственная добродетель. Это основа всей моральности; и не может быть никакой другой.[84]

Если природа есть верховный порядок, тогда Природа должна быть тоже источником настоящего порядка. Логика Бакунина здравая, однако ее предпосылки ложные. Если государство есть настоящая манифестация природного закона, тогда государство есть эта область, где человек осуществит настоящую жизнь и настоящую моральность. Если индивид есть это настоящее выражение Природы и природного закона, тогда анархизм индивида, и общество анархизма, представляют настоящий порядок. Анархия и государство таким образом представляют два соперничающих гуманистских претендента на право представлять природный закон и провозгласить высочайшее владение. Надо добавить, что анархия не дает землю индивиду, а “обществу,”природному человеку как социальная группа, так что высочайшее владение в анархии обычно упражняется социальной группой, а не индивидом.

Обратно философиям природного закона, библейское право объявляет суверенитет триединого Бога и Его единственное право на высочайшее владение. Вся собственность держится в аренде под управлением Бога Царя. Никакая институция не может упражнять никакой прерогативы Бога, если она специально не уполномочена делать это в специфичной области Божьего закона. Таким образом государство есть слуга справедливости, а не первичный владетель собственности или суверенный владетель над землей. Соответственно у государства нет права на высочайшее владение.

Хроническая гуманистская ссора между государство и анархией не может решиться, кроме через отбрасывание обоих альтернатив в пользу триединого Бога и Его сверхестественного закона.

Конечный пункт: многие, которые допускают угрозу государственного и анархистского высочайшего владения, все еще воздерживаются от отвергания государственной доктрины из-за технологических соображений. Как иначе, говорят они, можно строить дороги и контролировать волнами электронных средств информации? Ответ технологической проблемы должен быть технологическим, а не теологической капитуляцией. Технология может, если она свободная от государственного контроля, сделать возможным одновременное использование различных волнових охватов и каналов радио и телевидения. Возникнет различный вид общества без высочайшего владения. Его развитие есть технологический вопрос.

13. Трудовые законы

Вот несколько законов о труде, как следует:

Не обижай ближнего своего и не грабительствуй. Плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра (Лев. 19:13). Не обижай наемника, бедного и нищего, из братьев твоих или из пришельцев твоих, которые в земле твоей, в жилищах твоих. В тот же день отдай плату его, чтобы солнце не зашло прежде того, ибо он беден, и ждет ее душа его; чтоб он не возопил на тебя к Господу, и не было на тебя греха (Втор. 24:14,15).

Первые два из этих законов запрещают обман и притеснение рабочих. Требуется немедленная оплата заработка. Интерпретация равинов во время Второго храма гласит: “Тот, кто обращается с наемником с грубостью, грешит так тяжко, как если бы он отнял жизнь, и нарушает пять правил.”[85] Таким образом этот закон ясно требует, первое, что все кто работодатель, все кто в превосходящем положении, использовал эту власть с добротой, разумом и милосердием. Преступления против труда превращаются в уголовные преступления. Вместо административного права, уголовное право управляет трудовыми отношениями. Неоплата должного заработка -–обман или кража, и должна преследоваться как такой.

Второе, Бог декларирует, что Его собственный высший суд есть настоящий апелляционный суд о труде. Это ясное обещание об осуждении воров среди работодателей и воровского государство, которое не преследует кражу.

В библейских декларациях выражается сильное чувство отвращения от злоупотребления властью работодателями, а то же самое выражает и Сын Сираха, который писал: “тот, кто обманывает рабочего в его заработке, он проливает кровь” (Еcclus. 34:22). Слово Господа через Иеремия было одним из осуждений касательно таких людей: “Горе тому, кто строит дом свой неправдою и горницы свои – беззаконием, кто заставляет ближнего своего работать даром, и не отдает ему платы его” (Иер. 22:13). Слово через Малахия подобное:

И приду к вам для суда и буду скорым обличителем чародеев и прелюбодеев, и тех, которые клянется ложно и удерживают плату у наемника, притесняют вдову и сироту и отталкивают пришельца, и Меня не боятся, говорит Господь Саваоф (Мал. 3:5).

То же самое появляется снова в Новом завете:

Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа (Иак. 5:4).

В этих текстах речь идет о неоплате, об удерживании от заработка или о задержки оплачивания жалования. Задержка оплаты, тогда и теперь, была и есть средство обмана. Например небольшая компания, которая поставила материал и услуги большой корпорации, радуясь своему самому большому отдельному договору на миллион долларов, не получила свои деньги почти целый год. Лихва на взятые взаймы деньги, чтобы платить текущие обязанности почти вымели небольшую компанию; большая компания использовала эту стратегию неоплачивания с несколькими компаниями одновременно, с целью накопить капитал без лихвы; они правильно подсчитали, что далеко до того, как обвинения против них дойдут до трибунала, они заплатят, и это положит конец делу против них без дальнейших хлопот.

Третье, поскольку намерение закона есть обеспечить набожное использование власти, то честное обращение с рабочими не благодеяние к ним, а обязанность. Святой Павел обобщил принцип закона сжато: “Воздаяние делающему вменяется не по милости, но по долгу” (Рим. 4:4). Работа, сделанная для нас или через нас, есть долг, который надо платить немедленно как по договору, или это кража, и ее надо преследовать как такой.

Четвертое, владетель собственности есть единственный управитель своей собственности, и при условии что он поступает честно с рабочими, он может делать все, что ему угодно, с ней. Например в притче о хозяине, который нанял людей в различные часы дня, некоторые поутру, другие в третьем, шестом и девятом, даже в одинадцатом часу, и еще платил им ту же самую плату, Господь объявляет: “Разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр?” (Мат. 20:15). Хозяин сказал каждому “… что следовать будет, получите” (Мат. 20:7), и если некоторые работали только один час, а получили плату за полный день, этим не сделалась неправда к тем, кто работал весь день, и получил плату за полный день. Собственник должен за размер выполненной работы; контроль над его деньгами и имуществом, однако, не переходит к рабочему из-за этого.

Пятое, другой принцип в связи с оплатой устанавливается во Втор. 25:4: “Не заграждай рта волу, когда он молотит.” Это конечно классический пример практики прецедентов, когда общий принцип права иллюстрируется минимальным случаем. Если вол заслуживает свою плату, свою корм, что остается для человека? Следовательно, “трудящийся достоин пропитания” (Мат. 10:10`), или “трудящийся достоин награды за труды свои” (Лук. 10:7). Святой Павел обобщает это, говоря об оплачивании пасторам:

Достойно начальствующим презвитерам должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении. Ибо Писание говорит: “не заграждай рта у вола молотящего”; и “трудящийся достоин награды своей” (І Тим. 5:17,18).

Это исключительно важный закон и его понимание имеет центральное значение. С его экономической стороны утверждается соответствие между сделанной работой и полученную плату. Поскольку работа есть долг, договоренный работодателем, размер этого долга зависит от природы и размера услуг. Вол получает свой корм и заботу; трудящийся достоин своего жалования; природа услуг определяет размер долга.

Например, копающий канаву не получит плату инженера; долг, договоренный за его услуги очевидно более низкий на виртуально каждом рынке общества. Равенство оплачивания не может существовать, потому что нет равенства долга. Не может существовать “справедливая цена” за определенный вид услуги, потому что стоимость этой услуги меняется в зависимости от природы долга в договорах об условиях, определяющиеся от необходимости в этой услуге.

С неэкономической стороны ясное, что хотя и экономикс не остается в стороне, отношения работодателя и рабочего не сводятся только к экономиксу. Волу не надевается намордник, но вол тоже обучается хозяином и заботятся о нем. У апостолов и министров связь с теми, кому они служат, более чем экономическая; это взаимоотношение определенно не благотворительность, но оно не и простая экономика. Закон называет рабочего “твоим ближным,” указывая социальное взаимоотношение, как и экономическое. Взаимоотношние рабочего и работодателя нельзя сводит к голому скелету экономики, но нельзя и отвергать экономику. Между обоим есть просторный мир личных взаимоотношений. Связь японского капитала с трудом называют патриархальной и феодальной, но она экономически здравая связь и при этом личная. Западный гуманизм обезличает и раздробляет отношения, и результаты неудачные. Различные институции и организации вторгаются сейчас в эти взаимоотношения: государственные административные агентства, трудовые гильдии и союзы, и организации производителей. Сверх того бизнес систематически обезличается и расширяет брешь.

Соответствие между природой работы и оплачиванием этой работы снова утверждается святым Павлом в І Кор. 3:8, “но каждый получит свою награду по своему труду”. Это утверждается в связи с служителями, которые служат коринфянской церкве, неэкономическая служба, но все-таки по экономическому принципу, провозглашенному святым Павлом. Этот экономический принцип не нарушается ни по одному пункту, следовательно ни по одному пункту не обходятся личные взаимоотношения.

Спорный вопрос в связи с трудовыми отношениями есть “право на забастовку.” Существует ли моральное право на забастовку? Хазли поднял вопрос в связи с этим.[86] Рийд отрицает, что такое моральное право существует: “Никакая личность, ни никакая комбинация личностей, не имеет права налагать себя – по своей цене – никакому работодателю, или принудительно препяствовать ему нанимать других.”[87] Дальше Рийд заявляет:

Говорить, что кто-то верит в право на забастовку сравнимое с тем чтобы говорить что кто-то верит в право монополии исключать бизнес конкурентов; действительно поговаривают, что государственный контроль предпочтительнее добровольному размену между покупателями и продавцами, каждый из которых свободный принимать или отвергать лучшее предложение другого. Другими словами, одобрять право на забастовку значит декларировать, что сила делает право – все равно отвергать единственную основу, на которой можно строить цивилизацию.

Глубоко в корне забастовки лежит упорное мнение, что наемный рабочий имеет право продолжать свое назначение на работу, раз он его начал, и как будто это назначение есть его частный удел собственности. Но назначение на работу не ничего другое, чем разменная сделка, существующая только пока существует размен. Оно перестает существовать с момента, когда или одна из сторон прекратит его, или когда кончится договор. Право на удержание назначения, которое прекратилось, действительное не более чем право на назначение, которое не начиналось.[88]

Вмешательство государства в экономику привело к возникновению монополий, монополий в бизнесе и в труде. Области монополий – исключительно области государственного вмешательства.

Многие возразят, что без этого государственного вмешательства, у работодателей будет свобода грабить рабочего. Это значит принять что мир не под Божьим законом; но поскольку он под Божьим законом в конечном счете кража ведет к осуждению.

Вот один пример: после Второй мировой войны, производитель одежды построил завод в общине отставных людей, живущие на пенсию. Инфляция принудила многих жен и вдов искать работу в общине с небольшими возможностями о нанимании. Производитель использовал политические связи, чтобы обеспечить себе иммунитет против различных кодексов и инспекций; он платил минимальную ставку, потому что была очередь женщин, ждавших назначение; он обеспечил себе защиту против вмешательства профсоюзов, так что не было и попытки создать профсоюз в его предприятии. Профсоюзные деятели цитировали это как классический случай потогонной системы, исключая других производителей из конкуренции; для них это “доказывало” необходимость в тред-юнионизме. Производитель однако обанкротился и вошел из бизнеса через совсем немного лет. Плативши очень низкие жалования, он мог нанимать только тех, которые не могли найти себе работу в другом месте. Мораль была низкой, а умения очень плохими. Когда он обучал хорошую работницу, та уходила на лучше оплачиваемую работу. Вопреки использования качественных материалов, его продукция была низкого качества и очень скоро ее отвергли все лучшие торговцы. Так попытка использовать политику и несчастье рабочих, чтобы извлечь выгоду, закончилась большим финансовым провалом.

Но давайте исследуем ту же самую проблему морально. Попытка использовать насилие, чтобы принудить работодателя платить искомое неэкономическое жалование есть чистое ограбление. Это требование, чтоб работодатель грабил или самого себя, или своих покупателей, которое значит определять цены не по законам рынка. Правда, многие работодатели – злые люди, но многие рабочие тоже злые люди. Никто не имеет права грабить других. Если никто не нарушил уголовный закон, нет основания со стороны никого требовать вмешательство государства. Никакой индивид не имеет права силою обращать в веру или приводить к новому рождению другого человека.

Ложная предпосылка современной политики состоит в том, что посредством действий государства можно превратить утопию в реальность за короткое время. Более того, большинство людей дефинируют утопию как им хочется. Например около 1900 года большие американские корпорации не были в состоянии удержать конкуренции более мелких соперников и намечалась децентрализация рынка. Законодательство в национальном масштабе против “монополий” на самом деле сделало монополии возможными, и это спасло дни “большого бизнеса.”[89] Концевтрация экономической мощи продолжилась через союз монополий. Предполагалось, что этиви сдвигами к стабилизации экономической сцены, утопия и процветание обеспеченные. В действительности , после усиления стабилизации наступили застой и упадок. Экономический прогрес не стабилизация, а процесс развития и разрушения, конкуренции и продвижения вперед. Морально никакого человека нельзя обратить силой, а “обращение насилием” ведет только к более глубокому разделению в обществе, к большему числу неразрушенных конфликтов. Сила разрешит проблемы человека и обратит людей в святых не больше, чем глазур для торта из грязи превратит его в пирожное.

Закон требует силу как свой инструмент, и силу можно использовать законно, когда люди нарушают уголовный закон, когда они воруют, убивают и т.п. Закон может управлять поведением людей, когда нарушается справедливость, но он не может изменить сердце человека. Даже больше, закон нельзя использовать, чтобы собственника имущества лишить его права собственности. Мы можем согласиться, что человек злой, и это неприятно иметь дело с ним, но если этот человек не нарушает закон, мы не можем его потрогать. Закон должен позволить нам огородить собственность от вора, но он не может законно позволить нам воровать у вора. Когда бизнес и труд используют закон, чтобы воровать у покупателя, или друг у друга, они отвергают правило закона за счет правила силы, насилия, потому что сила вне права есть насилие. Кража есть кража, все равно у кого воруют: у богатого, у бедного, или у среднего класса. Предпосылка законодательства в пользу бизнеса такая: Правильно воровать ради бизнеса, потому что бизнес хорош для страны. Предпосылка законодательства в пользу труда такая: Правильно воровать ради труда, потому что рабочий класс бедный, и еще у него много голосов на выборах. Слово Божие совсем ясное: “Не кради!”

Трудовая организация может называть себя христианской, но если она принимает основные предпосылки тред-юнионизма, она становится морально компромиссной. Например “Принципы и практики христианской трудовой организации Канады” равняет свои принципы равенства с Святым писанием. Их второй принцип гласит:

Дискриминация при назначении по причине цвета, веры, расы, или национального происхождения, противоречит библейскому принципу равенства всех человеческих существ перед Богом и закону о любви к всем людям.

Все люди не равные перед Богом; наличие небес и преисподни, избрание и порицание,, показывает что они не равные. Более того, работодатель имеет собственное право выбрать того, который ему нравится в смысле “цвета, веры, расы, или национального происхождения.” Японская христианская церковь в Лос Анджелесе имеет право позвать японский христианский пастор. Шведский или негритянский работодатель имеет право нанять кого он хочет, в смысле быть самым подходящим для его намерений.

Пятый их принцип гласит:

Творческие возможности нельзя использовать для личной выгоды или для обогащения группы или общности, а должны развиваться для использования в услуге всего человечества.

Это просто социализм, кража как принцип действия. Ни слова в Святом писании не дает никакого основания для такой постановки.

Факт, что рабочий бедный, не дает ему больше права воровать, чем власть работодателя дает ему право обманывать. Кража не право или привилегия, принадлежащие некоторому классу людей.

14. Ограбление Бога

Каждое преступление есть нарушение Божьего правового порядка, но некоторые действия специально выделяются как особые нарушения. Одно из них это неоплачивание десятины, которое описывается как ограбление Бога (Мал. 3:8-12).

Прежде чем анализировать значение этого факта, пусть рассмотрим основные законы в этой области. Первое, основной гражданский налог в Святом писании, т.е. единственный налог, есть поголовный налог или “за душу”, который платил каждый мужчина в возрасте двадцати лет и старше (Исх. 30:11-16). Один и тот же налог собирался от всех мужчин: “Богатый не больше и бедный не меньше полсикля должны давать в приношении Господу, для выкупа душ ваших” (Исх. 30:15). У всех одинаковая ставка на правосудии и поэтому они платят одинаковый налог.

Второе, никакому человеку не позволяется облагать налогом свое будущее посредством долга. Продолжительность долга ограничивается на шесть лет (Втор. 15:1-4). Никакой человек не имеет права закладывать свое будущее, потому что его жизнь принадлежит Богу.

Третье, десятина взыскивалась от всех мужчин (Лев. 27:30-32; І Кор. 9:12-14; Числ. 18:21-28; Мал. 3:8-12; Прит. 3:9-10; 11:24; Мат. 23:23; Евр. 7:1-8). Из регулярной десятины, которая была десять процентов дохода каждого (Втор. 14:22), заделялась десятина для священников, т.е. они получали десять процентов из десятины (Числ. 18-21-28). Итак, церковная десятина была часть общей десятины. Десятина бедных, которая платилась каждый год по разному (Втор. 14:28; Ам. 4:4) менялась вместе с десятиной веселья (Втор. 14:22-26) в каждом цикле из шести лет на седьмой. Таким образом комбинированная десятина бедных и религиозная десятина составляла в среднем около 15 процентов, некоторые говорят 18 процентов в год. Часть регулярной десятины уходила к левитам за их богослужение и за музыку; большая часть уходила на финансирование социальных расходов, т.е. набожного образования и других соответствующих деятельностей.

Если это верно, то почему тогда твердится, что неоплачивание десятины представляет ограбление Бога? Ответ совсем ясный: без десятины тоталитарное государство прогрессивно усиливало свою роль бога над обществом. С десятиной управление обществом возвращалось к Богу через распоряженный Им налог. Через десятину создавались разные агентства, которые обслуживали нужды набожного общества и обеспечивалось необходимое социальное финансирование. Десятина не принадлежала ни церквы, ни государства: она принадлежала Богом и давалась Божьим народом тем, которые будут управлять им под Богом. Юинг умело описал социальные последствия десятины:

Если бы мы жили при теокрации, с Божественной конституцией, десятена хватила бы на все, но сейчас мы живем под сотворенным человеком управлением, и сотворенное человеком управление собирает свои налоги. Однако десятина все-таки принадлежит Богу. “Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу” (Мат. 22:21; Мар. 12:17; Лук. 20:25; Рим. 13:1-8). Сверхналог, взыскиваемый правительствами наших дней, есть наказание, которые мы платим зато, что не приняли Божие правило во всей нации. Израилю говорили о том же самом, когда они требовали царя, чтобы стать как все другие нации, что царь будеть злоупотреблять десятиной (І Кор. 8:11-18).[90]

Имея ввиду радикальное значение десятины для общества, неуспех церквы научить людей ценить важность и значение десятины составляет форму ограбления Бога в ровной степени, как и неоплачивание десятины.

Другая форма ограбления Бога – это неуспех обеспечить собирания колосьев. Согласно Лев. 19:9-11 полная жатва запрещается; “бедный и пришелец” должен воспользоваться некоторой уборкой урожая от “уголков” поля или деревьев. Здесь опять Бог дает средство для обеспечивания некоторой социальной благотворительности, которую государство обходило мимо.

Современное городское собирание по мелочам включает работу Социальной службы. Даже больше, когда-то оно включало всякое собирание отбросов и хлама частными способами. Бумага отправлялась на переработку для нового использования; тряпкам находилось разнообразное применение; отбросы использовались на корм свиней или на компост, металы на скрап; стекленные бутыльки использовались многократно и т.д. Частные предприятия находили выгодное использование хлама, пока сегодня большинство городов, сделавшие собирание хлама социалистической монополией, нагромождают горы хлама, чье собирание стоит дорого, а еще создает большие проблемы и в последствии. Не так давно собирание отбросов было бизнесом, в который многие иммигранты входили бедными людьми, а выходили иногда из него как преуспевающие граждане.

Несоблюдение субботных годов в отношении к земли значит не только ограблять у земли ее отдых, но тоже ограблять Бога. Нот отмечает правильно, что “У субботного и у юбилейного года и та же тема, хотя и способы разные – это restitutio in integrum, т.е. восстановление первоначального состояния.”[91] Восстановление есть Божие намерение и человек призывается испольнить его, а не препятствовать ему. Всякое восстановление смотрит вперед к временам ликования юбилея. Времена ликования когда-то были основой надежды для Западного человека и звучали в его песнях. Хотя и в грешном направлении, многие солдатские песни Гражданской войны выражали веру в ликование, в том что их борьба приближает их к нему. О ликовании идет речь в “Шагая по Джорджии,” “Царство приходит” и в других песнях того периода.[92]

Обращаясь опять к десятине, посмотрим как раняя церковь понимала значение десятины. Она ясно видела его как обвязывающий закон с более широкими намерениями, касающие не только церковь. Так, Конституция апостолов говорит о священнике:

Пусть он использует эти десятины и первые плоды, которые ему даются по приказу Бога как Божьему человеку; и пусть он тоже распределяет правильным образом добровольные приношения, которые получились в пользу бедных, сирот, вдов, страдавших и пришельцов в нужде, и пусть Бог будет проверителем его счетов, что поставлены в его распоряжении. Пусть распределяет всем, которые в нужде, с праведностью, и сам пусть воспользуется вещами, которые принадлежат Господу, но не злоупотреблять ими…[93]

Конституция апостолов делает епископа и священника распределителями десятины.[94] С этим мы не можем согласиться полностью. Однако функции, охватывающие десятину и даров, во времена угнетения и преследования, остаются фактом, а тоже факт и то, что десятина рассматривалась как основной, постоянный закон.[95]

Псевдо-августинская проповедь постановляла, что отказ платить десятину просто кража:

Тот, кто не дает десятину, присваивает имущество, которое не принадлежит ему. Если бедные умирают с голода, он виновный в их убийстве, и он должен отвечать перед осуждающим престолом Бога как убийца; он взял то, что Бог заделил для бедного, и задержал его для себя.[96]

Другая проповедь гласит:

Наши предки имели больше, чем они нуждались, потому что они давали десятину Богу и платили налоги Императору. Однако, если мы не хотим разделять десятину с Богом, скоро у нас отнимается все. Собиратель налогов забирает все, что Христос не получает.[97]

При Шарлемане десятина сделалась обязательной для всех граждан. Совет Севильи в 590 году нашей эры выдал канон, гласящий что “Если кто-нибудь не заделяет десятину, пусть проклятие Бога над Каином за неверное заделение десятины, упадает на него.”[98]

Государство, однако, еще не признавало социальное значение десятины. Существование десятины сделало возможным организование религиозных орденов и фондаций, которые занимались больницами и медицинском обслуживанием, образованием, благотворительностью, покровительством религиозного искусства и музыки, и множеством других обслуживаний.

Десятина действовала, когда и церковь и государство осознавали принцип десятины.[99] Поскольку это десятина Господа, ее нельзя ограничить только к церкве или ставить под контролем государства, хотя у обоих есть право сделать ее обязательной. Она десятина Господа. Например в дни Елисея, человек из Ваалшалшии принес свою десятину Елисею и его школы, а не священникам (ІV Цар. 4:42). Поступая так, он упражнял свое право давать тому, кто служил Господу лучше, вместо официальному, но вероотступническому духовенству.

Упадок десятины в 19-ом и 20-ом веке привело к разным способам добивания средств для церквей, протестантской и католической, и к упадку христианского социального финансирования. В результате получилось смещение власти к государству, а тоже и рост налогов, чтобы заполнить пробелы в социальным финансировании. Без восстановления десятины невозможно восстановление христианского социального порядка, ни возможно вернуть власть христианского человека под Богом.

“Оживляя” десятину, современная церковь персонализирует критерий. Это относится к обещаниям Малахия 3:8-12: они относились явно к национальному благословению. Десятина создает радикально различный социальный порядок, и поэтому говорится о благословении нации как последствие десятины, и как результат Божьего благоволения. Кроме того, современная церковь призывает к десятине для церквы, погрешный взгляд, который исключает из десятины образование, здравоохранение, благотворительность и многое другое. “Средневековная” культура видела все эти вещи как функцию десятины, а когда существующие порядки не могли обслуживать Божие дары как положено, возникли новые порядки, чтобы получать их и управлять ими. В результате появилось, конечно, негодувание приходских священников, но и более здравый социальный порядок тоже.[100] Пирней комментирует заботу о бедных в те же времена поразительно: “когда прихожане, которые приготовились поднять всякого вида обвинения против своих священников, очень редко ставили вопрос о пренебрежении бедных, самый очевидный вывод есть, что это не было обычайным недостатков местных священников и викариев.”[101]

Современный социальный порядок ограбляет Бога, отнимая виртуально каждую область от Его юрисдикции, от распоряженного Им управления и заботы. В одном только поколении после отмены законно обязательной десятины в Соединенных штатах, появились государственная поддержка и контроль школ. Поскольку ревивализм и антиномия привели к упадку десятины (объявленной как “легализм” и рабство закону), в начале 20-ого века благотворительность стала государственной функцией. С оставлением десятины пришел новый социальный порядок, и последовало быстрое увеличение налогов, или государственная двукратная или трехкратная десятина, если не более, чтобы поддерживать этот новый порядок. Фондации, когда-то инструмент христианской десятины, стали гуманистскими социальными агентствами с государственными идеалами. Город Бога постепенно заменялся Городом Человека. Эффективный владетель данного порядка по существу всегда есть определяющая и собирающая налогов власть. Если церковь собирает налоги, церковь управляет обществом; если государство собирает налоги, оно управляет обществом. Если однако Божие люди занимаются десятиной в набожных агентствах, тогда в этом социальном порядке преобладают Божие правила. В современном мире действующий бог есть государство.

Финальное замечание: даже в течении периода Макавеев, вопреки социальной суматохи, десятина бедных обеспечивалась для вдов и сирот на регулярной основе. “Тогда главный священник сказал ему, что есть… деньги, оставленные на подмогу вдов и детей без отцов” (Макавеи3:10); общее количество состовляло 400 талантов серебра и 200 талантов золота.

Время, которое сегодня отвергает как Божий порядок, так и Сына Божьего, конечно проклятое проклятием и подлежащее осуждению.

15. Тюрьма

Сопоставление быстро откроет, что в библии появляются множество упоминаний о тюрьме, но не в самом законе. Тюрьмы – часть египетской жизни и права (Быт. 39:20-23; 40:3,5; 42:16,19), но не и часть жизни Израиля под законом. В течении похода через пустыню было две упоминания “посаждения под стражу” (Лев. 24:12; Числ. 15:34) на время расследования, но не говорится о тюремном заключении как наказание. По Унгеру “тюремное заключение не указывалось законом,” и “мы не слышали ничего о нем до времени Царей, когда тюрьма появляется как пристройка дворца или специальная часть его (ІІІ Цар. 22:27).”[102] Согласно Кеннеди и Барклаю, “Тюремное заключение в современном смысле строгого заключения под стражей, не знало место как наказание преступников по старому древнееврейскому законодательству. Первое упоминание о таком, с очевидной законной санкцией, появляется в отрывке Ездр. 7:26[103], относящийся к периоду после изгнания. Упоминание в Ездр. 7:26 есть часть прокламации Артансеркса и поэтому относится к персидскому, а не к библейскому праву.

Тюрьма появляется в библейском праве только как место ареста на время суда. Нет прямых упоминаний о темницах. Методы отношения к преступникам были в основном три вида: Первое, смертная казнь требовалась за капитальные преступления, и для неисправимых преступников. Второе, за другие преступления закон требовал возмещение; когда нарушался правовой порядок, возмещение было основной функцией судов. Подчеркнем, что в библейском праве цель не наказание, а возмещение, не наложение определенных наказаний на преступников, а восстановление набожного порядка. Поэтому центр внимания не преступник, а праведный человек и весь набожный порядок. Третье, когда преступники не могли дать возмещение, требовалось обязательное рабское служение, чтобы заработать необходимое возмещение.

В Лев. 18:24-30 есть сильный призыв к праведности, комбинированный с предупреждением. Грех есть осквернение человека и земли: он разрушает или заменяет Божий порядок, и последствие его есть Божие осуждение. Поэтому человек должен “соблюдать” закон, иначе земля “свергнет” его с себя за его “мерзости” и “беззакония.” Справедливость возводит и возвисывает землю; она восстановление и построение, пока беззаконие разрушает землю, и создает моральный вакуум, который вопит об осуждении.

Западная цивилизация началась как несчастный компромисс между библейским стандартом о возмещении, и греко-римской и языческой криминологии, которая хотя и содержала элементы возмещения, склонялась сильно к наказанию. Таким образом в христианстве тюрьма имеет место как безобразный, незаконно рожденный компромисс. Она была не только местом ареста, но тоже и место пытки и наказания, место чтобы держать людей за выкуп, или для элиминирования их от угрожающей позиции в государстве. Тюрьма была допустимой, но незаконной частью социального порядка. Например, можно сказать, что в 18-ом веке:

Должно было прийти на ум, что все это время темницы были в основном место зодержания, не наказания. Большинство из заключенных держались ради их собственной безопасности, и ожидали трибунала с законным судебным процессом, или были должниками; а из последных опять самым многочисленным классом были безденежные и несчастные, которых погрешная система заключала и лишала их всеми средствами платить свои задолженности. Время от времени некоторый преступник осуждался к заключению из-за неоплачивания штрафа, или чтобы провести интервалы между определенными периодами безмилостных изложений на позорном столбе. Тюремное заключение еще не имело регулярное место в наказательном кодексе, и темница была только местом временного пребывания обвиняемых, надлежно судимых и приговоренных по закону. Самое предпочитанное наказание в эти безжалостные времена было смерть.[104]

Возникновение гуманизма привело к множеству радикальных изменений. Гуманизм был интеллектуальным движением среди самоутверждающейся элиты, и эта элита была отъявленно презрительной к более бедным членам общества. Как результат, одна уже суровая правовая структура, доминированная аристократией, уступила дорогу более суровой таковой, в которой ответ почти каждому преступлению была смертная казнь.

Колониальные нужды позднее привели в Англии к другому решению – высылку. Преступники высылались большими партиями, особенно в Австралию, что служило одновременно и как средство колонизации, и как наказание.

Следующая альтернатива была тюремная система, и главное движение выразилось в требовании с одной стороны сделать наказание тюремным заключением основным решением проблемы с преступностью, а с другой стороны в требовании о более гуманном обращении с заключенными в темницах. Дошлось до того, чтобы верить, что тюремное заключение могло бы иметь спасающее воздействие на человека, что наказание в форме утраты свободы привело бы к реформации.

В гуманистской идеологии наказание впоследствие открыло дорогу реабилитации, и тюрьмы начали превращаться в восстановительные центры. Например в Калифорнии часть тюрем известная как “исправительные заведения.” “Старая доктрина… что цель уголовного права есть взыскивать от преступника возмещающее страдание, пропорциональное отвратительности преступления,” уступила дорогу “усилии… комбинировать убеждение и общественную защиту с восстановлением нарушителя для более самоутверждающейся роли в обществе.”[105] Это мнение раскрывает нескольких основных ошибок. Первая, уголовному праву приписывается религиозная и мессианская роль, долг спасти преступников. Это значит требовать от закона больше, чем он может обеспечить. Вторая, оно неправильно интерпретирует историю. Возмездие рассматривается как взыскивающее страдания; это правда о гуманистском праве, но не и о библейском, в котором возмездие или месть – прерогативы Бога, и Его инструменты, и оно включает отдавание справедливости, там где должна справедливость (Лук. 18:1-8). Третья, это мнение индивидуалистское, не общественное, и оно концентрируется на личности преступника, а не жертвы. Например, Бенет отмечает: “Настоящая тенденция в обращении с преступниками безошибочно направленная к индивидуальному наказательному обращению, управляемое в рамках гибкого уголовного кодекса.”[106] Спасение личное, а закон теперь занимается спасением личности преступника.

Этот личностный критерий привел к более новому настаиванию на политическое здоровье, на психиатрическое лечение как ответ преступности.

Таким образом гуманизм совершает полный круг. Он начал с восстановлением возмещения, требуя чтоб общество возмещало преступника за предполагаемое пренебрежение к нему. Из-за своего энвиронментализма, гуманизм обвиняет недостатки в окружающей среде за человеческие преступления. Это значит, что общество должно искупить эти недостатки возмещением. И криминология, и социальные заботы, основываются на этой гуманистской доктрине о возмещении. Таким образом надо давать возмещение всем, которые преступники, извращенные или ленивые, всем, которые не хотят работать, или которые провалились, всем, которые порождают незаконных детей, и всем, которые каким-нибудь образом нестандартные. Возмещение еще раз становится социальным стандартом, но это гуманистское возмещение, и оно работает в полном противопоставлении Божьему порядку.

Гуманистское возмещение противозаконное тем, что оно фундаментально враждебное каждой концепции об абсолютном законе. Абсолютный закон заменяется абсолютной личностью. Результат есть конец каждого правового порядка, и его замена правоведским порядком. Различие между этими двумя великое.

Пуритане из колонии в заливе Массачусетс боялись тенденций английского общества к правоведскому порядку, и они начали с ликвидацией профессинального, получающего плату адвокатского класса. Каждый человек был обязан знать закон посредством библии. Система присяжных заседателей развилась в Америке до далеко идущих полномочий на предпосылке библейского правового порядка, в котором каждый гражданин знает закон. Требование к членам жури присяжных быть верующими не религиозное, а государственное требование: правовой порядок требовал людей, знающих библейский закон. Система присяжных была сильной пока, законом было обычайное право Святого писания, а не непонятная доктрина, открытая только профессиональному классу. Было пространство для адвокатов в Америке, после недоверия ранных лет. На самом деле, Америка видела восход нескольких поколений великих юристов, которые доминировали национальную жизнь и политику, и дали могущественное выражение национальных вожделений. Эти юристы воспитывались этим самым библейским законом-словом, как и народ; хотя и юристы, и народ, намного отклонились от этой веры, они продолжают разделять некоторые основные предпосылки. Поэтому юристы могли найти почти универсальные ответы формулированным ими проблемам, так как они обратились к обычайной вере в обычайном праве. Когда вместо этого юристы обратились к позитивному праву (государственному праву) и писаному закону (на месте библейского закона), они оторвались от народа и стали постоянным объектом презрения из-за обмана, потому что они остались вне понимания народа с их непонятным гуманистским законом. Общество правоведов заменило правовое общество.

Сравнение с Японией поучительное. Непосредственная юридическая среда Японии есть правовой порядок Шинто; Япония находится в процессе превращения в современный гуманистский порядок правоведов. Большая часть японского общество все еще однако управляется древными традициями, лоялностью, долгом и отношениями, которые обеспечивают широкий охват закона без адвокатов. В Японии “10 000 членов Японской ассоциации адвокатуры достаточные для нации, население которой равняется почти половины населения США. В Соединенных штатах есть 340 000 адвокатов.”[107]

В порядке правоведов социальный цемент выветренный, и обычайно принятые связы, которые объединяют людей и облегчают общение улетучиваются. Искусственное тело писаных законов, которым не хватает социальных корней и которые представляются целесообразными, заменяет старый порядок, а правовед становится толкователем этих непонятных законов. В христианском правовом порядке “незнание закона не извинение,” потому что закон есть открытая книга для всех, поскольку он библейский по природе и представляет обычайную веру и порядок. В гуманистском порядке правоведов незнание закона неизбежное, из-за тысячей писаных законов, не имеющих основу в никаком высшем моральном порядке, и регулярно меняющихся. Незнание этих законов неизбежное не только для мирян, но тоже и для адвоката, который должен стать специалистом в отдельной области права, и поэтому заниматься бесконечными поисками с целью справиться с его темными путаницами.

Порядок правоведов, чужой закону, становится социальным порядком, который управляется социальными учеными. Поскольку окружающая среда, а не грех, обвиняется за преступность, обращение с преступниками и возмещение им выходят на передный план. В 1966 году президентская коммисия обвинила бедность за преступность и постановила лечение, вместо тюремного заключения за всех, кроме твердого ядра рецидивистов.[108] Гуманисты, которые дали нам тюремную систему, теперь осуждают ее и заклеймяют ее как “консервативный инструмент.”[109]Бездействие заключенных в окружных и городских тюрьмах ведет к множеству серьезных проблем. Гомосексуализм и гомосексуальное изнасилование важнейшая из проблемах. О гомосексуальном насилии в тюрьмах рассказывает один репортаж:

Филадельфия – Роберт, 20-и летний обвиняемый за кражу автомобилей и подделку чеков, должен быть в окружной тюрьме здесь. Однако даже хотя Роберт не успел заплатить свои 800 долларов на поручительство, судья Александр Ф. Барбиери-младший оставил его ждать суда свободным. Почему? “Этот парень просто не будет в безопасности в Филадельфийской тюрьме,” объяснил судья. “Даже если он виновен, держать его в тюрьме будет большее преступление, чем позволить ему повторить свои нарушения.”

Судья Барбиери поступил так, потому что Роберт, юноша слабоватого сложения, был жертвой гомосексуального изнасилования несколько раз, может быть около 10 раз, пока его держали арестованным здесь до суда.

Вызванное раскрытием подобных инцидентов – один включающий 17-и летнюю жертву, чье единственное “преступление” было бегство из дома – недавное двухмесячное расследование показало, “что сексуальные нападения эпидемические в филадельфийской тюремной системе.” Расследующие консервативно оценивают, что за два года было около 2 000 сексуальных нападений в местных тюрьмах.

Такие нападения не происходят единственно в Филадельфии. Они обычайные в многих тюрьмах больших городов, говорят власти. Недавно раскрылись гомосексуальные изнасилования в окружных и городских тюрьмах в Вашингтоне, округ Колумбия, и в его пригородах, и в Чикаго в числе других местах. “Это результат нагромождения всякой всячины из заключенных в устаревших тюрьмах, где у них очень немного дел или им вообще нечего делать,” говорит Е. Престон Шарп секретарь Американской исправительной ассоциации.[110]

Такие факты не сюрприз. Тюрьма содержить в принудительной общности большое число неисправимых преступников, которые заслуживают смерть, и множество нарушителей, которые должны быть отработать возмещение. Охранить такую коллекцию людей от зла потребовало бы больше охранников, чем большинство тюрем может позволить себе. Вместо того, чтобы заняться корнем проблемы, отталкиваясь от библейского принципа о возмещении, гуманистские реформаторы удваивают зло. Как радикальные правовые позитивисты, они отрицают любую абсолютную концепцию о правосудии и вместо с индивидом занимаются с личностью преступника. Поэтому гуманистское возмещение функционирует, чтобы дать любое возможное преимущество преступнику. Отметим, например, случай одного обвиняемого убийцы:

Обвиняемый убийца полицейского офицера из Лонг Бийч получил беспрецедентные 500 долларов счет на расходы, слуга и другие чрезвычайные привилегии, пока он подготавливается защищаться сам на своем пятом наказательном процессе.

Высший судья Джон Ф. МакКарти поступил так согласно формальному распоряжению суда от 29 октября, потому что он счел, что деньги и другие привилегии необходимые Дойлу А. Тери, 40 летнему, чтобы адекватно подготовить свою защиту.

Округ обеспечит Тери правоспособным частным расследователем, двумя законными посыльными (один из которых будет служить как камердинер Тери), дополнительной камерой, в которой складировать свои бумаги, всеми неконтролируемыми личными телефонными разговорами, которые он захочет провести, и использованием юридической библиотеки тюрьмы практически на волю.

Тери, который провел почти девять лет в смертной очереди в тюрьме Сан Куентин, был обвинен в 1960 году в убийстве офицера Вернона Дж. Оуингса.

До этого Тери был приговорен к смерти в 1960, 1962 и 1965 году. Другой наказательный процесс в 1965 году кончился тем, что жури присяжных не могло согласиться единодушно надо ли приговорить его к смерти или к пожизненному заключению.

Каждый из его приговоров к смертной казни отменялся Верховным судом штата, который с обратным действием применял решения Верховного суда США.

Тери выиграл свой второй процесс, потому что на его первом процессе обвинение комментировало, (как это позволялось в то время) удерживающие воздействия смертной казни. Он выиграл свой третий процесс, потому что на его втором процессе обвинение (как тогда позволялось поступать) сказало присяжным, что его возможно освободят под честное слово, если приговор будет пожизненным заключением.

Его последняя отмена приговора пришла, потому что возможные присяжные заседатели, противники смертной казни, автоматично (как тогда позволялось) исключались.

Все привилегии, данные судьей МакКарти в пользу Тери явно превосходили тех, позволенных другим заключенным, действующим как свои собственные адвокаты после отказа услуг общественного защитника. . .

. . .Судья МакКарти сказал . . . “Верховный суд как раз мог бы сказать нам, ‘Вот, вы лишили этого человека честного процесса, потому что вы не позволили ему разговаривать по телефону.’ И я не думаю, что они обратят слишком большое внимание, если мы скажем им, что в бюджете не предвидятся деньги на это.”

Офицер Оуингс, кому было 31 год в это время, получил пулю в голову 24 июня 1960 года, когда он и его партнер остановились чтобы помочь, потому что подумали, что двое мужчин, один из которых Тери, имели затруднения с автомобилем на острове Терминал.

Тери поймали преследующие его полицейские в милю от места выстрела.

На своем первом процессе он обвинялся в ограблениях на територии пяти округов и в одном заговоре о совершении ограбления…[111]

Надо подчеркнуть опять, что это энвиронменталистское возмещение. Для энвиронментализма зло в окружающей среде, не в согрешившем; следовательно, надо наказать окружающую среду и дать возмещение согрешившему индивиду. Для энвиронменталиста чтобы доказать невиновность преступника, надо найти свидетельство о каком-нибудь несчастном взаимодействии с окружающей средой. Например, из-за того, что убийца была толстой девушкой, которая позже стала очень привлекательной, твердилось, что эта трансформация превратила ее в убийцу. Доклад о расследовании этой убийцы, по имени Кристина Кромвел, цитировал ее мать, сказавшей что “Когда она потеряла вес, и открыла, что была привлекательной для мужчин, она не смогла перенести это.”[112] Доклад о расследовании “По меньшей мере… допускал, что преступление, за которое ее приговорили к пожизненному заключению во вторник, коренилось в ее физическом превращении и в изменениях ее личности, которых оно вызвало.”[113] Такое мнение сегодня можно найти широко среди священников, учителей, социологов, и среди других.

Результат таких мнений есть нарастающая неспособность общества справиться с преступностью. Система поручительства, законная в набожном социальном порядке, становится источником больших злоупотреблений в современном обществе, из-за чего президент Никсон в 1969 году предложил отказывать поручительство обвиняемым личностям, освобождение которых вероятно угрожает общность.[114] В одном случае в Калифорнии сообщалось, что мужчина из Ван Нюй, освобожденный под поручительством в 15 000 долларов до судебного процесса за нападения над девятью женщинами и девушками в области Ван Нюй, был арестован по обвинению в нападении над 13 летней девочкой. “Это преступление привело к его аресту 10 апреля 1969 года; в феврале 1969 года этот человек, Антони Дж. Ианалфло, был арестован и “потом обвинен в 12 преступлениях, включая четыре принудительных изнасилований, притеснение детей, три похищения и один грабеж. Обвинения вероятно были результатом нападений над женщинами и девушками в области Ван Нюй после прошлого июня (1968 года).”[115]

Без Божьих моральных абсолютов человек становится окончательно неспособным справится со злом. Вместо того, чтобы бороться с ним, он ищет компромиссы с ним. Согласно одному социологу, компромисс есть лучшая надежда общества.

Должны ли штатские и федеральные власти попытаться наладить переговоры с Коза Ностра, таким же образом как наш Государственный департамент ведет переговоры в враждебными иностранными властями? Такая дипломатия могла бы хорошо послужить интересам непреступников, предлагает доктор Доналд Р. Креси, профессор социологии в Калифорнийском университете в Санта Барбара.

“Немного хладнокровного умиротворения не обязательно плохая вещь, особенно когда наша сторона проигрывающая,” пишет он. Он считает, что некоторые формы переговоров (или приспосабливания, или общения) со стороны штатских и федеральных служителей – какие ведутся местными служащими, часто случайной и коррумпированной манерой – могли бы снизить опасность, что организованные преступники постигнут монополию над демократичными процессами в Соединенных штатах.[116]

Такое умиротворение уже сущесгтвует нелегально точно как написал профессор. Например, согласно надеждным федеральным и другим источникам, твердится что “Ла Коза Ностра пратит 2 миллиарда долларов в год, чтобы коррумпировать общественных служителей, все, выше окружных шерифов и судилищ, вплоть до Верховного суда.”[117]

Направление каждой безбожной системы правосудия только вниз; как сказал Ван Тиль, это объединение в пустоте.

Согласно Лев. 18:24-30, каждое уклонение от Божьего закона есть осквернение человека и осквернение земли: это основное загрязнение всех вещей. Современная тюремная система важный аспект осквернения нашего времени.

16. Законное богатство

Согласно Краткому катехизису Вестминстера, вопрос о приобретении богатства связывается прямо с восьмой заповедью:

В. 73. Какая есть восьмая заповедь?

О. Восьмая заповедь это “Не кради.”

В. 74. Что взыскивается в восьмой заповеди?

О. Восьмая заповедь взыскивает законное приобретение и поддерживание богатства и видимых имуществ для нас и для других.

В. 75. Что запрещается восьмой заповедью?

О. Восьмая заповедь запрещает все, что действительно мешает или может незаконно помешать нашему собственному или нашего ближнего благосостоянию или материалному имуществу.

Ответ 75 имел ввиду любовь к удовольствиям, пьянству, обжорству, лени, и краже, и цитировал Прит. 21:17; 22:20; 28:19 и Еф. 4:28. Александр Уайт видел эту заповедь как охватывающей “все вопросы, связанные с зарабатыванием, сбережением, израсходованием, наследованием и завещанием денег и имущества.”[118] Уайт добавлял:

Если исследовать все владения человека, возвращаясь к их началу, и спускаясь до их самого дна, всегда обнаружится, что они представляют очень много себеотрицания, труда, умений. Сколько ни темными могли быть происхождение, история и развитие того или другого отдельного имения, все-таки в его начале должно быть некоторое повиновение человека закону Создателя о труде и вознаграждении. “Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею.” Это первоначальная хартия права собственности.[119]

Дальше Уайт добавил: “Родственная привычки к трудолюбию ее сестра, привычка к бережливости и предусмотрительности.”[120]

Капитализация есть накопление богатства, превращение труда, сбережений и предусмотрительности в осезаемые рабочие активы. Никакой прогресс невозможный без некоторой степени капитализации. Принимать, что социализм и коммунизм противоположные капитализацию или капитализму – серьезная ошибка; они противоположные частному капитализму, но их политика посвящается государственному капитализму. Для государства необходимо планировать некоторую программу о прогрессе, об общественных работах, или о завоеваниях, труде, сбережениях и предусмотрительности. Труд взыскивается от народа силой; народ принуждается тоже к бережливости и к сбережениям посредством контроля над зарплатой, и через программой принудительного сбережения и ограниченного предложения товаров; а рабский труд и предусмотрительность обеспечиваются государственными плановиками.

У государственного капитализма серьезные недостатки по множеству причин. Самое замечательное прежде всего то, что первое, он представляет кражу. Частный капитал народа экспроприируется, как и его труд и сбережения. Поэтому такая капитализация радикально нечестная.

Второе, предусмотрительность отделенная от труда и бережливости, т.е. плановики не те, которые обеспечивают труд и средства на расходы. Как результат у плановиков нет обратной информации о непосредственных последствиях, которая влияла бы на них. Они могут быть расточительными в их растратах человеческой силы и капитала без банкротства, тем что государство принуждает продолжение их неэкономического и расточительного планирования. Вывод из этого такой, что когда планирование отделенное от труда и сбережений, вместо капитализации происходит декапитализация. Поэтому социализм по природе империалистический, тем что он должен периодически захватывать или аннексировать новые територии, с целью иметь свежий капитал, которого поглощать экспроприацией. Таким образом государственный капитализм является агентством для декапитализации.

Частный капитал приобретается в основном тремя способами, исключая частную кражу как незаконное и неморальное средство. Эти три способа – труд, наследство и подарок. Потом частный капитал должен использоваться через планирование, и потеря есть потеря планирующего, так что у частного капитала есть стимул к эффективности, даже когда он получен как подарок или как наследство, который отсуствует у государственного капитализма. Непосредственность последствий, прямая обвязанность частного капиталиста с потерями, делает частный капитал более ответственный, даже когда частный капиталист – вор. Когда преступные синдикаты вроде Мафии входят в бизнес, они поступают так с безжалостным глазом, устремленным к прибыли и эффективности, которое тоже отсуствует у государственного капитализма.

Законное богатство есть такое богатство, которое приходит к человеку, когда он соображается с Божьим законом и применяет труд, бережливость, и предусмотрительность в своих деятельностях. Законное богатство есть заветное обещание; отсюда предупреждение через Мойсея во Втор. 8:11-20, достигающее верхнюю точку в стихе 18 заявлением “Но чтобы помнил Господа, Бога твоего, ибо он дает тебе силу приобретать богатство, дабы исполнить, как ныне, завет Свой, который Он клятвою утвердил отцам твоим.” Человек не должен сказать в своем сердце “моя сила и крепость руки моей приобрели богатство сие” (ст. 17). Райт хорошо комментирует об этом:

Гордость самая ужасная и коварная, потому что она насмехается над самыми очевидными фактами, утверждая свое виртуальное обожествление: “Моя сила и крепость руки моей приобрели богатство сие” (ст. 17). Поэтому Израиль должен помнить, что богатство от Божьей силы, не от его собственной, и что оно дается в соответствии с его заветными обещаниями, а не как оплата того, чего заслужила нация (ст. 18). Это один из самых сильных и самых могущественных пассажей библии об этой характерной и терзающей проблеме человеческой жизни. Богатство здесь не по естественному праву: оно дар Бога. Поэтому человек должен остерегаться ужасного и саморазрушительного искушения обожествлять себя, которое приходит вместе с ним.[121]

Праведное богатство, набожное богатство, есть продукт заветного благословения труда, бережливости и предусмотрительности; оно неотделимо связанное с законом. Заповеды даются “дабы вы были живы и размножались, и пошли и завладели землею” (Втор. 8:1).

Святое писание повсюду отличает набожное богатство от безбожного богатства. Следовательно богатство само по себе не знак о Божьем благоволении; оно может свидетельствовать о краже и мошеничестве. Богатство может, однако, быть знаком о Божьем благоволении и свидетельствовать о заветных благословениях, когда сопутствуется законными средствами и набожной верой.

Вернемся к вопросу о капитализации; капитализация в обществе должна основываться на вере и характере. В каждой эры истории капитализация есть продукт пуританского характера, склонности к воздержанию от сегодняшных удовольствий, чтобы накопить некоторое богатство на будущие намерения. Там где нет характера, нет капитализации, а скорее есть декапитализация, сильное исчерпывание богатства. Общество становится ориентированным на потребление, а не на производство, и оно начинает декапитализировать богатое наследство веков, которое окружает его.

Следовательно декапитализация всегда предшествуется потерей веры и характера. Когда люди считают, что цель и предназначение человека есть частное счастье, а не служить Богу и прославлять Его, и находить радость в нем; когда люди считают, что жизнь должна что-нибудь им, а не считают себя должниками Бога; и когда люди считают себя призванными реализовать себя вне Бога, а не в нем; тогда общество находится в быстром процессе декапитализации.

Вернемся теперь к Втор. 8:1-18; предназначение богатства есть осуществление Божьего завета; его цель есть чтобы человек преуспел в своей задаче завладеть землей, покорить ее и упражнять владычество над ней. Средство к законному богатству есть заветный закон, закон Божий. Поэтому капитализация – радикальная и всеобщая задача. Человек должен стремиться покорить землю и приобрести богатство как средство для возмещения и восстановления, как средство для установления Божьего владычества в каждой области. Когда набожные люди достигнут свою максимальную производительность и заработают богатство, этим они славят Бога. Богатство само собой хорошо, оно благословение Господне. Святое писание осуждает веру в богатство, вместов Бога (Пс. 48:6,7). Нам сказано, что “Когда царство Ровоама утвердилось, и он сделался силен, тогда он оставил закон Господень, и весь Израиль с ним” (ІІ Пар. 12:1). “Имение богатого – крепкий город его, и как высокая ограда в его воображении” (Прит. 18:11, ср. 10:15).

Набожное богатство основное для Божьих намерений о земле. Оно жизненно важная связь в задаче о восстановлении.

Бенджамен Франклин в своих Мемуарах упоминает о торговце по имени Денхам, который обанкротился в своем бизнесе в Бристоле, договорился со своими кредиторами, и уехал в Америку. В нескольких лет он накопил целое состояние, вернулся в Англию на одном корабле вместе с Франклином, созвал своих кредиторов вместе на увеселение и заплатил им полный остаток своего долга, с лихвой до момента расплачивания.[122]

Личное возмещение набожное, но требуется куда больше. Человек должен восстановить землю, должен сделать ее действительно и полностью Божьим царством, область в которой Его закону-слову учат, повинуются и уважают его. Человек должен приобрести богатство и использовать его на славу Бога, но чтобы приобрести законное богатство, человек должен знать закон и повиноваться ему. Набожное богатство надо приобретать, держать и использовать с чистой совестью; оно счастливый результат Божьего завета.

17. Возмещение Богу

Другой аспект закона о возмещении появляется в двух интересных законах:

И сказал Господь Мойсею, говоря: Если кто сделает преступление и по ошибке согрешить против посвященного Господу, пусть за вину свою принесет Господу из стада овец овна без порока, по твоей оценке, серебрянными сиклями по сиклю священному, в жертву повинности; За ту святыню, против которой он согрешил, пусть воздает и прибавит к тому пятую долю, и отдаст сие священнику, и священник очистит его овном жертвы повинности, и прощено будет ему (Лев. 5:14-16).

И сказал Господь Мойсею, говоря: Скажи сынам Израилевым: если мужчина или женщина сделает какой-либо грех против человека, и через это сделает преступление против Господа, и виновна будет душа та: То пусть исповедаются во грехе своем, который они сделали, и возвратят сполна то, в чем виновны, и прибавят к тому пятая часть и отдадут тому, против кого согрешили. Если же у него нет наследника, которому следовало бы возвратить за вину: то посвятить это Господу; пусть будет это священнику, сверх овна очищения, которым он очистит его. И всякое возношение из всех святынь сынов Израилевых, которые они приносят к священнику, ему принадлежит. И посвященное кем-либо ему принадлежит. Все, что даст кто священнику, ему принадлежит (Числ. 5:5-10).

В пассаже из Левита, согласно Гинсбургу речь идет о “неумышленном задерживании вещей, которые принадлежат святилищу, и служат Господу, как например десятина, первые плоды, или о непосвящении или выкуплении своего перворожденного (Исх. 28:38; Числ. 5:6-8).”[123] Речь идет о “святых дарах, приношениях, первых плодах, десятинах, и т.д., которые надо было принести Иегова, и предназначались Им священникам как их доход”; это значит “грешить в чем-то, отнимая у Иегова то, что принадлежало Ему.” Это не касается преднамеренного греха, а имеется ввиду нарушение, совершенное по забывчивости или по небрежности.”[124] Требуемое возмещение было приношение повиновинности, что составляло компенсацию за должную десятину или должное приношение, плюс пятую долю больше того количества, как наказание.

В пассаже из Числах речь идет о подобном нарушении, но в этом случае против ближнего. Талмуд подчеркивает упоминание в 5:6 женщину (“Если мужчина или женщина сделают какой-либо грех”), заявляя, что “Женщины тоже подлежат преследованию по закону.”[125] В какой-то степени естественный вывод, в связи с его отражением в Лев. 5:14-16, что здесь опять речь идет о минимальных непреднамеренных нарушениях. Серьезная вина, такая как поджигание пожара, рассматривается на другом месте в законе. Здесь нарушения реальные, но ни капитальные, ни большие. Слово maal (нарушение), использованное здесь вместе со сходным ему глаголом “подразумевает украдной, или скрытность действия.”[126] Через невнимание или небрежность, мужчина или женщина, совершая грех против ближнего, потом виновно утаивает нарушение. Возмещение однако должно быть, и когда виновный найдется, он должен сделать приношение для искупления, дать возмещение, и добавить пятую долю его стоимости к своему возмещению. Возможно, во время суматохи, или при внезапной смерти, что преступнику некому отдать возмещение: семья вымерла или переселилась в другую страну, и нет живых родственников. В таких случаях возмещение дается священнику или пастору. Виновная страна, сначала изповедая свою вину добровольно, защищается в его исповеди. “Эти дары могут быть личными, так что не обязательно, чтобы они влились в сокровищницу Храма. Этим давалась возможность с такими случаями вины обращаться более конфиденциально, что тоже позволяло смелее исповедовать вину и давать возмещение.”[127]

Многие комментаторы относят грехи по этому закону к Лев. 6:2,3, но ясно, что это отдельный закон, хотя и близко связанный. Мы увидим, что Числ. 5:5-10 относится к грехам по небрежности и невнимании, как и Лев. 5:14-16, пока Лев. 6:1-7 относится тоже к минимальным нарушениям, однако природа у них преднамеренная и они затрагивают собственность:

И сказал Господь Мойсею, говоря: Если кто согрешит и сделает преступление пред Господом, и запрется пред ближним своим в том, что ему поручено, или у него положено, или им похищено, или обманет ближнего своего, Или найдет потерянное, и запрется в том, и поклянется ложно в чем-нибудь, что люди делают и тем грешат: То, согрешив и сделавшись виновным, он должен возвратить похищенное, что похитил, или отнятое, что отнял, или порученное, что ему поручено, или потерянное, что он нашел. Или, если он в чем поклялся ложно, то должен отдать сполна, и приложит к тому пятую долю и отдать тому, кому принадлежит, в день приношения жертвы повинности. И за вину свою пусть принесет Господу к священнику в жертву повинности из стада овец овна без порока, по оценке твоей; И очистит его священник пред Господом, и прощено будет ему, что бы он не сделал все, в чем он сделался виновным (Лев. 6:1-7).

Хотя такие преступления называются “насилиями,” Нот указывает, что в древнееврейском языке “контекст редко отличает насильственный грабеж или обыкновенную кражу, а скорее имеет ввиду некоторый обманчивый способ о присваивании собственности другого.”[128]

Во всех этих трех законах проявляется определенный общий правовой принцип. Первый, это явно факт, что возмещение надо отдать Богу. В Исх. 22:1-14 даются основные законы о возмещении, но эти законы не относятся к жертве повинности Господу, какую мы находим в Лев. 5:14-16; 6:1-7, и в Числ. 5:5-10, ни к жертве за грех. Общие законы о жертвоприношении обобщают такие жертвы. Почему тогда оно специально цитируется в случае с этими законами? Сам факт о минимальном характере этих нарушений – неумышленность в двух случаях и мелкие нарушения в другом, дает нам ключ. Марш отмечает о Числ. 5:5-10, что “Хотя может существовать и грех только против Бога, каждый грех против человека считался тоже грехом против Бога, и надо было принести жертву повинности.”[129] Гинсбург высказывает это даже более ясно, в связи с Лев. 6:1-7:

Будет видно, что нарушение против Бога, строго говоря, есть нарушение права ближнего на его собственность. Поскольку мошеничество и грабеж самые разрушительные для социальной жизни, то преступление этого вида описывается как оскорбление Бога, который основатель и суверенный управитель Своего народа.[130]

Закон не позволяет никому забывать, что малейшее нарушение тоже есть нарушение против Бога; взыскивая в этих случаях возмещение Богу, как и восстановление увреждений или незаконно присвоенного имущества, утверждается тотальная юрисдикция Бога, а тоже и факт, что малейшее нарушение порядка есть нарушение Божьего порядка. Божий порядок должен восстановится по всем пунктам.

Второй, при больших нарушениях возмещение требует двукратное или пятикратное возвращение, а здесь только 20 процентов. Во всяком случае, действует тот же принцип, который в частности подразумевает тоже возвращение всего выигриша от греха. “Закон Господа отнимает всю выгоду от воровства и налагает суровые наказания над теми, которые веруют.”[131] Вне закона о возмещении, преступность в общем случае действительно выгодная. Когда спросили одного английского профессионального преступника о риске, заключенном в его кражах, об его приговорах к тюремному заключению, и о вероятности получить восьмилетный срок, когда его поймают в следующий раз, он ответил:

Я не хочу получить восемь лет, нет – но если я должен получить их, получу, и это все, что в нем есть. Если ты преступник, какая у тебя альтернатива риска угодить в тюрьму? Шахтеры-угольщики не проводят свое время, беспокоясь о риске, что их может убить пропадание угольного фронта. Тюрьма – это профессиональный риск, это все – и такой, на какой я совсем подготовлен пойти. Я с желанием рискую провести одну треть моей жизни в тюрьме, если только я мог бы прожить другие две трети как я хочу. В конце концов, это моя жизнь, и я так распоряжаюсь ей. Альтернатива – перспектива вегетировать в течении остатка моей жизни в тяжелом труде, садясь в поезд в 8:13 утром на работу, и возвращаясь опять в 5:50 вечером, все это за 10 или 15 фунтов в неделю – сейчас это действительно ужасает меня, далеко больше чем мысль о несколько лет в голубятнике.[132]

Эта позиция преступника была логически неморальным заключением. Выхода от кражи далеко превышает наказание за нее. Современный гуманистский закон действительно имеет тенденцию сделать преступность выгодной, и в то же самое время уменьшает ее значение в смысле морального закона. Саксонский закон обращался твердо с преступниками. Сэр Вильям Блекстоун писал:

Наши древные саксонские законы номинально наказывали кражу смертью, если украденное стоило больше двенадцати пенсов; но преступнику разрешалось выкупить свою жизнь денежным выкупом; у их предков, германцев, взыскивалось определенное число крупного рогатого скота. Но в девятом году Генри Первого это право выкупа отменили, и все виновные в воровстве отправляли на виселицу; который закон остается в силе до сего дня.[133]

Смертная казнь за воровство оставалась в английском праве до царствования Джорджа ІV, и в течении его закон изменили. С такой точки зрения закон ищет подавление преступности наложением тяжелых и непропорциональных наказании. Это обратное библейскому праву, где первичное возмещение, а не подавление. В библейском законе и смертная казнь, и возмещение, требуются в смысле справедливости, а не подавления; профессионального преступника или убийцу экзекутировали с целю элиминировать несправедливость и восстановить порядок, а возмещение требовалось за другие преступления, чтобы установить заново тот набожный и действующий социальный порядок, который необходим для Божьего творческого мандата. Ни повешивание вора, ни наложение непропорционального выкупа или штрафа на нем, не составляют справедливость.

Третий фактор тоже очень важный. Требование возмещения мелких вещей есть данный Богом закон, который помогает улучшить отношения между соседями. Модная тенденция есть “пренебрегать” мелкие вещи, как будто это благородное поступать так. Например, если женщина упустит и сломает тарелку, принадлежащей ее соседки, современная тенденция рекомендует “простить и забыть.” Библейский принцип есть восстановить сумму, эквивалентную стоимости тарелки, или такую же тарелку, если это возможно, плюс пятую долю ее стоимости в виде компенсации. Такое возмещение устраняет помехи в соседской любви, потому что “любовь есть исполнение закона” (Рим. 13:10). Множество из мелких раздражений между приятелями и соседями элиминировались бы соблюдением этого закона. Посредством этого закона Бог ясно предупреждает о необходимости улаживать мелкие проблемы, которые очень часто указываются главными факторами в нашей жизни.

Четвертый аспект этого закона – признание. Дать возмещение ближнего есть форма признания, конечно. Когда ближный умер или переселился, и не оставил родственников, которым дать возмещение, признание делается перед Богом через священника. Числа 5:5-10, “особо настаивает на признание, а в конце постановляет тоже, что если у индивида, против которого совершилось нарушение, нет родственника, компенсационные деньги, вместе с жертвенным бараном, надо передать Господу, т.е. платить священнику.”[134]

Таким образом в законе есть место для признания. Настоящее признание не должно создавать посредническую институцию: оно просто придерживается к суверенитету Божьего закона и к необходимому факту возмещения.

Настоящее признание есть возмещение. Прощение – это юридический термин в библии, и означает, что обвинения снимаются, потому что получено удовлетворение. Следовательно прощение означает “удовлетворение” или возмещение. Признание не стоящее, а прощение недействительное, когда нет возмещения.

18. Права пришельцов, вдов и сирот

Закон многократно говорит о различных группах людей, чьи права более охотно и легко ставятся под угрозой. Два важных таких закона следующие:

Пришельца не притесняй, и не угнетай его; ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской. Ни вдовы, ни сироты не притесняйте. Если ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их. И воспламенится гнев Мой, и убью вас мечем, и будут жены ваши вдовами, и дети ваши сиротами (Исх. 22:21-24).

Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его. Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Я Господь, Бог ваш (Лев. 19:33,34).

Эти законы говорят, первое, и прежде всего о пришельцах. Вопросные иностранцы – постоянные проживающие в общности. Здесь речь не идет о путешественников, проходящих через страну: о таких людей относятся законы гостоприимства. И еще эти законы не касаются чужестранных бизнесменнов, временно пребывающих в стране по делам бизнеса: их сделки руководятся всеми требованиями о честности и запрещениями кражи. Термин “пришелец”, как он используется в Исх. 22:21, может относиться к иностранцу, проживающем в стране, или к другу израильтянину, который находится на територии другого колена, как беерофяне в Гиффаиме (ІІ Цар. 4:3). “Классификация была по родам и обществам, а не прежде всего религиозной.”[135] Например, она подходила бы для француза в Калифорнии, или для южанина или негра в Калифорнии. Закон повторяется в Исх. 23:9, с некоторым изменением: “Пришельца не обижай: вы знаете душу пришельца, потому что сами были пришельцами в земле Египетской.” Израилю напоминалось о дискриминации и преследовании, которые он испитывал в Египте, и поэтому требовалось остерегаться подвергать другие люди подобным страданиям.

В Лев. 19:33,34 рамка немножко более ограниченная, тем что это очевидно относится к иностранцу, который стал верующим. Согласно Гинсбургу, этот “пришелец” такой, который стал обрезанным, постил в День искупления (Лев. 16:29), повиновался законам о жертвоприношениях (Лев. 17:8,9; 22:18; 22:10,15), и практиковал законы о целомудрии (Лев. 18:26), как и повиновался другим моральным законам (24:16-22). “Раз его приняли в общность, израильтянам запрещалось укорять его за его национальность, или дразнить его фактом, что когда-то он был язычником.”[136] Во время Соломона в Израиле находились 153,000 “пришельцов.”[137] Сама близость, в которой жизнь ставила иностранца в отношении с израильтянином как с единоверцем, делала возможным возникновение более сильного напряжения, чем с неверющим иностранцем. Чем ближе взаимоотношение, тем более вероятные напряжения и проблемы. Легче возникают проблемы с мужем или с женой, чем с кем-нибудь на милю в сторону. В результате закон говорит более внимательно и точно, когда взаимоотношения самые близкие.

Второе, таких людей нельзя обижать, притеснять, или причинять им зло. Слово относится к особо агрессивным и дискриминационным действиям. Дискриминация непозволенное Божьим словом деяние; например евнухи не могут стать членами собрания, но они могут быть верующими; внебрачные дети и некоторые хананеи исключались на несколько поколений от членства (но не от веры) по причине их природы или их низкого морального основания (Втор. 23:1-6). Дискриминационное запрещение одно из наших собственных творений.

Израилю припоминался его собственный опыт в Египте. Зло в этом переживании была не их сегрегация в Гесеме: это было благоволение и преимущество. Зло было в угнетении и порабощении, в юридической дискриминации против них.

Именно потому чтоэто закон, он ограничен в охвате. Он требует справедливость для “пришельца.” Жизнь в эти дни была семейной или родовой жизнью. Союзы или взаимоотношения устанавливались через кровные связи и через брак. Гостеприимство охотно распространялось, до замечательной степени, в отношении к проходящим иностранцам, но нормально приятелские связы были в ограниченном круге, руководимом верой и семьей. Призывать к модному, гуманистскому обществу с открытыми отношениями с всеми людьми, показалось бы израильтянам как высшая степень тирании. Этот закон не требовал никакой такой реорганизации частной жизни человека: он просто требовал справедливость в обращении всеми людьми.

Закрытый внутренный круг библейской жизни сделал возможным открытый внешный круг. Авраам был готов, по библейской манере, приветствовать и принять подходящих иностранцев со своей возможной любезностью (Быт. 18:1-8). А также он был готов пойти спасать царей хананеев, как он спасал своего племянника Лота (Быт. 14); если Авраам заботился только о Лоте, он мог выкупить его легко и без никакого риска для себя. Дом человека был открытым в его гостеприимстве для проходивших иностранцев в нужде, и его ответственность к своему ближнего в общей обороне была великой. С другой стороны внутренный круг дома был строго ограниченным. Авраам не стал близким другом хананеям и послал в Месопотамию искать невесту для Исаака, с целью обеспечить набожный брак (Быт. 24). Надо отметить, следовательно, что личное приятельство и контакты были очень строго ограниченными в библейской жизни и законе, до степени, которая рассматривалась бы как незаконная гуманистами, пока гостеприимство, помощь ближнему, и общая законная оборона требовались до степени, которая редко призналась бы сегодня.

Третье, надо отметить, что нарушения этого закона серьезные в глазах Бога. Этот закон против притеснения поставлен в Исходе непосредственно после законов против соблазни, идолопоклонства и ворожейства (Исх. 22:16-20). Как отметил Роулинсон:

Сопоставление законов против притеснения, с тремя преступлениями с самой темной краской, кажется преднамеренным, чтобы показать, что притеснение стоит среди грехов, которые самые ненавистные в глазах Бога. Законодатель, однако, не говорит, что его наказывать смертью, ни даже не связывает его с определенным правовым наказанием. Вместо этого он объявляет, что Бог Сам будет наказывать его “мечем” (ст. 24). Три класса людей, которых особо угрожает притеснение, выбираются для упоминания – (1) пришельцы, т.е. иностранцы; (2) вдовы; и (3) сироты.[138]

Такое притеснение серьезное, потому что оно показывает, что на самом деле никакой закон не существует. Настоящий закон дает обычайную защиту всем тем, которые подчиняются закону; когда слабые не могут получить такую защиту никакой закон не существует. Если закон дискриминирует слабых, потому что они слабые, и сильных, потому что они сильные, тогда он перестает быть законом, и становится инструментом угнетения. Настоящий закон дискриминирует тех, которые совершают зло, стремясь наложит возмещение и/или смерть против них, и благоприятствует уважающим закона, тем что он защищает их жизнь и собственность, и вынуждает возмещение за преступления против них. Если жизнь и собственность пришельцов, вдов и сирот не защищается гражданским порядком, тогда порядок становится беззаконным.

Никакие наказания не связываются с этими законами, противопоставимся Роулинсону, не потому что нет таких, а потому что закон уже указал их: возмещение за кражу, смерть за изнасилование, и т.д. Отдельная форма угнетения вызывает свое отдельное наказание.

Четвертое, вдовы и сироты включаются в этом законе вместе с пришельцами как беспомощные классы людей. В самом настоящем смысле никто из них, ни никто другой в обществе, не имеет никакие права как особые: то что у них есть, это обычайное право, которое защищает всех людей, подчиняющихся закону, и взыскивает наказания за всех, которые преступники.[139] Итак, мы используем заглавие “Права пришельцов, вдов и сирот” с целью показать факт, что единственное настоящее право каждого человека есть закон Божий. Задача конкретного законодательства есть заявить, что включает этот закон: он убежище для иностранцев и для беспомощных людей. Там, где нет никакого права, нет никаких прав; без Божьего закона не существуют никакие права. Многотомное законодательство не может обеспечить никакой справедливости, когда не существует чувство о правде.

Пятое, порядок без справедливости подлежит осуждению Богом. Рилаарсдам отмечает, сравняя этот закон с кодексом Хамурапи: “То, что неодинаково подчеркивается здесь, это непосредственная и динамичная роль, которую играет Бог Израиля в этой заботе о правосудии и в осуществлении правосудия. Он прямо связывается с историческим процессом, и не доверяет как отсуствующий свою работу агенту, такому как Хамурапи, который может играть независимую роль.”[140] Этот пункт настойчиво указывается в библейском праве, и в многих случаях. Так, согласно Втор. 10:17-19:

Ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный и страшный, который не смотрит на лица и не берет даров. Который дает суд сироте и вдове, и любит пришельца, и дает ему хлеб и одежду. Любите и вы пришельца; ибо сами были пришельцами в земле Египетской.

Комментарий Раши о последнем предложении был совсем к месту: “Не приписывай свой недостаток своему ближнему.”[141]

Там где суды беззаконные, надо обращаться к Верховному суду Бога: “Я услышу вопль их” (Исх. 22:23). Мы не должны путать страдания потерпевших с их отношением к правосудию; потерпевшие могли бы настолько не интересоваться правосудием, как и их угнетатели, и могли бы охотно преследовать и угнетать, если дать им такую возможность. Поэтому должно существовать влечение не только к освобождению, но и к справедливости. Там где нет влечения к справедливости, не может быть интереса к правосудию.

19. Несправедливость как ограбление

Несправедливость судов и судьей есть главная форма ограбления в большей части истории. Веры, с которыми людям приходиться иметь дело, слишком часто сидят по обоим сторонам скамье. Закон заявляет:

Даров не принимай; ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых (Исх. 23:8).

Не делай неправды на суде; не будь лицеприятным к нищему, и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего (Лев. 19:15).

Не извращай закона, не смотри на лица и не бери даров; ибо дары ослепляют глаза мудрых и превращают дело правых. Правды, правды ищи, дабы ты был жив и овладел землею, которую Господь, Бог твой, дает тебе (Втор. 16:19,20).

Комментарий Калвина об этих законах очень точный:

Этот вид кражи самый худший из всех, когда судьи коррумпированные или подкупом, или воздействием, и таким образом разрушают судьбы, которых они должны бы защищать: потому что, поскольку их трибунал должен быть святым убежищем, в котором те, которые несправедливо угнетенные, могли бы найти спасение, ничего не может быть более непристойным, чем то, что они попадут среди грабителей. Судьи назначенные, чтобы подавлять всех злых и преступников; если следовательно они будут благосклонными к злым, значит что они укрыватели воров; нет более смертельное бедствие, чем это. И кроме того, поскольку их власть исключает любое другое средство, они сами подобные грабителям с оружием в руках. Поэтому, чем больше их власть может нанести вред, и чем больше ущерб, который может причинить их несправедливое решение, тем более старательно они должны остерегаться несправедливости; и поэтому было необходимо держать их на дороге долга специальными инструкциями, иначе они укрывали бы и поощряли бы воровство своим покровительством. Теперь, поскольку алчность есть корень всего зла, когда она оказывает влияние на сознание судьей, никакая честность не может продолжать существовать.[142]

Судья не должен благоприятствовать ни богатому, ни бедному. В Исх. 23:3,6 судье запрещается: “и бедному не потворствуй в тяжбе его,” или “не суди превратно тяжбы бедного твоего.” Лютер, в своем комментарии о Втор. 16:18-20, отмечал:

Кроме того, Он предписывает это правило судьям и служащим: они должны судить справедливо, т.е. согласно Божьему закону, а не согласно их собственному пониманию. Потом Он запрещает коррумпированные страсти; они не должны оставлять Закон в сторону, а руководиться и мотивировать себя соображениями о личностях и о взятках. Эти две вещи стремятся исказить и сбить с пути всего правосудия, и поэтому Он здесь добавляет такой афоризм: “дары ослепляют глаза мудрых и превращают дело праведных” (ст. 19). Особое отношение к личностям включает такие вещи, как эти: страх от великих, могущественных или богатых; любовь к родственникам; внимание к друзьям; презрение к низкому положению; симпатия к пострадавшим от бедствия; и страх от потери собственной жизни, репутации и имущества. “Дары” однако включают прибыль, преимущество, амбицию, и ненасытную и безграничную бездну алчности. Поэтому в Исх. 18:21 Иофор советует Мойсею выбрать людей, ненавидящих корысть, т.е. птицы, которые так редкие, как черный лебедь.[143]

В этих законах есть пункт со специальным значением; когда вмешивается взяточничество, это преступление судьи, а не дающего подкуп. Слово взятка или взяточничество в древнееврейском языке есть kopher, освобождение. Таким образом подразумевается, что это оплата за освобождение. Судья, который принимает взятку дает ложное или незаслуженное освобождение или спасение человеку, которого должен был осудить.

Как мы видели, доклад от 1969 года показал, что в Соединенных штатах Коза Ностра тратила на подкуп служителей 2 миллиарда долларов в год. Преступления этого преступного синдиката действительные и многочисленные, и требуют осуждения, но что касается взяточничества, это преступление, в смысле библейского права, не ихнее, а судьей. В каждом социальном порядке будут некоторые закононарушители; никакое совершенное общество невозможное по этой стороне небес. Ни в каком социальном порядке, следовательно, судьи не будут свободными от искушений, если не к взяточничеству, то хотя бы к покровительству. Поэтому в Святом писание грех взяточничества цитируется как преступление не дающего, а получающего.

Принимая взятку, общественный служащий или судья превращает себя в вора, а свою службу в область воровства. Самые смертельные и опасные воры те, которые действуют в законе и особенно как служители закона. Как правильно сказал Калвин, “Этот вид кражи самый худший из всех.” Весь социальный порядок тогда превращается в инструмент зла.

Согласно Исх. 23:8 взятка ослепляет мудрого судью, но это односторонная слепота, т.е. она ослепляет их для справедливости. Требование во Втор. 16:19, “не смотри на лица,” в древнееврейском тексте буквально гласит “не признавай лица.” Следовательно судья должен быть слепым для личностей в деле, а должен видеть существующие проблемы. Взятка обращает это как раз наоборот: судья слеп для проблем, а видит только личности.

Поскольку судья или гражданский служащий должен постоянно иметь дело со злом, и регулярно сталкивается с некоторым важным закононарушителем, которого переводят перед ним, действительность с попытками ослепить правосудие всегда перед ним: такое существующее положение в его службе. Взяточничество следовательно есть его преступление; оно показывает факт, что он находится на неправильной стороне скамьи, сидя как судья, а не привлекается отвечать как закононарушитель.

Золотое правило цитируется часто, и так надо, как обобщение закона: “Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки” (Мат. 7:12). Соблюдать закон в отношении к нашему ближнему, признавать его право на жизнь, дом, собственность и репутацию, значит любить его, и поступать с ним так, как мы хотели бы, чтобы другие поступали с нами. Не только это фундаментальный принцип Сватого писания, но и обратное одинаково фундаментальное. Как высказал его Авдий: “как ты поступал, так поступлено будет и с тобою: воздаяние твое обратится на голову твою” (Авд. 1:15; ср. Суд. 1:17; Пс. 136:8; Иез. 35:15; Иоил. 3:7,8).

Что сделали коррумпированные судьи, и какое их наказание? Джозефус сообщил о наказании: “Если судья берет взятки, его наказание смерть: тот, кто пренебрегает того, который принес ему свою жалобу, и это когда он мог помочь ему, он виновный человек.”[144] Почему такое наказание? Если судья получит взятку в 50 долларов, почему должен он умереть за это, а дающий подкуп не понесет никакого наказания? Сущность проблемы больше чем 50 долларов: это жизнь общества. Посвещается ли общество поддержанию правосудия в смысле Божьего правового порядка, или это воровский порядок и суд? Каждый коррумпированный служитель государства, и особенно судья, виновный в использовании своей службы, чтобы разрушить основания социального порядка, чтобы убить набожное общество и заменить его обществом вежливых и законных воров и убийц. Следовательно принцип, присущий золотому правилу, “как ты поступал, так поступлено будет и с тобою,” требует его смерть.

Первое и последнее, главная форма измены какому-нибудь гражданскому порядку – это разрушить его как представителя правосудия. Несправедливость следовательно не только ограбление, но и убийство. Она грабит индивида и убивает социальный порядок.

В разных версиях библии и в Торахе есть несущественные различия в тексте, но смысл одинаков. Взятка ослепляет глаза судьи для проблемах справедливости и закрывает его уши для ее заявления. Сущность праведного порядка на суде в том, что зов о справедливости должен быть услышан. Вся процедурная забота суда имеет как свою функцию отсеять правду от ошибки и лжесвидетельства и слушать правду с ответственностью и с вниманием. Вот почему взятка расстраивает основную коммуникацию, необходимую чтобы поддерживать правовой порядок. Поэтому принимать взятку есть настолько серьезное, как лишить человека воздуха. Точно как человек задохнется без воздуха, так и социальный порядок умирает без правосудия. Калвин прав: “Этот вид кражи самый худший из всех.” Он может быть тоже самый преобладающий.

Важный пункт в связи с этим законом это что он гражданский закон. Безличность, требуемая от гражданских судах существенно отличается от персональности решений в других областях. В семье осуждения могут быть более снисходительными и более суровыми, в зависимости от ситуации. Семья должна жить с провинившимся членом; она может быть более суровой, если считает, что он безнадеждный, или более мягкой, если она чувствует, что виновный усвоил свой урок. В церкве, поскольку верющие члены один другого, верно то же самое. Они не должны прибегать к безличности гражданских судов, если только член не отказывает принимать церковную дисциплину. В таком случае он язычник и митарь, и с ним надо обращаться безлично (Мат. 18:7). Правосудие семьи и церквы персональное, и в известном смысле пристрастное, уважающее личностей, хотя и все-таки справедливое. В государстве, где личности из различных прослойках противопоставляются один другому, безличность и безпристрастность должны быть правилом правосудия. Семейное и церковное правосудие, будучи личное, может заботиться о реабилитации; гражданское правосудие должно быть обвязано только с возмещением, с принципом справедливости. Там где государство принимает родительскую роль, или пасторскую роль, оно не только узурпирует юрисдикцию семьи и церквы, но также и отказывается от безличного правосудия, которое оно должно упражнять. Тогда государство превращается в агентство определенного класса, или в инструмент данной расы или некоторой доминирующей группы. Если оно заменит возмещение реабилитацией или наказанием, оно наказывает пострадавшую страну в пользу преступника.

В семье безличное правосудие фатальное. Для мужа и жены обращаться друг с другом безлично значит разрушить их связь, которая должна основываться на справедливости, конечно, но также и на взаимной терпимости. Каждая область личных взаимоотношений подобная. Но законы уличного движения не могут быть личными, и брачные законы не могут быть безличными. Когда церковная дисциплина становится безличной, это практически означает отлучение от церквы. Совет христианам избежать судиться друг с другом (І Кор. 6:1-10) частично предполагает это требование правосудия, смягченное терпимостью личных отношений.

20. Кража и закон

Восьмая заповедь гласит очень просто, “Не кради” (Исх. 20:15); это бесспорно: кража запрещается, и ясно, что это так. Надо спросить однако, к кому применяется этот закон? Обычный ответ священников это, “Почему, ко всем людям, конечно,” и этот ответ неправильный. Заповедь применяется ко всем людям, и еще к их институциям, корпорациям, и формам управления. Неуспех распространить закон в его полную юрисдикцию произведет больше чем незначительное зло.

В корне этой ошибки стоит несчастный факт, что большинство священников принимают заповеди просто как вопрос моральности, а не закона. Мойсеевский закон действительно есть моральный кодекс, но он неизбежно и закон тоже. Отрицать Мойсеевскому законодательству его силу закона значит передать мир дьяволу.

В одном из самых проницательных исследований закона, Фредерик Нимайер, который поставил своему труду заглавие “Трактаты против организованного ханженства и узаконенного насилия,” написал критику идеям доктора Брюинса Слота, гласящая:

Все держится или пропадает на этом вопросе: имеет ли государство большую власть, чем его граждане? Если так, оно должно бы получить эту власть от какого-нибудь более великого источника, чем граждане. Единственные самые великие источники – Бог или Сатана. Сатана никогда не считался калвинистами источником управлений; (формы управления – манифестации “обычайной милости” Бога!). Следовательно Гитлер имел “специальную присущую власть” прямо от Бога! Теперь мы можем понять как De Standaard, решился следовать этот курс, который он следовал в течении Второй мировой войны.

Согласитесь с вышеупомянутыми Абрахамом Кюйпером, De Standaard, Антиреволюционной партией и Брюинсом Слотом, и где вы окажетесь в конце? Вот четыре предположения, которые следуют естественно от главной идеи Брюинса Слота:

1. Бог ограничил индивидуальных людей Десятью заповедями, и только до них.

2. Но Бог дал правительству большую власть или права, чем имеют индивидуальные люди.

3. Следовательно, правительства имеют прямую власть выходить вне Десяти заповедей, т.е. они могут нарушать эти Десять заповедей.

4. Это точно то право нарушать Десять заповедей, которое составляет цель прокламирования “специальной присущей власти” правительства.

Гитлер, как видите, действовал совсем в своих “правах”, проистекающие прямо от Бога. Концентрационные лагеря, зондеркоманды, ложь, насилие, войны, угнетение – все они продукты “специальной присущей власти” правительства. Люди обвязанные Декалогом; правительства нет![145]

Нимайер, который вместе с Инграмом остается почти одиноким, отдавая должное библейскому праву, выложил случай ясно. Любая власть или от Бога, или от Сатаны. Если власть от Бога, тогда она или под Божьим законом, или она агентство Божьего закона, или иначе она имеет некоторую специальную связь с Богом, которая дает ей возможность обходить Божий закон, а для этого Святое писание не дает никакие свидетельства.

В восхитительной заметке Нимайер добавляет:

Один человек, читавший этот рукопись с некоторым забавлением, сотворил очевидные силогизмы:

1. Существующие власти распоряженные Богом.
2. Сатана – одна из существующих властей.
3. Следовательно, Сатана распоряженный Богом.

Потом он набросал следующий силогизм:

1. Всем властям, распоряженным Богом, надо повиноваться.
2. Сатана – власть распоряженная Богом.
3. Следовательно, надо повиноваться Сатане![146]

Такое абсурдное мышление далеко не отсуствует в евангелистских кругах. В июле 1967 года автор стал мишенью требования о расследовании, как такой, который учит ложным доктринам, из-за текста к диафильму под заглавием Моральные основания денег. В этом тексте необратимые бумажные деньги назывались формой подделки, а инфляция формой воровства. Одно из обвинений, отправленное преподобным Альбертом Дж. Едвардсом из Ортодоксальной презвитерианской церквы, было как следует:

Это значит обвинят государство в ограблении, которое кажется совсем обратно тому, что сказал Павел в Рим. 13, где нам говорят давать то, что требуется от нас в виде налогов, и признавать право государства на это. (Едвардс говорил об инфляции бумажных денег как о “скрытом налоге,” а не о воровстве). Называть налоги воровством кажется актом открытого бунта против государства, и обратным Святому писанию, которое увещевает нас подчиняться распоряжениям людей ради Бога.[147]

Автор ответил 7 августа, 1967 года, частично как следует:

Вы говорите о бумажных деньгах как о форме скрытого налога, которое верное. Но Вашу точку зрения о Рим. 13 я не считаю правильной. Я слышал, что Вы сами критиковали некоторые действия гражданского правительства как морально плохие, или в различных способах плохие. Этим оспариваете ли Вы Святое писание? Илия назвал захват виноградника Навуфея кражей и убийством; оспаривал ли он закон Божий? У государства законная власть, но из этого не следует, что все, которое оно делает, законное. Как Ходж, в другом контексте, чем Рим. 13, говорит о любой власти, “Она распространяется над всеми департаментами (в своей области), но она ограниченная во всем; первое, через природу отношений; и второе, через высшую власть Бога.” Работа служащего должна быть пророческой, т.е. он должен говорить вместо Бога, и поэтому он должен отказывать государству то, что принадлежит Богу. Следовательно у государства нет права, например, узурпировать образование детей. Это ответственность завета, родителей, а не государства. У государства нет права нарушать Божьего закона “Не кради,” а бумажные денги – кража, и то что Вы называете “скрытым налогом,” на самом деле скрытая кража. Я не могу поддерживать иммунитет государства против морального осуждения.

У многих священников мы находим освобождение государства от закона, и от осуждения по условиям закона. Корни этой позиции уходят назад к языческому обожествлению государства. Практически, когда люди освобождают государство от Божьего закона, они превращают его в инструмент Сатаны.

Закон есть закон для всех. Если гражданин не имеет морального права воровать, тоже и государство не имеет такого права. Если гражданину нельзя экспроприировать собственность своего ближнего, государству тоже нельзя. “Не кради” относится к корпорациям, правительствам, и людям, одинаково. Она запрещает социализм, коммунизм, инфляцию, подделанные чеки, и любую другую форму кражи. Она запрещает ложную рекламу, и нечестные судебные процессы, и фальсификацию пищевых продуктов. Она запрещает неосновательные требования профсоюзов, но запрещает и обманывание рабочих. Все люди, их институции, корпорации, и формы управления, стоят одинаково под Божьим законом. Сведение Десяти заповедей только к статусу морального кодекса есть уничтожение закона.

Если любая власть не под Богом, тогда вместо мира мы имеем мультимир; вместо одного Создателя и Законодателя, мы имеем много богов, действующих как создатели и законодатели в своих областях. Если каждая власть происходит от Бога, тогда каждая власть есть полностью под Божьим законом-словом и всецело подчиняется ему. “Не кради” не может поэтому ограничиваться до индивидуального человека, а должна применяться к каждой области жизни.

Концепция о мультимире стала выдающейся в 20-ом веке, а вместе с ней и последствия политеизма. Дохристианское язычество, будучи эволюционное, было тоже политеистское: мир имел многочисленные начала и отсюда имел множество богов.

В двадцатом веке ученые начали говорить о едином мире временами как о множестве миров, давая простор разнообразным идеям и верам. Преподавание колдовства, астрологии и связанных с ними концепций в некоторых школах, соответствует этой концепции о многообразии мира. Высшие школы в больших городах ввели йога и хиромантию. Если мир множественный, тогда все позволенное, исключая суверенного Бога и универсальный правовой порядок. Отсюда наший политеистичный мир проявляет терпмость к почти каждому виду верования, исключая ортодоксального христианства. Универсальный правовой порядок и суверенный Бог исключают возможность о политеистичном мультимире. Однако, поскольку суверенный и триединый Бог из Святого писания управляет, нет никакого мультимира, а есть только единый мир и единый правовой порядок.

Закон “Не кради” применяется не только к государству, но тоже и к церкве. Когда церковь неверно учит целому совету Бога, Его полному закону-слову, тогда она явно виновная в краже. Она ограбляет у народа и у социального порядка их жизненный нерв; когда она ограничивает закон, на котором основывается любая власть, это подрывает самую власть.

Как отметил Нимайер, “То, что золото для денег, то же закон Божий для свободы.”[148] Без Божьего закона люди, союзы, корпорации, и государства, чувствуются свободными быть законом в себе, играть роль богов. Неуспех учить Божьему закону означает устилать дорогу для тирании.

Джеймс Медисон сказал о Божьем законе:

Мы поставили все будущее американской цивилизации не на власть правительства, далеко от этого. Мы поставили будущее всех наших политических институций на способность у человечества к самоуправлению; на способность каждого из нас управлять собой, контролировать собой, поддерживать себя, согласно Десяти заповедям Бога.[149]