|
|
VПЯТАЯ ЗАПОВЕДЬПрежде чем анализировать библейский закон в отношении уважения к родителям и их авторитет, надо отметить усиленное подрывание библейской доктрины о семье. Из Десяти заповедей четыре закона занимаются семьей, три из них прямо: “Почитай отца твоего и мать твою,” “Не прелюбодействуй” и “Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего” (Исх. 20:12,14,15). Факт, что собственность (а отсюда и кража), ориентированные к семье, появляется не только во всем законе, но и в десятой заповеди: желать собственность, жену или раба другого было грехом против семьи ближнего. Семья определенно центральная для библейского стиля жизни, и именно семья под Богом занимает такое центральное положение. Однако надо добавить, что это библейская точка зрения чужая для дарвинистского мировоззрения. Эволюционная мысль допускает центральную роль семьи, однако только как исторический факт. Семья рассматривается как великая первичная институция, которая сейчас вытесняется быстро, но которая имеет важное значение для исследования эволюционного прошлого человека. Она еще рассматривается как старую коллективность или коллективизм, которая должна уступить дорогу “новой коллективности.”[1] Как старый коллективизм, который сопротивляется переменам, семья упорно атакуется эволюционнистскими социальными учеными, педагогами и даже священниками. Эволюционная антропология, которая поддерживает эту атаку, обязана во многом, кроме Дарвину, еще и Вильяму Робертсону Смиту (1846-1894) и его труду Религия семитов. Дарвин и Смит в свою очередь дали Зигмунду Фрейду (1856-1939) его основные предпосылки. С этой точки зрения, представленной Фрейдом (но также получившей популярность благодаря работе сэра Джеймса Дж. Фрейзэра Золотая ветвь), происхождение семьи находится в примитивном прошлом человека, а не в творческом намерении Бога. “Первобытная орда” или примитивное общество доминировалось “первобытным отцом насильником,” который прогонял сыновей и обьявлял исключительное сексуальное владение матерью и дочерями. “Происхождение моральности в каждом из нас” идет от Едипового комплекса.[2] Бунтовные сыны, которые завидовали отцу и боялись его, объединялись, убивали и съедали отца и потом обладали матери и сестер сексуально. Их раскаяние и чувство вины за свои действия создали три основные табу для человека: отцеубийство, канибализм, и кровосмешение. По Фрейду, в христианстве сын совершает искупление на кресте за то, что убил своего отца, а канибализм трансформировался в причастие, в духовное общение.[3] Имея ввиду этого, мы можем понять почему антропологи говорят: “Семья самая фундаментальная из всех социальных групп, и универсальная по своему распространению.” Следующая фраза информирует нас однако, что семья “определенная культурой” социальная форма,[4] т.е. она полностью продукт эволюции человеческой культуры. Согласно этому предмет книги “Религия и ритуал” вводится в курсе анализа, который делает “Расширение родства.”[5] Bласть родителя и безопасность семьи противопоставляются в религии враждебной окружающей среде, чтобы сделать ее родственной и благоприятной для человека. В связи с этим, говорят нам, есть два вида религии: религия матери и религия отца. Например Ван дер Лийю написал:
Происхождение культа к плодородию видится в богослужении матери, какое-то заклинание плодородия, как и возвращение к безопасности утробы. Культ к матери ведет евентуально к культу отца. Согласно Ван дер Лийю “Для каждого человека его мать богиня, также как и его отец бог.”[7] Более того, “Мать создает жизнь: отец создает историю”;[8] т.е. религии культа плодородия характерные для предистории и для примитивной культуры, пока отец как бог, это этап человеческого развития в истории. Ван дер Лийю допускает, комментируя Исаия 63:16 и 64:8, что библейский Бог “не олицетворение создателя, а творца, чьи отношения с человеком точно обратные родству, и перед кем человек будет преклоняться в глубокой, но доверчивой зависимости,”[9] но отмечая этого, он возвратился к своему эволюционному тезису. Религия следовательно рассматривается как отражение семьи и поэтому надо уничтожить семью, чтобы стало возможным уничтожить религию. Но это не все. Подобным образом частная собственность рассматривается как продукт семьи, и для уничтожения частной собственности необходимо разрушить семью как обязательное условие. Ван дер Лийю говорит о связи между семьей и собственностью:
По Хебелю,
Вот это типичный трюк современного гуманистского интеллектуала: отделываться от проблемы, дефинируя его в другую сторону! Для Хебеля собственность не “вещь, а сеть социальных отношений.” И чем управляют эти социальные отношения? Последнее слово Хебеля выясняет это: они управляют вещами! Что в таком случае эти вещи, если не собственность? Однако Фридрих Энгельс был этот, кто выразил самым полным образом гуманистский случай (и “марксистский” тезис) относительно связи между собственностью и семьей. Моногамная семья, твердит он, “основывается на верховенстве мужчины, и ее точно выраженная цель, это создавать детей при неоспариваемом отцовстве; такое отцовство требуется, потому что эти дети в последствии примут собственность своего отца как его естественные наследники.”[12] Моногамия уменьшает значение женщин и ведет к “брутальности к женщинам, которая распространилась после введения моногамии.”[13] Моногамия и современные индивидуальные семьи покоятся или “основываются на открытом или прикрытом домашнем рабстве супруги.”[14] Первоначальный групповой брак уступил дорогу парному браку и в конце концов моногамии, которая супутствуется “супружеской изменой и проституцией.”[15] Коммунизм уничтожит и традиционную моногамию, и частную собственность:
Энгельс смотрел на брак, как на легко расторжимую связь, основанную только на любви, свободной для всяких сближений без наказания.[17] Совершенно ясно, что библейский брак должен исчезнуть с исчезновением частной собственности. Поэтому становится явным, почему современное гуманистское образование, и специально марксистское образование, так враждебно к семье, и так ясно посвящается замене “старой коллективности” семьи с “новой коллективностью,” государством. Разрушить моногамную библейскую семью значит, с их точки зрения, разрушить, первое, религию, и второе, частную собственность. Марксисты хотят “эмансипировать” женщину, превращая ее в индустриального рабочего.[18] Это “эмансипация” по определению, потому что она освобождает женщину от библейского комплекса религии – брака – собственности. С целью противодействовать этим гуманистским концепциям о семье и об отцовской роли, надо понять библейскую доктрину о семье, которая ставит в центр Бога, и сделать ударение на нее. Гуманистская доктрина о семье ставит в центр человека и общество. Семья рассматривается как социальная институция, которая в ходе эволюции создала первоначальную или “старую коллективность” и теперь должна уступить дорогу “новой коллективности,” так как настоящей семьей человека становится все человечество. Как уже отмечалось, первая характеристика библейской доктрины это что семья видится в смысле происхождения и функционирования с Богом в центре. Семья часть намерения Бога о человеке, и она в своей настоящей форме функционирует на славу Бога, заодно давая человеку его собственную реализацию под Богом. Второе, Бытие 1:27,30 выясняет, что Бог сотворил человека, чтобы покорить землю и упражнять владение над ней под Богом. Хотя в начале был сотворен один Адам (Быт. 2:7), мандат сотворения был полностью отдан человеку уже в рамке женатого и имея ввиду сотворение женщины. Следовательно, существенное для функции семьи под Богом и для роли мужчины как глава домохозяйства, это призвание покорить землю и упражнять владение над ней. Это дает семье функцию владения: покорить землю и упражнять владение над ней ясно определяет с библейской точки зрения частную собственность. Человек должен ввести во всем творении Божий правовой порядок, упражняя власть над творением в имени Бога. Земля создана “очень хорошо”, но она была еще неразработанной в смысле покорения и владения человеком, Божьим уполномоченным управляющим. Это управление собственно и есть призвание мужчины как супруг и отец, и семьи как институции. Падение человека не изменило этого призвания, хотя и сделало его исполнение невозможным без Христова Дела нового рождения. Третье, это упражнение владычества и владения ясно предполагает ответственность и авторитет. Человек отвечает перед Богом за свое использование земли и должен, как настоящий управляющий выполнять это призвание только по условиям царственного декрета и слово своего Властелина. Его призвание дарит ему тоже авторитет по делегации. Человеку дается Богом власть над своим хозяйством и над землей. В марксистской схеме перенесение авторитета из семьи к государству делает смехотворными всякие разговоры о семье как институции. Семья практически удаляется от всех намерений, когда государство определяет образование, профессию, религию и дисциплину ребенка. Тогда родителям остается единственно функция порождения, а посредством контроля над раждаемостью эта роль тоже сейчас все более уменьшается. Семья в таком обществе просто реликвия старого порядка, поддерживающаяся только украдкой и нелегально, и подчиненная все время вмешательству власти государства. В современных обществах перенесение авторитета из семьи к государство осуществляется в различной степени. С библейской точки зрения авторитет семьи основной для общества, и это авторитет, в центре которого стоит Бог. Отсюда обычайное деление заповеди на двух таблицах или на двух сторонах, по пяти в каждой, а пятая заповедь разполагается рядом с этими, которые относятся об обязаностях человека к Богу. Следовательно значение семьи нельзя искать в порождении, а в авторитете с Богом на центральном месте, и в ответственности в смысле призвания человека покорить землю и упражнять владычество над ней. Четвертое, функция женщины в этом аспекте Божьего правового порядка это быть помощником мужчины в упражнении его владычества и власти. Она составляет компанию ему в его призвании (Быт. 2:18), так что существует общность авторитета, с ясным превосходством мужчины. Грех мужчины состоит в его попытки узурпировать авторитет Бога, а грех женщины состоит в ее попытки узурпировать авторитет мужчины, обе попытки смертельное легкомыслие. Ева упражнила лидерство, поддавшись искушению, она вела Адама, вместо быть водимой; Адам поддался желанию быть как Бог (Быт. 3:5), когда действовал далеко не как мужчина, подчиняясь лидерство Евы. Но авторитет женщины как помощник совсем не менее этого премьер-министра короля; от того, что премьер-министр не король, не следует, что он раб, ни от того, что женщина не мужчина, не следует, что она раба. Описание добродетельной женщины, или жены, боящейся Господа в Прит. 31:10-31, не описание беспомощной рабы, ни хорошенького паразита, а скорее всего очень компетентной супруги, менежера, бизнес-дамы и матери – личности с действительным авторитетом. Поэтому ключ к библейской доктрине о семьи, а также и значение семьи, можно найти в существовании ее центрального авторитета. Пятая заповедь дает замечательное обещание подчиняющимся – обещание жизни:
Исход постановляет, а Второзаконие повторяет в разширенной форме это обещание жизни. Прежде чем анализировать это обещание, необходимо понять условие – почитание родителей. Забавный пример модернистской интерпретации предлагает комментарий Рилаарсдама. Его интерпретация Исх. 20:12 гласит:
Другими словами, родители “почитаются” если не выбрасываются умирать! Известно, что обычай эскимосов не был обычаем в древнем Ближнем Востоке, и эта интерпретация во всех отношениях преднамеренно ошибочная. Требование здесь, первое, религиозное почтение к родителям, и второе, оно предполагает общее уважение к старшему. Это полностью требуется в Лев 19:32: “Пред лицем седого вставай и почитай лица старца и бойся Бога твоего, Я Господь.” Уважение к пожилым отмечается; согласно Прит. 16:31 “Венец славы – седина, которая находится на пути правды.” Однако, как выясняется в Лев. 19:32, независимо от морального характера старшего поколения, основное уважение и почтение обязательные. Правда прибавляет “венец славы” к старшему поколению. Возраст внушает уважение. Павел мог таким образом ссылаться на свой возраст, пытаясь повлиять на Филимона: “По любви лучше прошу, не иной кто, как я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа” (Фил. 1:9). Любовь, возраст, и его заключение для Христа, все это дает Павлу моральный авторитет. Это необходимое уважение к возрасту еще более обязательно, потому что с возрастом мы становимся мудрее. Поэтому Павел советовал: “Чтобы старцы были бдительны, степенны, целомудренны, здравы в вере, в любви, в терпении; Чтобы старицы также одевались прилично святым, не были клеветницы, не порабощались пьянству, учили добру” (Тит. 2:2,3). Это приводит нас к первому генеральному принципу, присущему этому закону: почтение к родителям, и к всем старше нас самых, необходимый аспект основного закона о наследстве. То, что мы наследуем от наших родителей, это сама жизнь, а также мудрость их веры и опыта, которые они передают нам. Непрерывность истории покоится на этом почтении и наследии. Революционное время порвало с прошлом и обращается с родителями с враждебностью и злобой: оно само лишает себя наследства. Уважать наших пожилых людей, кроме наших родителей, значит уважать все, что хорошо в нашем культурном наследии. Мир, конечно, несовершен, ни даже подчиняющийся закону, однако, хотя мы и приходим на этот свет голымы, мы не входим в пустой мир. Дома, сады, поля и стада, все это изделия прошлого, и мы богатые этим прошлым, и должны чтить его. Специально наших родителей, которые растили и воспитывали нас, надо чтить больше всех других, потому что если мы не поступаем так, мы грешим против Бога и самы лишаемся наследства. Как мы увидим позже, есть близкая связь между лишением наследства в виде семейного имущества и непочтением к родителям, отверганием их чести и их культурного наследия. Основное и центральное культурное наследство и все, что оно включает в себя: вера, обучение, мудрость, богатство, любовь, общие связи и традиции, все рвется и отрицается, когда не уважаются родители и старшие. То, что многие родители отказывают признать, что их дети самы лишили себя наследство, это трагический факт. Второй генеральный принцип, присущий этому закону, это что прогресс коренится в прошлом, что наследство есть основание для прогресса. Заповедь, говоря взрослым, призывает к почтению, не к подчинению. От детей требуется подчинение: “Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего требует справедливость” (Еф. 6:1). “Дети, будьте послушны родителям (вашим) во всем, ибо это благоугодно Господу” (Кол. 3:20). Интерпретация Ходжа Еф. 6:1 прекрасна:
У многих культур есть религиозное почтение к родителям, но это обычно связывается с богослужениями предков и является сдерживающим и притупляющим фактором в обществе. Причина продолжительного неуспеха Китая продвигаться вперед, с одной стороны их релятивизм, а с другой стороны социальный паралич, вызванный их семейной системой. В библейской вере семья наследяет от прошлого с целью развиваться прочно в будущем. Муж и жена становятся одной плотью; в их браке имеется общая физическая, сексуальная связь, которая превращает их в одну плоть. Поэтому Святое писание объявляет: “Потому оставить человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будеть одна плоть” (Быт. 2:24). Брак призывает к движению вперед мужа и его жены; они отрываются от своих старых семьей, чтобы создать новую семью. Они остаются связанными со старыми семьями тем, что оба представляют культурное наследие двух отдельных семьей. Они остаются связанными дальше религиозной обязаностью почитать своих родителей. Развитие действительное и зависимость действительная: новое ясно и полностью развивается и осуществляет потенциал старого. По этой причине в Святом писании о церкве охотно говорится как о семье. Святой Павел говорит о себе как об отце коринфянским верующим: “Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов: я родил вас во Христе Иисусе благовествованием “ (I Кор. 4:15). И опять, он пишет в Фил. 1:10; “Прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих.” Церковь семья для верующего, а связи веры очень сильные. Связи в семье еще более сильные, если основываются и на крови и на вере. Другой аспект почтения будет еще дискутирован отдельно под заглавием “Экономика семьи”. Сейчас мы занимаемся с последней частью этого закона-слова, обещанием долгой жизни и процветания. Соломон повторяет это обещание закона, обощая его так: “Слушай, сын мой, и прими слова мои – и умножатся тебе лета жизни” (Прит. 4:10). И вправду, Притчи 1-5 в своей целости имеют дело с этим обещанием жизни. Ходж, анализируя это обещание, отмечает:
Возникает вопрос о применении обещания: относится ли оно для нации в целом или это обещание только для индивидов? Роулинсон отмечает:
Ссылка на Сына Сираха имеет ввиду его декларацию “Тот, кто почитает своего отца будет иметь долгую жизнь; и тот кто подчиняется Господу будет утешением своей матери” (Муд. 3:6). Это не только повторение закона, но и практическое наблюдение. Житейская действительность такая, что тот кто любит жизнь и почитает Бога, создавшего жизнь, почтением к Его закону и к своим родителям под Богом, живет более праведно, счастливо и как правило более долго. Презирать своих родителей, или ненавидеть их и бесчестить их, значит презирать непосредственный источник своей жизни; это форма ненависти к самому себе и это преднамеренное презрение к основному наследию жизни. На основе пасторального опыта можно добавить, “что те, которые отвечают надменно “Я не просил, чтобы меня рожали,” когда их упрекают за ненависть к родителям и за их бесчестные поступки к ним, имеют ограниченный промеждуток жизни, или в лучшем случае жалкую жизнь. Курс их действий самоубийственный. На самом деле они говорят: “Я не прошу жить.” Это самое обещание жизни за почитание непосредственных источников жизни появляется тоже во Втор. 22:6,7 и Лев 22:28:
Подобный закон появляется в Исх. 23:19: “Не вари козленка в молоке матери его.” Язык обещания полностью связывает эти цитаты с пятой заповедью. О Втор. 22:6,7 отмечается: “Заповедь ставится наравне с заповедью относящейся к родителям, тем фактом, что подчинение настаивается к людям одной и той же предпосылкой и в двух примерах”.[23] Но это больше, чем просто “ставить наравне”; на самом деле ясно указано, что речь идет об одном и том же основном законе. И опять, нельзя сказать, как это сделал В. Л. Александр, что “Эти предписания предназначенные воспитывать человеческие чувства к нисшим животным.”[24] Основная предпосылка утверждается в пятой заповеди; в этих законах, имеющих дело с птицами, коровами, овцами и козленками, этот принцип утверждается и иллюстрируется минимальным числом случаев чтобы иллюстрировать максимальный охват закона. Земля принадлежит Господу и вся жизнь дело Господа. Человек не может на никаком уровне обходиться с жизнью иначе, чем по закону, по Божьему закону! Крик некоторых угнетенных персов другого поколения: “Мы люди, и хотим иметь законы”[25] замечательный. Люди нуждаются в Божьем законе, а закон Господа требует от нас почитать наше наследство на всех уровнях. Проматывать впустую наше наследство, все равно в мире животных или на уровне нашей семьи, значит отрицать жизнь. Это играть в Бога; это утверждать, что мы сотворили себя и можем переделывать наш мир. То что Павел мог взыскивать подчинение детей им родителям, говоря “Это справедливо,” это по природе обязательно и точно. Почтение к родителям ставится на том же уровне, как соблюдение субботы в Лев. 19:1-3:
Как указывает Гинсбург, только дважды в целом законе используется выражение “Объяви всему обществу сынов Израилевых”: в Исх. 12:3 при установлении Пасхи, и здесь. О стихе 3: “Бойтесь каждый матери своей и отца свого,” Гинсбург написал:
Как показал Гинсбург, осквернение Бога и злословие родителей полностью равные в законе. Чтобы отражать святость Бога, человек должен начать с почитанием своих родителей. Далее Гинсбург отмечает о втором пункте Лев 19:3 “и субботы мои храните”:
По этому вопросу Гинсбург теряет теологический смысл текста и прибегает к историческому событию. Понятно, что Бог и родители связываются текстом; их всех надо чтить – Бога абсолютно, а родители под Богом. Скверность против Бога и злословие своих родителей одинаково заслуживают смерть. Оба являются преступлениями против фундаментальной власти и порядка. Более того, суббота как отдых и безопасность относится к пятой заповеди тем, что родители обеспечивают, хотя и недостаточно, некоторый вид отдыха и безопасности для детей. Детям даются жизнь и выращивание. Дом представляет отдых, а благочестивый дом действительно отдых от мира, безопасность и обязательство о победе перед его лицом. Суббота и родители представляют наследство от Бога, включающее отдых, мир и победа. Следовательно они тесно связываются в этом законе. В свете этого пусть вернемся к Втор. 22:6,7, мать птица и ее яйца или птенцы. Совсем ясно, что тот же основной принцип применяется даже к жизни животных. Человеку нельзя эксплуатировать ресурсы земли радикально или тотально. Самую жизнь, которая дается ему для пищи, надо использовать только по закону. Но даже если вопросная птица не годится на пищу, применяется тот же принцип. Проблема, которая ставится, не сохранение снабжения человека пищей, а почтительное использование нашего наследства в Боге. Не может существовать никакой прогресс без уважения к прошлому и к нашему наследству в нем. Третий генеральный принцип появляется в обещании жизни за подчинение. Некоторые интерпретации этого обещания уже отмечены. Интерпретация Талмуда тоже представляет интерес:
Примечание редактора к этому гласит: ”Обещание блаженства надо выполнятся в грядущем мире, и нельзя ожидать получить награду за хорошее дело на этот свет.”[29] Это дает радикальную интерпретацию о потустороннем мире, что несправедливо к закону. Изучение других обещаний жизни в законе выясняет до какой степени это обещание полностью земное:
Даже беглое чтение этих отрывков (а можно цитировать и еще) выясняет множество моментов. Первое, обещание жизни дается для целого закона. Пятая заповедь на первое место в этом обещании, но и весь закон предлагает жизнь. Второе, обещание жизни полностью материальное и относится к этому миру. Обещание вечной жизни подчеркивается в многих других местах Святого писания, но его нет в этих отрывках. Третье, обещание не только к заветному человеку, если он подчиняется, но оно относится также к его скоту, полям и деревам. Оно означает свободу от бедствий и болезней. Оно означает плодородие и безопасное рождение маленьких. Оно означает долгую жизнь для заветного человека и его хозяйства. Таким образом закон, это ясное обещание жизни к заветному человеку, если он живет в вере и подчинении. Четвертое, закон тоже обещание смерти, болезней, стерильности и бедствий для неподчиняющихся. Сводить закон, как это делают некоторые антиномисты, только к обещанию смерти, значит отрицать его значение, и в конце концов его способность судить. Закон не простое отрицание: его намерение выбросить грех, и защитить и утвердить праведность. Только в этом направлении закон является обещанием жизни. Закон против убийство – обещание смерти для убийцы, и обещание жизни и защиты жизни для благочестивого. Отнять обещание о жизни и защите у благочестивого, значит в то же самое время освободить убийцы от обещания смерти. Когда воры и убийцы будут выгнанны из общества, этим жизнь и собственность будут защищенными и обеспеченными. Когда антиномисты сводят закон только к негативным функциям, смерть за грех, они тем самым полностью устраняют это смертное наказание и подготавливают дорогу чтобы любовь стала освободителем и дарителем жизни вместо Бога. Они устраняют его, создавая в принципе новый даритель жизни, любовь, Божья любовь к человеку и любовь человека к Богу; смерть в таком случае становится лишением любви, а любовь универсальным средством против лишения. Но библейская доктрина об искуплении декларирует, что спасение человека состоит в делах Христа по закону, в Его совершенном подчинении как наш представитель и союзный голова, и в Его послушном принимании нашего приговора к смерти. Мы были приговоренными к смерти законом. и мы были оправданными перед Богом законом, но мы получили это через веру. Вера покоится на основании закона. Пятое, обещание жизни, которое предлагает закон, не только устранение условий о смерти, т.е. елиминирование убийц, хотя это и очень важное. Оно показывает тоже, что Бог, как дающий жизнь, делает нашу жизнь успевающей и процветающей. Как объявляет Иисус Христос: “Я пришел для того, чтоб имели жизнь, и имели с избытком” (Иоан. 10:10). Обещание жизни для подчинении основная предпосылка закона, потому что закон неотделимый от жизни. Закон – основное условие жизни. Четвертый генеральный принцип, содержащийся в пятой заповеди, это то, что бесчестящий своих родителей бесчестит самого себя и приглашает смерть; подобно этому бесчестящий себя бесчестит своих родителей. Согласно Лев. 21:9 “Если дочь священника осквернит себя блудодеянием, то она бесчестит отца своего; огнем должно сжечь ее.” Гинсбург комментирует:
Ее грех таким образом составляет тройное преступление: грех против Бога, против ее отца и против себя самой. Следовательно, закон в определенном смысле обещание жизни для живущих; “мертвецы” откажутся от него, потому что их движущая сила не жизнь, а богохульство. Слово property (собственность), когда-то одно из самых значительных слов английского языка, в последные годы как будто получило плохое второе значение из за произвольных нападок на концепцию о собственности со стороны социалистов. Тем не менее слово было достаточно важное, чтобы быть основным аспектом свободы людей во время Войны о независимости, когда боевой клич был “Свобода и собственность.” Теперь однако даже те, которые больше всех защищают собственность, содрогаются при его использовании в более широком смысле, включая людей. Например множество женщин насторожатся, если заговорить о них как о собственности. Но вместо этого слова собственность надо рассматривать как очень близкий и нежный термин, нежели как холодный такой. Оно происходит из латинского прилагательного proрius, означающее “не общий с другими, свой, специальный, особый, личный, странный, частный, собственный.” Оно тоже имеет смысл “продолжительный, постоянный, стойкий, неизменный.” Святой Павел выясняет, что муж и жена в отношении сексуальности имеют права собственности един на другого (I Кор. 7:4,5). Даже больше, можно сказать, что муж имеет свою жену как свою собственность, а также и своих детей. Но так как его жена и его дети имеют известные личные, особые, специальные и постоянные претензии над ним, они имеют права собственности над ним. В разные времена законы подчеркивали эти личные права собственности; например некоторые государдства не разрешают отцу лишать от наследства никого от детей; детям даются в известной степени постоянные права собственности над отцом. Подобно этому множество государств не разрешают лишать от наследство жену; ее права собственности над ее супругом сохраняются. Государство теперь объявляет права собственности над каждым человеком через законы о наследстве. В свое время римское право разрешало отцу продавать своих детей по условиям его прав собственности, весьма обычайное право в древней истории. Рациональном в этом праве было сохранение семьи: чтобы поддерживать постоянную жизнь семьи во время экономических кризисов, продавали одного из младших членов, часто девочку, по принципе, что для семьи лучше пережить кризис, теряя один член, чем всем голодовать. В Японии продажа дочери в дом проституции, чтобы пережить экономический кризис как будто еще встречается в практике. Такие практики были рутинными и нормальными в билейские времена. Библейский закон запрещал их древным евреям:
Таким образом этот выход от экономического кризиса строго запрещается законом. Даже более значительным фактом является то, что в Лев. 19:29,30 этот барьер перед проституцией ясно связывается с соблюдением субботы и с почтением к святилищу; эти два стиха на самом деле один закон, и они определяются от других стихов декларацией “Я Господь.” Отдых человека в Господа требует набожную заботу и надзор над детьми, а уважение к святилищу несовместимо с продажей детей в проституцию. По библейскому закону отец мог “продать” дочку только в одном смысле – замуж. Это появляется в Исх. 21:7-11:
Женитьба нормально была с приданом: жених давал приданое невесте, и оно составляло ее защиту и наследство детям. Если не было приданого, не было брака, а только сожительство. Однако здесь речь идет явно о браке и используются слова, связанные с браком. Девушку берут в жены для мужчины или для одного из его сыновей. Она законно защищенная от простого сожительства или рабства. Она ясно имеет привилегии законной супруги, потому что было приданое. В этом случае приданое поступало в семью девушки, а не шло к ней или к ее детям. Если будущий муж решал не жениться на не, тогда приданое восстанавливалось ему; девушка “освобождалась.” Если он или его сын женился на нее, а потом отказывал ей некоторые права супруги, она имела в таком случае законное основание для развода и уходила без восстановления приданого. Ссылка на “обязаность к браке” была для нее правом на сожительство. Если вопросная девушка не нравилась новой семьи после помолвки, но до консумации брака, она оставалась с этой семьей до восстановления приданого ее семьей или другим будущим женихом. Это появляется в Лев. 19:20, где “несвободная”, точнее надо толковать как “не полностью и всецело свободная.”[31] Если в течении этого времени девушку соблазнят или она провинится в прелюбодеянии, “ее надо было наказать”, или точнее “должно было осуществиться божье наказание или расследование“ для установления настоящего состояния вещей. “Это наказание (бичевание),… она получала только если доказывалось, что она была согласной стороной в грехе” (Лев. 19:20-22).[32] Приданое было важной частью брака. Мы впервые встречали его в случае с Яковом, который работал семь лет Лавану, чтобы заработать приданое для Рахиль (Быт. 29:18). Плата за эту службу принадлежала невесте как ее приданое, и Рахиль и Лия могли с негодованием говорить, что отец “продал” их, потому что он удержал их приданое (Быт. 31:14,15). Оно было семейным капиталом; оно представляло безопасность супруги в случае развода, когда виновным был муж. Если виновной была она, она теряла приданое. Она не могла отчуждать его от своих детей. Есть указания, что нормальное приданое равнялось приблизительно трем годовым заработкам. Следовательно приданое представляло фонд, обеспеченный отцом жениха, или самым женихом в виде работы, и использовалось для будущей экономической жизни новой семьи. Если отец невесты прибавлял к этому, это было его привилегием и обычно делалось, но основное приданое было со стороны жениха или его семьи. Таким образом приданое было отцовским благословением брака его сына, или испытанием характера молодого мужчины, если он работал за него. Необычайная форма приданого появляется в желании Саула, который потребовал от Давида сто краеобрезаний филистимских (I Цар. 18:25-27). Саул предложил это испытание, надеясь что Давиду будет трудно выполнить его, но Давид справился. Европейское приданое обратное библейскому принципу: отец девушки дает его как подарок жениху. Это ведет к небогатой ситуации по отношении брака и семьи. При такой системе девушка становится задолженностью. В 14-ом и 15-ом веке в Италии “Отцы приходили в ужас при рождении девочки, имея ввиду большое приданое, которое они должны были приготовить для нее, а с каждым годом цены на брачном рынке росли.” Это вело к возможному разрушению семьи, пока библейское приданое укрепляло ее. Жених требовал самую высокую цену, прежде чем принять девушку, а отец торговался, пока не находил такого, который не разорил бы его своими требованиями. Протесты духовенства не могли помочь.[33] В своей библейской форме приданое намеревалось создать экономическую основу новой семьи. Этот аспект очень медленно проникал в Америку. “Согласно старому американскому обычаю отец невесты давал ей корову, которая намеревалась быть матерью нового стада, чтобы снабжать новую семью молоком и мясом.”[34] В случае соблазнения или изнасилования, виновная сторона была должна возместить девушке стоимость ее девичьего приданого. Если последовал брак, муж терял навсегда право развестись (Исх. 22:16,17; Втор. 22:28,29). Если нет, в этом случае девушка уходила замуж за другого с двойным приданом: одно иэ 50 сиклей серебра от ее соблазнителя, и другое от ее супруга. Приданое невесты состоялось не только в том, что давал ей ее отец, и в том, что обеспечивал ей ее супруг, но также и в мудрости, умения и характера, которых она приносила в брак. Как писал Сын Сираха “Мудрая дочь принесет наследство своему супругу: но та, которая живет бесчестно, тяжесть для своего отца” (Мудр. 22:4). Во всех культурах важно иметь в семьи добрую жену и благочестивую невестку, но в обществе, где семья стоит в центре, ее ценность куда более велика. Сын Сираха комментирует это очень полно:
Видно, что это отражает популярный еврейский стандарт; библейская позиция выражается лучше в Прит. 31:10-31. Заметная разница состоит в том, что Сын Сираха отражает обычайный вкус о молчаливой жене; это не библейское требование, которое гласит: “Уста свои открывает с мудростию, и кроткое наставление на языке ее” (Прит. 31:16). Сын Сираха призывает о молчаливой супруге; Бог говорит вместо этого о разговорчивой супруге, но такой, которая говорит с мудростью и добротой. Мужчины как грешники предпочитают стандарт Сына Сираха, а женщины как грешницы хотят привилегию и право говорить без требования о мудрости и доброте. Надо добавить, прежде чем оставить вопрос о приданом, что так как это часто касается семьи, семья упражняет значительный авторитет и часто выбирает жену. В случае с Исааком его жену Ревекку выбрали его родители, которые дали приданое; Исааку понравилась его выбранная невеста. В случае с Иаковом, Иаков выбрал Рахиль и обеспечил сам приданое. Элемент родительского выбора не отсуствует в случае Иакова, так как оба, Ревекка и Исаак послали Иакова в Месопотамию жениться (Быт. 27:46-28:9). Ни участие жениха в родительском выборе отсуствует в устроенном браке. Целый параграф закона в Исх. 21:7-11, “продажа” дочери, относится к этому: в хозяйстве новой семьи девушка может встретить или не встретить одобрение со стороны будущего жениха; а если нет, в таком случае ее надо “освободить.” Другой основной аспект экономики семьи, это факт поддержки. Это двойной аспект. Первое, родители обязаны заботиться о детях, поддерживать их материально и духовно. Христианское образование основной аспект этой поддержки. Родители обязаны кормить и одевать ребенка, как тело, так и душа, и они отвечают перед Богом за невыполнение этой обязанности. Второе, когда дети взрослеют, они тоже обязаны в этом отношении: обеспечивать своих родителей материально и духовно по необходимости. Сын Сираха упоминает об этой обязанности в Мудр. 3:12,16. Эта обязанность эмоционально подчеркивается Иисусом Христом, который с креста поверил свою мать Марию святому Иоанну для заботы и поддержки: “Жено, се сын твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя!” (Иоан. 19:26,27). Устное заявление умирающего преступника было законным завещанием, как указывает Буклер:
Этим подразумевается, что до этого момента Иисус был ответственным за содержание своей вдовствующей матери. Другие дети могли бы помогать, но управление делами было в руках Иисуса. Иисус осуждал тоже тех, которые давали дары Богу, а не выполняли свою ответственность о поддержке своих родителей.
Иисус как старший сын и главный наследник сделал Иоанна старшим сыном и главным наследником на своем месте, и передал ему ответственность о поддержки Марии, хотя Иоанн был только кузеном, а не братом. Это иллюстрирует ясно центральный аспект библейского семейного права и библейского наследования: главный наследник поддерживал и заботился о родителях согласно их нуждам. Авраам жил с Исааком и Иаковом, а не с Измаилом или со своими сыновьями от Хеттуры. Исаак жил с Иаковом, не с Исавом, а Иаков жил под заботой и надзором Йосифа, и поэтому дал Йосифу двойную часть, принимая двух сыновей Йосифа в своих наследниках на равных условиях со всеми другими своими сыновьями (Быт. 48:5,6). Обратное утверждение в одинаковой степени верное: дитя, которое поддерживает и заботится о пожилых родителях, главный и настоящий наследник. Если родители или гражданское право определяют иначе, это против божественного порядка. Наследование не вопрос сожаления или чувства, а божий порядок, и уклоняться от этого принципа грешно. Вопрос о наследстве и завещаниях можно лучше понять, если изучить библейское слово о последней воли или завещании: благословение. Наследство на самом деле это: благословение, и если родители даруют благословение неверующим, мятежным и презрительным детям, они благословляют зло. Хотя некоторые части библейских завещаний содержат элемент божественного пророчества рядом с завещательным распоряжением, важно отметить, что они комбинируют благословение и проклятие, как свидетельствуют слова Иакова к Рувиму, Симеону и Левию (Быт. 48:2-7). Лишать детей наследства это сущее проклятие. Общим правилом о наследстве было ограниченное первородство, т.е. самый старший сын, который имел обязаность обеспечивать всю семью в случае нужды, или управлять кланом, получал двойную часть. Если было два сына, имущество разделялось на трех частях, и младший сын получал одну треть. Родители были обязанны обеспечить наследство по мере своих возможностей (II Кор. 12:14). Отец не мог лишить благочестивого перворожденного сына из-за личных чувств, такие как ненависть к его матери и предпочтение к второй жене (Втор. 21:15-17). Он не мог тоже облагодетельствать неблагочестивого сына, неподдающегося исправлению преступника, заслуживающего смерти (Втор. 21:18-21). Когда не было никаких сыновей, наследство шло к дочери или к дочерям (Числ. 27:1-11). Если по причине неподчинения или неверия, у человеке на практике не было сына, тогда дочь становилась наследником, как если была сыном. Если не было ни сыновей, ни дочерей, наследником становился следующий по родству (Числ. 27:9-11). Сын от сожительства мог наследить, если не был выгнан или не получил подарок (Быт. 21:10, 25:1-6). Служанка могла быть наследницей своей госпожи (Прит. 30:23), и раб мог тоже наследить (Быт. 15:1-4), так как в действительном смысле он являлся членом семьи. Чужой крепостной мог тоже передаваться как наследство (Лев. 25:46). Наследство одного рода нельзя было передавать другому, т.е. землю одной площади нельзя было отчуждать (Числ. 36:1-12). Князь мог давать имущество своим сынам как их наследство, но не и слуге, если только это не было средством вознаградить его за преданность к его семьи (Иез. 46:16,17). Когда какая-нибудь земля давалась князем слуге, в год освобождения его она возвращалась сыновьям княза. Князь не мог конфисковать наследство людей или землю, т.е. государство не могло брать собственность или конфисковать ее (Иез. 46:18). Последнее это важная точка зрения в отношении современной ситуации. Библейский закон о наследстве Божий закон; современные законы о наследстве государственные. Более того, государство превращает себя в главного, а иногда в некоторых странах единственного наследника. На самом деле государство заявляет, что оно получит благословение прежде всех других. Однако в позиции государства есть извращенная справедливость и логика, тем что оно принимает на себя двойственную роль родителя и детей. Оно предлагает обучать всех детей и поддерживать всех нуждающихся семьей как великий отец всех. Оно предлагает поддержку пожилым как настоящий сын и наследник, которому дано право собирать все наследство как свое. В обеих ролях однако, оно является великим развратителем, и состоит в войне с установленным Богом порядком: семьей. Последный аспект экономики семьи: через всю историю основным агентством благополучия была семья. Семья, обеспечивая своих больных и нуждающихся членов, обучая детей, заботясь о родителях, и справляясь с чрезвычайными ситуациями и бедствиями, сделала и делает больше, чем государство делало когда-то или может сделать. Вторжение государства в царстве благополучия и образования ведет к разорению народа и государства, и прогрессивной испорченности характера. Семья “укрепляется” разгружением от этих обязанностей, что всегда ведет к упадку благоденствовавших государств. Семья основная экономическая единица общества, и при этом самая сильная. Никакое общество не может процветать, если ослабляет семью, было то через устранение ответственности семьи об образовании и благополучии, или через ограничение контроля семьи над ее собственностью и наследства, узурпируя их. Последний пункт, библейский закон о первородстве руководился прежде всего соображениями морали и религиозных требований. Пока в западноевропейской истории первородство властвовало почти без исключений, в библейской истории исключения были почти правилом. В библейских записях наследство по праву перворожденного без моральной квалификации встречается редко. Снова и снова перворожденный выгонялся из-за моральных провалов. Таким образом совсем очевидно, что духовные и моральные соображения руководили наследственными делами с времен патриархов до Христова завещательного распоряжения с креста относительно Марии. Фундаментальный аспект поддержки детей как часть обязаностей их родителей, это образование в самом широком смысле слова. Оно включает, первое из всех, телесное наказание. Согласно Прит. 13:24, “Кто жалеет розги своей, той ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его.” И опять, “Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его” (Прит. 19:18); тогда родители были не менее мягкосердечные чем теперь, но необходимость в наказания нельзя было отбросить только из глупого сожаления. Телесное наказание могло бы стать жизнеспасающим для юноши: “Не оставляй юноши без наказания; если накажешь его розгою, он не умрет: Ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней” (Прит. 23:13,14). Телесное наказание необходимо, как указывает Киднер, потому что Притчи утверждают, что
Но телесное наказание не заместитель словесных наставлений, чистого обучения. Следовательно, второе, родители должны обеспечить детям благочестивое образование. “Начало мудрости – страх Господень (Прит. 1:7; 9:10). Мудрость покоится на вере, а предпосылка настоящего знания это суверенный Бог. Когда дело касается образования, неутралитет невозможен. Образование, которое дает государство, будет направленно к государственному контролю и планированию. Образование, которое дает церковь, будет направленно к укреплению церкви. Школу нельзя подчинять ни церкви, ни государству.[37] Церковь времен Христа учила людей давать церкве, а не заботится о своих родителей (Мар. 7:7-13). Таким образом грех выдавался за добродетель. Дети должны подчиняться своим родителям. Соответственно этому родители обязанные учить своих детей основам подчинения, Божьему закону. Сам закон взыскивает это:
Раз во семь лет, в субботный год, дети и взрослые должни были выслушать чтение всего закона (Втор. 31:10-13). Религиозные лидеры Израиля очень рано приняли на себя задачу образования. Пророк Нафан стал учителем молодому Иедидию (Возлюбленный Богом) или Соломону (II Цар. 12:25).[38] Третье, из-за того, что закон крайне практичный, древнееврейское образование тоже было крайне практичным. Обычайное мнение утверждало, что человек, который не учит своего сына закону и ремеслу, умению работать, воспитывает его быть дураком и вором. Говорят что Симеон, сын известного Гамалиеля, отметил: “Самое главное не учить, а делать.”[39] В своем труде Против Апиона Джозефус сравнивает образование древных евреев с греческим. Греческое образование отклонялось от строго практического к абстрактному и теоретическому, отмечает он, пока у библейского закона есть здоровые взаимные связи между принципом и практикой. Четвертое, библейское образование, которое ставило в центр семью и настаивало на отвественность родителей и детей, производило ответственные люди. Человек, воспитанный и обученный в доктрине, что он отвечает за заботу о своих родителях, когда возникнет необходимость, за обеспечения своих детей и который как лучшее из своих умений, оставляет в наследство мораль, дисциплину и пример наравне с материальным богатством, личность сильно настроенная к ответственности. При такой образовательной системе ответственная сторона не государство, а семья, и муж обязан быть компетентным и предусматрительным главой своему домохозяйству, а жена умелым помощником своему супругу. Отказ от ориентированного к семьи образования ведет к уничтожению мужественности, и он превращает женщин или в пушистую раскошь для мужчин, или в их агресивных конкурентов. Мужчины и женщины теряют свои функции, вращаются по кругу нестабильно и без законного смысла своих действий. Современное образование дает абстрактние знания; специалисты гордятся тем, что не знают ничего вне своей области и несут свой отказ расширить свои познания в других областях как почетный значок. Если ученый ищет социальную относительность, то это опять делается без трансцендентальных принципов и в результате получается погружение в социальный процесс без стоящей структуры; все остальное выбрасывается как безсмысленное, за исключением процесса, который в данный момент становится воплащением структуры При современном образовании наставником является государство и поддерживается, что ответственным агентством должно быть оно, а не человек. Такая точка зрения работает на развращения учащегося, основным уроком для которого становится зависимость от государства. Государство, а не индивид или семья, следит за моральные решения и действия, а моральная роль индивида, это соглашаться с государством и ниско кланяться ему. Государственное образование по наименьшей мере просто антибиблейское, даже в случаях,когда изучении библии включается в школьную программу. Пятое, основное призвание каждого подростка быть членом семьи. Почти все дети в будущем станут мужьями и женами, отцами и матерьями. Государственная школа портит это призвание. Его попытки удовлетворить нужды по существу внешные и механические: курсы по домашней экономике, сексуальное образование т.п. Однако существенную подготовку к семейной жизни дает сама семейная жизнь, а также ориентированные на семью школа и общество. Это значит библейское образование. Это значит дисциплина и обучение в набожной ответственности. Более того, государственная школа обучает женщин быть мужчинами; неудивительно, что многие чувствуют себя несчастными, из-за того, что они женщины.[40] Многие из мужчин тоже не более счастливые от того, что в современном образовании ведущая роль переностся от человека к государству, а мужчина постепенно кастрируется. Главные пострадавшие от современного образования это учащиеся мужского пола. Так как владычество – основной аспект мужчины согласно Божьему творческому намерению, то всякое образование, которое уменьшает призвание мужчины упражнять такое владычество, в той же степени уменьшает самого мужчину. Шестое, библейское образование утверждает учение, набожное учение. Еврейские пословицы утверждают это. Мы уже указывали одну: “Как человек обязан учить своего сына Тораху, точно так же он обязан учить его ремеслу.” Более того: “Тот, кто учит сына своего ближнего Тораху, все равно что его родной отец.” Но самое высшее: “Незнающий человек не может быть святым.”[41] Так как святость не самопорождающийся акт, а требует соответствие с Божьим законом и праведностью, невежественный человек не может быть святым. Более того, так как знание не самопорождающееся, а значение действительности происходит не от фактов, а от Создателя, знание требует как свою предпосылку в каждой области знание о Боге, страх от кого – начало мудрости и знания. Больше, чем всегда, надо подчеркнуть, что лучшие и самые правдивые учители, это родители под Богом. Самая высшая школа это семья. При учении никакой акт преподавания в никакой школы или университета нельзя сравнить с рутинной задачи матери, обучающей своего грудного ребенка, не говорящего никакого языка, матерному языку в такой короткий срок. Никакую другую задачу в образовании нельзя сравнить с этой. Моральное обучение подростка, дисциплина хороших привычек, это для него такое наследство от родителей, которое превосходит все остальное. Семья – первая и основная школа человека. Проблеме о детской преступности придается в законе центральное значение, но к несчастью она из тех, которые пренебрегаются комментаторами, когда возникает вопрос об ее уместности к нашему обществу. Закон гласит:
Закон достаточно ясен; если только и интерпретаторы были так ясными! По этому пункту мы видим самую худшую интерпретацию Талмуда. Там долгая игра слов о том, что такое сын; его определяют по условия наличия бороды и волосатости интимных областей тела. Например: “Р. Хидза говорит: Если несовершеннолетный породит сына, последный не входит в категорию упрямого и бунтовного сына, потому что написано, Если мужчина имеет сына, а не если сын (т.е. тот кто не достиг мужества) имеет сына. “ Дискуссия переносится тоже на возраст, когда сексуальная активность мальчика перестает быть “невинной” и становится грешной. Порнографская дискуссия, которая следует, не бросает свет на текст, а отражает правные попытки повернуть значение слов к какому-нибудь чужому смыслу.[42] Подобно правистам наших дней, и подобно Верховному суду США, каждая попытка делается чтобы обессилить закон и избегнуть его, ограничивая область его применения, т.е. сын не виноват, если он пьет дорогие вина, потому что в таком случае он не мог бы выпить слишком много, как если бы ему пришлось обратиться к дешевому итальянскому вину! И опять, если преступник случайно по рождению сексуально неспособный, тогда он очевидно не сын, говорят нам.[43] Анализируя этот закон, надо признать несколько вещей. Первое, он показывает ограничение во власти семьи. Римлянин отец имел власть на жизнь и смерть над своими детьми. Он мог забросить их как младенцы или убить их как юноши; и такая власть существовала в многих культурах. Родитель как бог давал жизнь, и как бог отнимал ее. Однако, как отмечал Клайн, “Телесное наказание было границей насильственного наложения родительского авторитета.”[44] Действительно,
В библейской правовой системе вся жизнь под Богом и по Его закону. Согласно римскому праву родитель был источником и хозяином жизни. Отец мог приказать аборт ребенка или убить его после рождения. Власть причинить аборт и власть убить идут рука в руке, все равно родительские это или государственные руки. Когда провозглашается одно из них, очень скоро провозглашается и другое. Восстановить аборт как законное право, это восстановить юридическое или родительское убийство. Показательно это, что когда убита невинная жертва и ее убийца осужден смертной казни, те самые люди, которые заступаются за жизнь убйцы, требуют “право” на аборт. Гари Норт заметил как на большом университетском сборе один и тот же демонстрант носил один день плакать “Отменить смертную казнь,” а на другой день “Узаконить аборт.” Когда обратили внимание одному либеральному профессору об этом, его ответ был “Нет никакого противоречия.” Он прав, тезис такой: осудить невинного и дать свободу виновному. Второе, закон требует, чтоб семья была на стороне закона и порядка, а не на стороне своих преступных членов. Райт твердил, что “Крайне невероятно, чтобы родители часто обращались к такому закону.”[46] Родители не жалующиеся свидетели в нормальном смысле, и в результате этого они не должны были выполнять экзекуцию, как это нормально было со свидетелями (Втор. 17:7). Это “люди города” совершали экзекуцию, и поэтому это жалоба в самом реальном смысле со стороны общности против ее преступного члена. Здесь нет места защиты гуманитаризма. В те времена в соседных культурах отец имел власть убивать своих детей и это часто бывало. Хотя у древных евреев был различный стандарт, ни их закон, ни их жизнь, не приближаются по смыслу к современному гуманитаризму. Если родители отказывали жаловаться против своего сына, они тем самым были виновными в опрощении и/или соучастничестве в его преступлениях. Таким образом их роль была формальной, но необходимой: выстраивалась ли семья в рядах справедливости или стояла на условиях кровной связи? Имея ввиду сильную природу семейной лояльности, участие родителей было необходимо, с целью освободиться от кровной вражды, и тоже чтобы поставить семью твердо против ее преступных членов. Родитель, отказывающийся подать жалобу в таком случае, становился нарушающей стороной и защитником преступления. Требуемый принцип ясно определен: надо руководиться не кровью, а законам. Третье, библейский закон это практика прецедентов, и он не занимается только сыновьями. Это значит, что если сын, любимец и наследник родителей, надо быть разоблаченный за его преступления, то чего больше говорить о других родствениках? Семья, которая обратилась к закону против своего сына, обратится против каждого преступника. Например дочери ясно включаются. Закон говорит: “Не должно быть блудницы из дочери Израилевых, и не должно быть блудника из сынов Израилевых” (Втор. 23:17). “Не оскверняй дочери своей, допуская ее до блуда” (Лев. 19:29). Доказательства показали, что никакая еврейская девушка не могла бы стать неисправимой преступницей, и в период закона и порядка, остаться в живых. Показательно, что в Притчах для проститутки используется термин странница или чужая женщина, чужестранка. Возможные две интерпретации этого. Возможно, что дочь, которая стала проституткой, уже считалась вне семьи и нации, и больше не была членом заветного народа, а чужестранкой. Более вероятно, как ясно показывает буквальное чтение текста, проститутками были иностранные девушки. Выясняется следовательно намерение этого закона, что всех неисправимых преступников и рецидивистов надо экзекутировать. Если надо экзекутировать преступного сына, что остается ближнем или приятелем евреем, который стал неисправимым преступником? Если семья должна встать на стороне экзекуции одного неисправимого преступного сына, не потребует ли она смерть одного преступника рецидивиста из общности? Что такое намерение закона становится ясным из его поставленных целей: “и так истреби зло из среды себя, и все Израильтяне услышат, и убоятся.” Цель закона устранить полностью преступный элемент из нации, весь профессиональный преступный класс. Семье не дается пагубная привилегия сказать: “Мы будем стоять за нашего мальчика, будь что будет”; семья сама должна присоединиться к войне с преступностью. Так как закон, это план на будущее, этот план ясно намечает уничтожение преступности как некоторый значительный фактор в благочестивом обществе. Этот закон имел влияние на американское право, до того что рецидивисты все еще формально подлежать пожизненному заключение после так много осуждений, но эти законы ослабленные и представляют собой далекое отражение библейского закона. По началу в США рецидивисты могли бы быть экзекутированными, и в некоторых штатах все еще такое законодательство существует на бумаге. Так как в библейском законе нет приговор к заключению, а только о возмещении вреда, его взгляд на преступление такой, что акт преступления совершил не профессиональный преступник, а слабовольный гражданин, который должен возместить украденные вещи, плюс по меньшей мере одинаковое количество, чтобы восстановить свое гражданство в общности. Библейский закон не признает профессиональный преступный элемент: потенциальный рецидивист должен был экзекутирован возможно скорее после того, как получатся полные доказательства, что он такой. Четвертое, по этому пункту бросается в глаза фактор сожаления. Обычайная точка зрения гуманистов это что такой закон безжалостный. Библейская точка зрения что это не так, что на самом деле современная точка зрения отражает не сожаление, а неуместную жалость. Кого надо жалеть – преступника или общество? Библейский закон взыскивает сожаление к пострадавшему, а не к преступнику. В некоторых случаях сожаление действительно специально запрещается как зло. В законе, касающимся преступного сына, сожаление к сыну очевидно запрещается. Но и в другие случаи сожаление специально цитируется как запрещенное:
Во Втор. 7:16 сожаление к злым обитателям Ханаана запрещается; Божье сожаление к ним и Его терпение длились веками. Теперь время сожаления ушло: было время осуждения и смерти. Во Втор. 13:6-9 сожаление к отступнику веры запрещается, даже когда это лицо близкий и дорогой родственник. На карте поставленные основания веры и сожаление здесь просто зло. Во Втор. 19:11-13 сожаление к убийце в случае предумышленного убийства запрещается. Нельзя приводить никакие смягчающие обстоятельства против факта предумышленного убийства. Во Втор. 19:21 постановляется генеральный закон правосудия: наказание должно соответствовать преступлению; должно быть сравнимое возмещение или смерть. Сожаление нельзя использовать, чтобы заменить правосудие. Во Втор. 25:11-12 никакая женщина, защищающая своего супруга, который дерется с другим мужчиной, не может пытаться помочь своему супругу, увечивая другого мужчина сексуально. Такой проступок особо ужасный. Это единственный пример в библейском законе, когда изкалечивание используется как наказание и его значение имеет исключительную важность. Жена под Богом должна помогать своему супругу, но только и всегда по Божьему закону. В ссоре между двумя мужчинами она не имеет право приобрести нечестное преимущество против напавшего на нее мужа. Вера требует оставаться в рамках Божьего закона и женщина никогда не имеет право помогать своему мужу не по закону. Если бы это разрешалось, тогда муж мог стоять в сторону и оставить свою жену нарушать закон безнаказано вместо него. Любовь не по закону – под приговором закона. Иоав любил Давида как никто другой, кроме Ионафана, и Иоав часто был прав, а Давид неправ, но любовь Иоава часто бывала не по закону и он просто заработал ненависть своего родственника Давида, и крайнее осуждение. В случае с поступающей не по закону женой, факт увечья был жестоким общественным предупреждением: беззаконная рука и помощник, вовсе не рука и не помощник. Ее отрубленная рука была жестоким напоминанием для всех о запрещений беззаконной любви. Ее нельзя было жалеть, потому что сожаление тоже должно было существовать по условиям закона, или оно становилось опрощением зла. Независимо кого касается: жену, мужа, или сына, сожаление никогда нельзя превращать в беззаконие. Пятое, преступление непутевого сына предполагает атаку или войну против основного авторитета. Насчет Втор. 21:18 Шрьодер писал: “Он оспаривает родительскую, т.е. божественную власть о распоряжении жизнью, и хотя действительно это делали и до него, на этот раз оно делается с полным знанием и целенаправленно."”О стихе 19 он добавляет: "Вместе с родительской, угрожается тоже и гражданская власть, и поэтому случай переходит от того к этому.”[47] Более того, как отмечает Манлей “Ввиду того, что родители, как представители Бога, стоят против своих детей, упрямый бунт рассматривается как сродни богохульству, и приговаривается к тому же наказанию.”[48] Шестое, принцип смертной казни (о котором больше поговорим позже) тоже вводится здесь. Жизнь творение Божье, управляется его законом, и ее надо жить только по условиям Его закону-слову. Каждое нарушение встречает крайнее осуждение; капитальные нарушения требуют смертную казнь здесь и сейчас, применяемой гражданскими властьями. Ни родители, ни государство не создатели жизни, и поэтому не имеют право определять условия жизни. В этом факте кроется самая надеждная защита свободы человека. Набожное государство действительно относится с преступниками строго, но есть точное ограничение власти государства по каждому и по всем пунктам в смысле Божьего слова. Власть родителей тоже ограничивается под набожным порядком: у библейской семьи никогда не было деспотичной власти римской или китайской семьи. Родители все время ограничиваются законом-словом Бога. Библейский закон всегда на пользу набожных и относится строго с беззаконными. Как писал Валлер о законе, касающимся преступного сына: “Определенно такой указ, если его провести, был бы высшей защитой страны против беззаконных и распутных личностей, и избавил бы ее от очень большого элемента опасных классов.”[49] Седьмое, формальные обвинения против сына представляют особый интерес. Мы отметили фундаментальную атаку против власти, охваченную словами “упрямый и бунтовный.” Согласно Валлеру, “Древнееврейские слова вошли в пословицу как худшую форму упрека.”[50] “Мот и пьяница” (ср. Прит. 23:20-22, где сохраняется тот же смысл) прибавляются к изображению бунтовного, антисоциального и неисправимого преступника. Талмуд, через свою повторную интерпретацию каждого термина, сделал закон виртуально неприменимым ни для кого. Закон в своем обобщении рисует неисправимого преступника, чье общее поведение потверждает его беззаконную природу. Непоправимый характер сына устанавливает между прочим это: преступный и бунтовный сын отверг свое наследство веры и закона; в своем крайнем значении этот бунт против его духовного наследства на самом деле бунт против жизни. Отсюда и приговор к смерти. У него не слабый характер, он у него сильный, но это характер, посвященный злу. Семья – земная колыбель жизни, а набожная семья дает в наследство жизнь. Отказаться от этого наследства значит в конечном счете отказаться от жизни. Не каждый бунтовный сын доходит так далеко в своем бунте, но принцип его бунта еще остается в отказе от его наследства в полном смысле этого слова. Восьмое, как мы уже увидели, закон это форма войны. Через закон некоторые действия отменяются, а лица, совершившие эти действия или экзекутируются, или приводятся в соответствии с законом. Таким образом закон защищает известный класс подчиняющихся закону, и каждый правовой порядок на самом деле помогает людям закона. Если закон не успевает провести в жизнь эту защиту, он с временем разрушает самого себя. Неуспех закона экзекутировать неисправимых и профессиональных преступников создает множество социальных кризисов и нарастающим темпов ведет к анархию. В Лос-Анжелесе, Калифорния, в 1968 году например использование каток-горок в городских парках маленькими детьми стало трудным. Молодые хулиганы спрятали разбитые бутылки в песке под катками острым краем вверх. Юнные хулиганы замешались в так много других деятельностей, что создавшееся положение вышло изпод эффективного контроля полиции. И опять:
Виртуально в каждой области преступной деятельности неисправимые преступники и профессиональные гангстеры быстро приобретают все большую ударную мощ. Они превосходят численно полицию и представляют огромную армию из самоотверженных правонарушителей. Суды, делая их осуждение трудным, на самом деле помогают преступлению и ведут войну с уважающими закон. Государственное образование и государственное вмешательство в жизни семьи ведет последовательно к разрушению семьи. Это не удивительно, поскольку принцип авторитета в семьи ставится на карте. Семья не только первая окружающая среда ребенка, она тоже его первая школа, где он получает свое основное образование; его первая церковь, где он осваивает свои первые уроки, касающие Бога и жизни; его первое государство, где он учит элементы закона и порядка и подчиняется им; и его первое занятие, где ребенку дается работа, и ответственности, связанные с ней. Существенна часть мира для маленького ребенка это семья, в частности его отец и мать. Мередит умело обобщает вопрос: “В глаза маленького ребенка родитель стоит на месте Самого Бога! Потому что для ребенка родитель исполняет роли снабжающего, защитнка, любящего, учителя и законодателя.”[52] Вот поэтому теологи уже веками учат подчинению гражданским магистратам и всем должным образом созданным властям, под заглавием пятой заповеди. Легко можно увидеть как глубоко отражается каждый авторитет в авторитете родителей. Разрушение положения и авторитета семьи, это разрушение целого общества и введение анархии. Но введение анархии точно то, что преследует систематическая атака против семьи. Студенческая революция 1960-го года основывалась на анархизме. Например Йорг Имендорф, 23 года, из Германии, призывал к революции, а не к реформации, потому что “вы не можете улучшить тряпье – значит революция есть единственный ответ.” Необходимо “Стартовать с нуля,” с одним только стандартом: “сама жизнь.” Энтони Дукворт, 21, из Англи, заявляет что “В Оксфорде и Кембридже молодые преподаватели хотят вести политику администрации, решать насчет учебников и лекций, распределении зал и кормлении. Они хотят принять этот груз.” Более того, согласно Джону Д. Рокфеллеру III, 62: “Вместо того, чтобы заботиться как подавить революцию молодых, мы из старой генерации должны беспокоится как поддержать ее.” Этот юношеский “идеализм” заслуживает поддержку и содействие, согласно Рокфеллеру.[53] Но что это такое, которое Рокфеллер призывает нас поддержать е принять? Первое, студенческая и юношеская революция имеет неморальную предпосылку, т.е. утверждение, что молодежь имет “право” контролировать и управлять собственностью других людей. Если университет принадлежит государству, церкви или частной корпорации, студент может получить там образование по условия учебы. Он свободен создавать свои собственные институции, однако, как студент или преподаватель, он в этой школе на условиях, поставленных теми, чьи права на собственность управляют школой. Студенты жалуются от “насилия,” однако их движения между самыми насильственными в ихнем веке. Ребенок не имеет право руководить своими родителями, студенты – их школы, ни рабочие своего работодателя. Второе, цель студенческой революции просто неморальная власть, а не “идеалистские” надежды. Сделать “самую жизнь” нормой, значит сказать, что нет никакой нормы, кроме анархии. Требовать “старть с нуля” значит призывать к разрушению всего закона и порядка, чтобы анархист смог заграбить то, что принадлежит настоящему собственнику. Третье, этот анархизм неизбежный среди генерации студентов, которых не учили ни подчинению родителям и всяким регулярным властям, ни почтению к тем, кто заслуживает почтение. Пусть процитируем Мередита снова:
Родитель представляет Бога, потому что он представляет Божий порядок. Судьи в законе указываются как “боги,” подобно пророкам (Исх. 21:6; 22:8; I Цар. 28:13; Пс. 81:1,6; Иоан. 10:35). Из-за того, что родители представляют Божий правовой порядок, они должны с одной стороны подчиняться этому правовому порядку, а с другой стороны надо подчиняться им как представителям того царства. В Исх. 21:6 версия короля Джеймса гласит: судьи, там где древнееврейский текст гласит Elohim, боги; то же самое и с Исх. 22:8: American Revised Version (ARV) и Masoretic Text Version (MTV) гласят “Бог” с замечанием “судьи.” В I Цар. 28:13 волшебница из Аэндора увидев Самуила, восклицает: “Я увидела богов, выходящих из земли,” или в ARV “Я вижу бога, поднимающегося с земли.” Ясно имеется ввиду пророк. В Пс. 81:1,6 гражданские власти относятся к “богам,” использование этого слова потверждается Иисусом Христом (Иоан. 10:35). По этой причине, потому что все надлежащие власти представляют Божьего правового порядка, пятая заповедь часто связывается с первой таблицей закона, т.е. с этими, относящимися к нашим обязаностям к Богу, в отличии от второй таблицы с заповедями, относящимися к нашим обязаностям к нашему ближнему. Есть основание для такого деления на две таблицы, хотя нельзя так сильно настаивать на нем, поскольку оно немножко искуственно, потому что все заповеди относятся к нашим обязаностям к Богу. Калвин рассматривает причисление этой заповеди к первой таблице как глупое.[55] Любопытно, что он пытается использовать Рим. 13:9 в пользу этой позиции, ровно как и Мат. 19:19, но эти отрывки не убедительные по этому вопросу. Более подходят различные законы, рассмотренные заранее, которые связывают подчинение родителям с соблюдением субботы и с избежанием идолопоклонства (ср. Лев. 19:1-4). Но вернемся к более важному пункту, вопрос о подчинении: обычно гуманистская мысл поддерживает, что беспрекословное и точное подчинение, требуемое законом от детей, разрушительное для сознания. Свободная личность, утверждают они, продукт бунта, непрерывного противопоставления авторитетам, и настоящее образование должно стимулировать детей и юношей ломать авторитеты и отрицать их претензии. “Культура” современных юношей это требование моментальной реализации, комбинированной с открытым неповиновением власти. Росс Шнайдер в книге Млодые люди и их культура пишет, что “молодые люди нашего времени убежденные, что они предопределенные быть правыми сейчас. И во всей возможной полноте для них в периоде их развития.”[56] Это требование моментальной реализации характерное для инфантилизма. Грудной ребенок плачет, когда голоден и освобождает свой пузыр и свои кишки на волю. Он плачет с бессилия и гнева, когда удовлетворение не моментальное. Неудивительно, что поколение, воспитанное снисходительно, имеет большую склонность к разрушительному и революционному гневу, часто сопровожденный ликующим уринированием и дефекацией на общественных местах, а меньшую склонность к дисциплинированному труду и учебу. Сущность революционного сознания это требование моментальной утопии, моментального удовлетворения, и разрушительный, ребяческий гнев против всякого порядка, который не успевает принести его. Фрейд выковал термины оральные и анальные личности; эти термины не относятся к всякому зрелому возрасту или к зрелым людям; они умелое описание противоречивой личности ребяческого и снисходительного возраста и его людей. Однако корен идет еще глубже. Джон Локк сформулировал безосновательную психологию гуманистской веры с ее ясной табличной концепцией. Настоящее образование, твердил он, требует чисто вымести сознания от всех предвзятых понятий, присущих обучению родителями, религией и обществом. В смысле концепции и психологии Локка образование должно быть революционным. Прибавьте к этому естественного человека Руссо, и все предвзятые понятия, все формы наследства прошлого, становятся цепью, которую надо разорвать. Маркс и Фрейд извлекают логические заключения из философии Локка, Руссо и Дарвина. Дарвин своей эволюционной верой сводит все в прошлом к более нискому и более примитивному уровню и таким образом оправдывает требование о чистом выметании, о революции. Эта ненависть к дисциплине и подчинению вторгается в почти все области старания в двадцатом веке. В искустве способность овладеть умениями и использовать их в рисовании и черчении пренебрегается за счет “спонтанного” и “безсознательного” выражения, которому нехватает разума и формы. В религии опыт берет верх над доктринами или заменяет их. В политике власть идет снизу, с самых ниских уровнях и “харизматический” лидер на самом деле демагог, который умеет лучше всех угодить массам. В музыке ценится выше всего необученный эмоционализм и т.д. Враждебность к подчинению и дисциплине всеобщая и глубокая. Однако лучше функционирует подчиняющийся и дисциплинированный разум. Ребенок, который приучен к подчинению, не раболепный юноша, а свободный человек. Благодаря обучению в подчинении он лучше может командовать собой и лучше может руководить на своем поле деятельности. Более старый гуманизм, из-за того что он развивался в контексте христианской дисциплине, мог производит дисциплинированный разум. Монтен (р. 1533), давая советы о воспитании ребенка, говорил без никакого намека о новшестве, когда описывал хорошее обучение его дней:
Так как в дни Монтена ребенка не отнимали от груди так быстро, как в наше время, нет причины сомневаться в постановке Монтена. В пуританской Америке детей учили читать их матери в возрасте между двух и четырех лет. Ван ден Берг цитирует два примера о зрелых детях эры Монтена и позднее. Они заслуживают цитирования некоторыми деталями:
Мы должны допустить, что Д’Обин и Паскаль были замечательными людьми и дети-чудо. Но надо добавить, что в музыке, науке и в многих других областей, дети-чудо были далеко более обычайные, чем теперь. Мы должны тоже признать, что тогда интелектуальный уровень был довольно высоким даже среди обыкновенных людей. Уровень проповедования достаточное свидетельство этому. Способность членов церквы слушать растянутые поучения иногда два часа, возпроизводить верно все тридцать или сорок пунктов позднее через неделю, и обсуждать и разбирать их, все это хорошо документированное. Не было нехватки беззакония в этой эре, но был тоже и высокий порядок дисциплины, и эта дисциплина способствовала использованию ума. Люди, которые в ранных веках христианской эры, и во время Реформации и позднее установили основания Западной цивилизации и свободы, были люди веры и дисциплины, люди обученные в академии повиновения. Набожное отношение к власти и авторитету как надлежащим образом установленные и распоряженные Богом, одно из требований Святого писания. Например Исх. 22:28 объявляет: “Судей не злослов, и начальника в народе твоем не поноси.” И снова ARV переводит “судьи” как “Бог” и указывает в заметке “судьи.” Калвин отмечает о том же отрывке, как и о Лев. 19:32; Втор. 16:18 и 20:9: “в Пятой заповеди заключаются по синекдохе все превосходства авторитета.”[59]
Что такое повиновение не представляет одобрение зла или подчинение ему, отлично явствует из истории Новозаветных пророков и из истории церквы. Скорее всего набожное повиновение лучшая основа для сопротивления злу, тем что оно осуществляется главным образом в смысле высшего повиновения Богу, и поэтому человек в повиновении независим, а сопротивляясь тиранам остается подчиненным высшему авторитету Бога. Однако в одном пункте первая фраза второго параграфа свыше комментарий Калвина отражает не библейскую, а римскую мысль, когда он сравняет правителей с родителями и приписывает им родительский авторитет. То, что общее между родителями, правителями, учителями и хозяинами, не родительство, а власть. Приписывать правителям и государству родительскую власть, это серьезная ошибка. Родители представляют авторитет Бога перед ребенком; гражданские магистраты или правители представляют авторитет Бога в смысле гражданского правового порядка перед гражданами; общее у них, у родителей и у правителей, это власть, а не родительство, и даже что касается власти, она разных видов. Римское право обожествляло государство и на самом деле превращало государство и его правителя в бога для народа, а людей в детей этого бога. Император был отцом в своей страны и это было серьезным аспектом гражданской теологии. Скучные классические познания ученых Средневековия и Реформации часто сбивали их с пути. Стих, который время от времени цитируется как доказательство о родительской роли государства это Ис. 49:23. Однако этот стих относится к остаткам Израиля, которых надо было восстановить в Иерусалиме, и снова основать государство под защитой других государств, которые и будут как “питатели-отцы.” Касается о восстановлении еврейской общности под руководством Неемии и под защитой Медо-Персидской империи. Эти обороти речи не имеют ничего общего с родительской роли государство, а всецело относятся к высшей защитной роли большой империи для небольшого гражданского порядка, который устанавливается снова. Первичный и основной авторитет Божьего правового порядка это семья. Все другие надлежащие авторитеты также представляют Божий правовой порядок, но в различных областях. Если дети не подчиняются родителям, они не будут чтить никакого другого авторитета и не будут повиноваться ему. Поэтому закон говорит о ключевом авторитете, от которого зависит сохранится ли социальный порядок или провалится. Основным для авторитета в каждой области является представление Божьего правового порядка. Следовательно, государство устанавливается с целью осуществлять Божьего правосудия. Согласно Втор. 16:18-20:
Было бы смешно ставить отцовство как цель этого закона: его цель это гражданское правосудие. Основным для устанавливания этого правосудия является авторитет. И пятая заповедь, которая говорит о родителях, и все распоряженные Богом власти, все это устанавливание прежде всего Божий авторитет. Бог знает в конце концов, что родители и правители, священники, учители и хозяева, грешные. Бог не интересуется в установлении грешников; изгнание из рая и постоянное осуждение в истории красноречивое доказательство этому. Но путь Божий, чтобы снять грешников и установить Его правовой порядок, это взыскивать повиновение властям. Это повиновение прежде всего Богу и часть устанавливания Божьего порядка. Грех ведет к революционной анархии; набожное повиновение ведет к набожному порядку. Римляне покорили Юдею, однако позднее, когда христианство покорило Рим, они сказали об этой библейской вере еврейского происхождения “Victi victoribus leges dederunt” (Покоренные дали свои законы покорителям).[61] Право поздней Римской империи и христианского Запада сильно изменились под влиянием библейского права, и основным для этого изменения является семейное право. Основная христианская правовая реформа произведена Юстинианом и его императрицей Теодорой в шестом веке. Цимерман обобщил основные христианские реформы, касающие сексуальности и семьи. Первое, “только хетеросексуальные отношения в браке стали общественно приемлемыми.” Все сексуальные отношения, различные от нормальных брачных отношений, теперь были незаконными и грешными. Второе, эта классификация всех других форм сексуальности как “вызывающими возражений” была “применима ко всем социальным классам” без различия. Семья стала нормальным и законным образом жизни для всех. Предисловие к этой части Novellae code гласит:
Третье, запрещенные виды сексуальности сделались наказуемыми законом, особенно формы коммерсиализированного секса. Четвертое, а Цимерман говорит “основное,” это что “договоры, предвидящие несемейные сексуальные деятельности как вознаграждение за поддержку или как подарки объявляются незаконными.” Между прочим сожительство потеряло свой правовой статус. Пятое, эти правовые шаги были “часть более обширного движения сделать семью определенным общественным образом жизни и статусом.” Результатом этого законодательства было изменение направления цивилизации. Это было сотворение “семейной системы, которая подходила бы лучше планиранному величию.” Авторы никогда не имели ввиду совершенного человека. Они искали способ вовлечь среднего человека в общественную систему, которая могла бы статъ определенной очень цивилизованной мировой единицей.[62] Эффект этого законодательства был огромным. Две важные области изменений были наследство и собственность.Наследственные законы теперь руководились семейными соображениями, при этом законной супруге и ее детям давался статус, каким не имели сожителька или любовница и их дети. Ограничение наследства в рамках законной семьи сделало семью значущим агентом и силой в отношении собственности. Семья теперь была что-то далеко больше, чем основная единица общества: она была по существу общественной системой. Однако это была общественная система без выставляющих в смешном виде и неморальных энергий семейных систем богослужения предков. У богослужения предков семья обвязывалась с прошлым и была враждебной будущему. У христианской семейной системы, Мойсеевый закон, интерпретированный в смысле новозаветных правил, касающих семью, перспективой является христианское будущее, царство Божие и его требования на сегодня и завтра. Без авторитета семьи общество идет быстро к социальной анархии. Источник семейного авторитета Бог, непосредственный носитель авторитета отец или супруг (I Кор. 11:1-15). Отказ отца своего авторитета или отрицание его власти ведет к социальной анархии, описанной в Ис. 3:12. Женщины управлят мужчинами; тогда дети получают чрезмерную свободу и мощь и становятся угнетателями своих родителей; кастрированные правители в таком социальном порядке сбивают народ с пути и разрушают здание общества. Крайный результат это социальное крушение и плен (Ис. 3:16-26), и ситуация опасности и гибели для женщин, время “упреков” или “немилости,” в котором когда-то независимые и феминистские женщины становятся покорными в своей гордости и ищут защиту и безопасности у мужчины. Правда, семь женщин, говорит Исаия, ищут среди развалин одного мужчину, каждая просящая брак и готовые самы содержать себя, только бы он снял с них немилость и стыд, которые заливают одинокую и беззащитную женщину (Ис. 4:1).[63] Исаия ясно видел, что отсуствие мужского авторитета причиняет социальный хаос. Мужчина, как голова семьи, необходимый принцип порядка, а также и патрон порядка. Владычество Божий принцип для человека над природой (Быт. 1:28), и для мужского в лице супруга и отца в семьи (I Кор. 11:1-15). Владычество как мужская природа и прерогатив надо искать в мире животных как часть Божьего творческого распоряжения. У животных, как указывает Ардрей, есть первенство владычества перед сексуальными и другими стимулами. “Придет время, когда самец потеряет весь интерес к сексу, но он еще будет бороться для своего статуса.” На самом деле, “владычество у социальных животных универсальный инстинкт, независимый от сексуальности."[64] Этот мужской инстинкт о владычестве раскрывается у животных тремя способами: первый, по територии, т.е. инстинкт собственности и преследования; второй, в статусе, стимул установить владычество в смысле ранга; и третий, выживание, и порядок как средство к выживанию. Это верно для животных среди природы; животные в зоопарках, будучи в благополучном обществе, более поглощенные сексуальностью.[65] У самца владычество ведет к повышенной сексуальной потентности и долговечности.[66] Более того, “Любопытно, что большинство из инстинктов порядка мужского рода.”[67] Женские инстинкты, социальный и матерный, они личные и поэтому в известном смысле анархистские. Эти характеристики верные тоже и о человеческой жизни. Женщина становится поглощенной проблемами закона и порядка личным путем, т.е. когда ее семья и безопасность ее семьи угрожаются разложением. Муж будет заниматься проблемами общества независимо от кризисных условий; женщина начнет беспокоиться, когда общественное разложение получит личное значение, и тогда ее беспокойство великое. Мужской и женская нуждаются друг друга, и набожный порядок означает брак, союз мужчины и женщины под Богом и за Его славу и служение Ему. Один без другого или в презрении и разногласии одного с другим, особое значение мужчины и женщины становится односторонным. Может быть примером этого, при этом крайный, почти на грани карикатуры, могут служит Генри VIII Английский и королева Катерина. Катерина более чем сэр Томас Мор заслужила стать католической святой тех дней. Мор был с начала до конца гуманистом; Катерина была набожной женщиной с сильной верой и смелостью. Дочь великой королевы Изабеллы Испанской, она властвовала вместе со своей сестрой, ошибочно прозванной Хуаной Безумной из-за ее почти невероятной погруженности в мысли чисто личного аспекта проблем. В результате ее развращений отец Фердинанд, кого Катерина любила слепо, был способным использовать Катерину как залог для испанской мощи, почти до уничтожения Англии. (Фердинанд убил супруга Хуаны и узурпировал ее трон; он не имел никаких задержек чтобы извлекать выгоду из любого родственника). Катерина была в одинаковой степени слепой в делах со своим супругом Генри, где решались более чем личные проблемы.[68] На Генри VIII с другой стороны, нельзя смотреть в чисто личном (и только о женщинах) смысле, как о таком, охваченным только своими вожделениями. Конечно Генри был грешником здесь, но его основным мотивом было желание сохранить королевство от анархии, приобретая мужского наследника. До восхождения его отца на трон Англия долго раздиралась и опустошалась кровавой и непрестанно подновляемой войной за наследие.[69] Основная забота Генри была сохранить порядок средствами обеспеченного и сильного династического наследия, что для него лично означало мужской наследник. Это было главное моральное соображение для Генри, пока для Катерины главное моральное соображение были личные отношения. Генри показывал все события в свете своего принципа и оправдывал этим каждый свой шаг. Талантливый и интелигентный человек, он был тоже незрелым и самодовольным.[70] Но не он один рассматривал ситуации в Англии и свою собственную в смысле неличной проблемы порядка и наследия. Оба Лютер и Меланктон были готовы позаботиться об ответе на помолвке Генри в законном двуженстве, и папа Климент VII внушал что-то подобное. Делались попытки извинить обоих тем, что их заслуги к попытках Генри были небольшими; какимы бы не были их основания, эти религиозные лидеры сделали подсказку. Все как люди были затронуты политической сценой и проблемами английского порядка, как противостоящие чисто личному проблему закона и порядка между Катериной и Генри. Этот эпизод в острой и крайней форме раскрывает различные природы мужчины и женщины. Но мужчины, замешанные в этой грустной истории по меньшей мере заботились о некотором порядке, даже неморальном в те времена. Сегодня мужчины, массово отказываясь от своей мужественности, меньше заботятся о порядке, а больше о удовлетворении. В результате женщины, из-за того, что ихняя и их детей безопасность поставлена на карте, становятся вовлеченными в проблему социального упадка, выраженного законом и порядком. Таким образом социальные и политические действия становятся угнетающей женщин заботой. Их забота почеркивает упадок общества и провал мужчин. Когда женщины заботятся о своей защите, это обычно означает, что или ужасный внешный захватчик угрожает общество, или иначе в самом общественном порядке мужчины перестали действовать как мужчины. В таком случае развивается матриархальная власть как заместитель нормального правового порядка. Следовательно матриархальное общество это упадочное и разрушенное общество. Сильно матриархальный характер жизни американских негров результат морального провала негритянских мужчин, их неуспех быть ответственными, содержать семью, или иметь авторитет. То же самое верно об американских индейских племенах, которые сегодня тоже матриархальные. В таких обществах женщины приносят значительную часть семейного дохода, потому что моральное упущение мужчин делает это необходимым. Элемент сильного снисхождения преобладает при обучении детей и моральный провал мужского рода передается следующему поколению. Та же самая тенденция к матриархальному обществу наяву в Западной культуре сегодня. Надо подчеркнуть, что обратно популярному мнению, матриархальное общество не такое общество, в котором управляют женщины, а скорее всего общество, в котором мужчины не успевают упражнять свое владычество, так что женщины сталкиваются с двойной ответственностью. Они должны делать свою собственную работу, а кроме того работают, чтобы отсрочить анархию, создаваемую моральным провалом мужчин. В матриархальном обществе женщины перегруженные, а не повышенные в ранге, они наказанные, а не вознагражденные. Мэтю Сорин подчеркнул принципы христианского семейного порядка в 1840 году:
Утверждения Сорина цитируются не потому что они замечательные или необычайно хорошо интерпретируют Святое писание, а потому что они отражают веру и практику христианской Америки того времени. Как отмечает Боуд:
Именно против семейного порядка, описанного Сориным, направлена революционная деятельность. Снисходительность сталкивается прямо с родительским авторитетом, и как в доме, так и в школе, это революционная концепция. Преобладание снисходительности мешает росту самодисциплины. Отсуствие самодисциплины рассматривается многими как причина настоящей молодежной преступности. Эта преступность проистекает из “отсуствия самодисциплины, а степень эгоизма невероятная для взрослых, которые самы уважают права других и думают о них прежде чем действовать.” Блейн добавляет:
Отсуствие самодисциплины ведет к самомнению. Не имея других авторитетных критериев для суждения, чем своих собственных, снисходительно воспитанный юноша не имеет действительных критериев и для самооценки. В другие времена молодежи до двадцати лет считались уже взрослыми, а двадцати и тридцатилетные были уже деловыми людьми. Молодость мужчин в Конституциональной конвенции США доказательство о ранней зрелости и ранней способности к дисциплинированному действию и прогресса людей того времени. Но эта зрелость шла рука в руке с ответственностью и независимостью, самоиздержкой и самодисциплиной: Это было естественное и единное целое. Снисходительно воспитанный юноша требует: “Слушайте нас,” и претендует о зрелости на основании физического роста, без никакой сопровождающей зрелости ума и действия.[74] Результат это самомнение на основе гуманистского стандарта быть человеческим существом, личностью. Эта радикальная внутренняя незрелость ведет к молодежной преступности, преступности взрослых, высокому уровню разводов и незаконнорожденных.[75] Как мы уже показали, это самомнение человека как человек, разрушает все стандарты, кроме этого о человечности. Поэтому, когда молодые студенты посетили Советский союз, они не успели увидеть существенную природу этого порядка, потому что не имели никакого критерия для суждения, кроме гуманизма. Они заключили:
Это “открытие” могло быть сделанно и без поездки в Советский союз! Однако, когда единственный стандарт человек, тогда если другие оказываются тоже люди, друзья – члены человечества, тогда совместное существование моральная необходимость. Нет никакой мысли о моральном характере людей, потому что никакой закон вне человека не признается. Например, один важный выпуск журнала Liberation наносит удары направо и налево против всех “незаконных властей,” т.е. всякой концепции о трансцендентальном законе. Совсем правильно, авторы видят как враг каждую концепцию о законе, за которой скрывается в засаде Бог. Неморальной для них является “дегуманизация,” вся и все, которое ограничивает человека. Так как согласно этой гуманистской концепции каждый человек сам себе суверен и закон, Пол Гудман задает вопрос “Может быть ‘суверенность’ и ‘закон’ в каком-то американском смысле уже демодированные концепции?”[77] Этот анархизм зашел так далеко, что “один американский военный суд постановил, что добросовестное возражение является действительной защитой по обвинению в отсуствии без разрешения.” В случае реч шла о том, который заряжал топливом реактивных самолетов и который “отсуствовал от своего поста без разрешения 41 день.”[78] Этот анархизм черта и старых и молодых: молодые только продвигают анархизм своих дней на шаг дальше. Примером об абсурдном анархизме родителей может служит случай с женщиной, определенной от своего супруга в течении шести лет, которая все еще хотела праздновать серебрянную свадьбу большой вечеринкой.[79] Этот анархизм разъедает семью и ее авторитет во всех возрастах. Он разжалует отца до чего-то несущественного, и дает матери невыносимую нагрузку, быть семьей для детей. Охват этого исчезновения отца и личного сложения его полномочий легко иллюстрировать. Пока когда-то при разводе отец обычно принимал на себя опеку детей, как источник авторитета в семьи, сегодня только шесть штатов: Аляска, Джорджия, Луизиана, Северная Каролина, Оклахома и Тексас, “продолжают объявлять отца предпочитанным естественным защитником.”[80] Даже дальше идет Израильский закон, который отказывает еврейскую национальность каждому, чья мать не еврейка, потому что по этому закону дети определяются по матери, а не по отцу.[81] Все это эрозия, и она совсем реальная. Но существует также и правовой штурм. Из внутри церквы происходит требование о “подлинном плурализме сексуального поведения,” который, говорят нам, “будет осуществляться в двух главных областях.” Первая, произойдет “растаяние концепции, что сексуальность и брак ненарушимо и исключительно связанные один с другим.”[82] Вторая, произойдет
Однако это очень слабое, в сравнении с мнением шведского доктора, который хочет не только равные законные права, но и специальных правовых субсидий для тех, кто практикует кровосмешение, ексхибиционизм, педофилию, салироманию, алголагнию, гомосексуализм, екопофилию и других сексуальных отклонений.[84] Система Улерстама враждебная христианскому правовому порядку и жестоко поранила бы христианского брачного закона. Вне этих теоретических предложений, правовые поступки уже достаточно серьезные. В стране за страной есть сдвиги к узаконению гомосексуальных связей; законы против гомосексуализма широко отменяются, так что существует молчаливое законное признание. Другим перверзиям тоже позволяется существовать без преследования судебным порядком. Законные защиты семьи все более отпадают, так что снова общество находится под угрозой анархии антисемейного государства и его узаконенного беззакония. Во имя равных прав женщины разодетые от защиты семьи и им не дается никакого другого места, кроме перверзной конкуренции на сексуальном рынке, на котором все более скандалы, перверзии, отклонения и агрессивность заказывают музыку. Женщины, выигрывают от равных прав, это только эти, которые категорически враждебные христианскому закону. Закон надо припомнить, это война против того, которое определяется как зло, и защита того, которое считается добрым. В развивающейся правовой структуре гуманизма война безоговорочно ведется против родителей и семьи как зло, а защита простирается над извращенными и закононарушителями, так как принимается что их “права” нуждаются в защите.[85] Не случайно, что Иисус Христос, второе лицо Троицы, тоже был членом человеческой семьи. Воплощение было реальностью, и основным для этой реальности было рождение Иисуса в еврейской семье и как наследник царственной линии. Христос родился в выполнении пророчества и по условиям законов, основных для семьи. Некоторые аспекты этого факта явствуют непосредственно. Первое, Иисус Христос родился как наследник трона Давида и в выполнении обещания, касающего будущего значения этого трона. В II Цар. 7:12 Бог объявляет Давиду, “Когда же исполнятся дни твои и ты почиешь с отцами твоими, то Я восставлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих, и упрочу царство его.” Это обещание чествуется в Псалме 88 и Псалме 131. Это царство Месии или Христа “Его царство” (II Цар. 7:12) и определяется по Его условиям. Второе, царство Христово это восстановление авторитета, закона и порядка. Как обещано в Исаие верующему, “И опять буду поставлять тебе судей, как прежде, и советников, как в начале; тогда будут говорить о тебе и город правды, столица верная” (Ис. 1:26). Так как судьи или власти установились на Синае, или как результат Синая, так и закон Божий установится снова как результат нового Синая, Голготы, более великим Мойсеем, Иисусом Христом. Согласно этому, о Месии говорится как о том, в ком и под кем закон и порядок приведутся в исполнении. Он “Чудный Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Княз мира. Умножению владычества Его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве Его, чтобы Ему утвердит его и укрепит его судом и правдою отныне и до века” (Ис. 9:6,7). Нам рассказывают тоже об этой отрасли рода Иесеева, которая “будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине, и жезлом усы Своих поразит землю” (Ис. 11:4). Он приходит, чтобы принести правду и “чтобы убить нечестивого” (Ис. 11:4), восстановить рай, так что, фигуративно говоря, “волк будет жить вместе с ягненком” (Ис. 11:6,9), а земля восстановится для большего плодородия и благословения: “Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая, и расцветет как нарцисс” (Ис. 35:1).[86] Третье, царство Христа не ограничивается, как Давидово Ханааном: оно охватывает землю. Христос говорит Своим ученикам: “Блаженные кроткие, ибо они наследуют землю” (Матл 5:5). Святой Павел говорил: “Ибо не законом даровано Аврааму, или семени его, обетование – быть наследником мира, по праведностью веры” (Рим. 4:13). Эта важная декларация означает, согласно Ходжу:
Вторая половина стиха, как указывает Мурей, дискутируя Рим. 4:13 в связи с 4:16,17, выясняет значение закона и веры в отношении наследников. Настоящие наследники, которые через веру:
Настоящие наследники Авраама определяются не кровью или по закону, это те, которые разделяют веру Авраама. Они получают свое наследство от Царя, Иисуса Христа. “Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники” (Гал. 3:29).[89] Некоторые пытаются отречь царство Христово на земле, цитируя Иоан. 18:36: “Царство Мое не от мира сего…” Немного стихов интерпретировались более неправильно. Как отмечал Весткот, “ведь он прокламировал суверенитет, суверенитет, чьей ключ и источник были не на земле, а на небесах.”[90] Царство Мое не от мира сего” – означает, что “оно не извлекает свой происход или свою поддержку от земных источников.”[91] Другими словами, царство Христово не происходит от этого мира, потому что оно от Бога и над миром. Четвертое, Христос своим девственным рождением был новым сотворением, новым Адамом: подобно Адаму он был чудом, сотворенным прямо Богом, но в отличии от Адама, который не имел никакую связ с более ранным человечеством, Христос был связанным со старым человечеством через свое рождение от Марии. Святой Лука цитирует обоих, Адама и Иисуса, как “Сын Божий” (Лук. 1:34,35; 3:38). Христос следовательно “второй человек” или “последний Адам” (I Кор. 15:45-47), первоисточник нового человечества. Своим рождением от Бога и от Девы Марии, Иисус Христос голова новой расы, как новый Адам, чтобы дать земли новое семя, которую вытеснить старую Адамову расу.[92] Первый Адам был соблазнен в рае и пропал. Новый Адам искушали в Адамовой пустыне, и он начал восстановление рая: Он “… был со зверями и Ангелы служили Ему (Мар. 1:13). Общность была восстановлена “вторым человеком” с ангелами небесными и земными животными. Как настоящий Адам он упражнял владычество (Быт. 1:28), а как Владетель земли он объявил Свой закон на горе, потверждая закон, который он дал заранее через Мойсея (Мат. 5:1-7; 29). В древном мире цар был законодателем, а законодатель был таким образом или царьем, или агентом царя, как в случае Мойсея. Иисус, декларируя в Проповеди на Горе “Я говорю вам,” объявил себя Царем, и Своим Великим Предписанием, ясно показал, что Его царство над всей земле (Мат. 28:18-19).[93] Пятое, Иисус Христос, как Царь земли, имеет право владычества. Это значит, что он атакует и свергает всех этих, которые отрицают Его владычество. Как объявил Бог, “Низложу, низложу, низложу, - и его не будет, доколе не придет Тот, кому принадлежит он, и Я дам Ему” (Иез. 21:27). Это низложение Его врагов продолжается и сегодня (Евр. 12:25-29). Шестое, Иисус Христос родился под законом и в законе, чтобы выполнить закон. Это выполнение он начал со своего рождения, своим членством в Святой семьи, где как послушный сын он соблюдал пятую заповедь во все Свои дни. Как законный наследник царского трона Он выразил претензию к данному Богом обещанию, а как законный царь земли Он осуществляет процесс лишения от владении всех ложных наследников и всех врагов, узурпировавших Его владение. Седьмое, Иисус Христос повиновался семейному закону. Как послушный сын он позаботился о своей матери с креста. Он дал Иоанна Марии как ее нового сына, чтобы он заботился о ней. Однако новый “сын”, которого Христос дал Марии, был в смысле семьи по вере (Иоан. 19:25-27), так что Христос показал, что настоящее наследование (потому что наследник наследует ответственность) происходит через веру больше, чем через кровь. Этот принцип он объявил раньше в отношении к своей матери и к своим братьям. Когда их сомнения привели их в боязнь относительно Его призвания, Он объявил, что Его настоящая семья “те, кто исполнит волю Моего Отца” (Мат. 12:50). Таким образом Он не отделял себя от Своей ответственности к Своей матери, и забота о ней занимала Его в смертный час. В Святой семье, следовательно, библейский закон о семье ясно иллюстрирован примерами. Специально Своим наследием Иисус Христос демонстрировал ответственность наследника. Как наследник семьи Он исполнил Свои семейные ответственности; как наследник трона Он исполнил Свои царские обязанности; как наследник расового покрова как второй Адам, Он исполнил Свои обязанности к расе. Таким образом Он показал, что наследство это ответственность. 9. Ограничение человеческой власти Проблема о власти основная для каждого и для любого общества. Если его доктрине о власти разрушительная, общество крушится, или поддерживается только тотальным терором. Стало банальным со стороны ученых избегать факт, что власть это религиозная материя; бог или крайная власть каждой системы это и власть и законодатель этой системы. Айверах, рядом с гуманистским уклонением от природы власти, начинал свой анализ заявляя что “Слово ‘власть,’ как оно используется в обычайном языке, всегда подразумевает известную дозу насилия. Самое обычайное значение это что власть должна приводить к повиновению силой.”[94] Это определенно верно, насколько так и происходит, но оно ложное из-за неправильного направления ударения. Это все равно определять человека как существо, которое в большой степени без волос, имеет большой палец и ходит в вертикальном положении; технически это определение правильно; практически оно не говорит нам ничего, и избегает центральные факты относительно человека. Айверах признает это ограничение, и поэтому он шаг за шагом приводит аргументы, что “Всякая власть таким образом является крайней Божественной властью. Это верно, независимо с какой точки зрения мы смотрим на мир: с теистической или с пантеистической."[95] Если отправной пункт для всякой власти религиозный, тогда и отправной пункт для всякой дискусии о власти тоже должен быть религиозным. Бог не крайнее звено власти, а альфа и омега всякой власти. Вся власть по существу религиозная власть; природа власти зависит от природы религии. Если религия библейская, тогда власть по всем пунктам непосредственная или посредственная власть триединого Бога. Если религия гуманистская, тогда власть везде несомненно и безоговорочно это независимое сознание человека. Люди или повинуются власти на религиозной основе, или они не повинуются ей на религиозной основе. Адам и Ева были не менее религиозные в своем неповиновении, чем в своем повиновении. Когда они приняли, что человек независим и имеет свободу определять чем должен быть закон, они приняли моральное и религиозное решение, и они действовали в повиновении своим новым религиозным предпосылкам. Неповиновение существующей власти означает, что имеется ввиду новая власть! Неуважение или неповиновение это открытое религиозное неподчинение данной власти; это отрицание этой власти во имя другой. Когда ребенок открыто не подчиняется своему родителю, говоря “Я не желаю, и не буду делать это,” он замещает родительскую и религиозную власть своим собственным желанием; он противопоставляет свое собственное требование о самостоятельности и моральной независимости против претензии Бога в его слове и своих родителей в их лице. Если ребенок повинуется только от страха, это все еще религиозное повиновение, для которого власть, или наказание есть религиозная движущая сила в его жизни. Религии меняются, но факт, что власть религиозная, остается неизменным. Власть это законная сила; она владычество и юрисдикция. Люди отзываются на признанную власть; они негодуют, подчиняясь властям, которые они не признают как такие. Главные священники и старейшины народа задали правильный вопрос Иисусу, хотя и по грешным причинам, будучи несклонными допустить, что это была их собственная доктрина о власти. Но вопрос остается: “Какою властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал такую власть?” (Мат. 21:23). Они уже видели чем была Его объявленная власть и заметили: “ты, будучи человек, делаешь Себя Богом” (Иоан. 10:33). Иисус основывал Свою власть на Своего Отца, и на Себя, как воплощенный Бог. Без действительной доктрины о власти не устоять никакому порядку. Обращаться к чувствам или благодарности тщетно: или религиозная доктрина о власти обвязывает человека, или он не обвязан, кроме к своему удовольствию или удобству, которые вовсе к ничему не обвязывают. Обернемся опять к египетской моральной инструкции, дать пример об этом, как свидетельствуют “Инструкции” отца к сыну:
Рассмотрим тоже слова Птахотепа из Четвертой династии:
Эти слова красивые и трогательные, а моральное чувство похвальное, но тщетное. Это призыв к чувству, а не к моральному закону. Здесь нет никакой абсолютной религиозной и моральной власти, поддерживающей семью и защищающей мать и жену, ни есть гражданская власть, чтобы проводить в жизнь этот религиозный закон: благополучие матери и жены оставленные на удовольствие индивида, и поэтому призыв тщетная попытка сыграть на сердечных струнах: это призыв без авторитета. Если доктрина о власти включает в себе противоречия, тогда она наверно пропадет, так как различные усилия воюют одно против другого. Это постоянная роль различных кризисов Западной цивилизации. Из-за того, что библейская доктрина о власти была компрометирована греческо-римским гуманизмом, натяжения власти были острыми и горькими. Как писал Кларк о власти в Соединенных штатах:
В ранней Америке, какой бы ни была форма гражданского управления, не было никаких сомнений, что вся законная власть происходит от Бога. Влияние классической традиции соживило власть народа, которая исторически одинаково совместимая с монархией, олигархией, диктатурой или демократией, но не совместимая с доктриной о Божьей власти. В результате в Америке власть Бога постепенно вытеснялась властью нового бога, народа. Когда Бог заклинается, Он видится как кто-нибудь, который кланяется народу, как Бог, который страстно желает демократию. Это в не меньшей степени верно и в других странах. Например в Англии королева Елизабет II в своем рождественском послании в 1968 году объявила: “Существенное послание Христа это еще что мы все принадлежим к великому братству человека. . . . Если мы и вправду верим, что братство человека ценное для будущего, тогда мы должны искать поддержку тех международных организаций, которые поощряют взаимопонимание между народами и нациями.”[98] Христос, который пришел, чтобы разделить людей по Своим условиям, видится королевой как такой, который пришел объединить людей по условиям гуманности. Марксисты, у которых отсуствует это шизофреническая и гипокритическая позиция, способные действовать более енергично и систематически. Марксистская власть сильно гуманистская и проводится в жизнь через несмущаемый тотальный терор. Согласно библейской доктрине о власти, потому что “существующие же власти Богом установлены” (Рим. 13:1), все власти: в доме, школе, государстве, церкве или в каждой другой сфере, подчиняются власти Бога, находятся под Богом и подчиняются Его слову. Это значит, первое, что каждое повиновение подчиняется первичному повиновению Богу и Его слову, потому что “должно повиноваться больше Богу, нежели человекам” (Деян. 5:29; ср. 4:19). Хотя гражданское повиновение специально заповедано (Мат. 23:2,3; Рим. 13:1-5; Тит. 3:1; Евр. 13:7,17; I Пет. 2:13-16; Мат. 22:21; Мар. 12:17; Лук. 20:25 и т.д.), одинаково видно, что первичное повиновение Богу должно преобладать. Так например апостолам было заповедано их Царем прокламировать евангелие и они конечно отказали обвязаться молчанием перед законными властями (Деян. 4:18; 5:29; ср. I Ман. 2:22). Второе, всякая власть на земле, будучи под Богом, а не сам Бог, по природе и по необходимости ограниченная власть. Эта ограниченная природа каждой подчиненной власти остро подчеркивается во множество законов, среди которых интересный такой это Втор. 25:1-3:
Райт отмечает о последней фразе:
Этот пункт важный. Так как во времена повиновения библейский закон не позволял классу профессиональных и неисправимых преступников развиваться, “плохой человек” был не испорченным преступником, а грешный гражданин и ближный. Он подчинялся осуждению и возвращался в общность; он не гнусный, или униженный, сделанный ничтожным через наказание, в глазах общности или властей. Действительно впоследствии, Согласно Валлеру, наказание “выполнялось в синагоге, а тем временем читался закон из Втор. 28:58,59; с одним или двумя другими пассажами.”[100] Чтение Втор. 28:58,59 важное: цель осуждения человека объявлялась таким образом, чтобы исполнить Божие требование и избежать Божие осуждение, потому что “Если не будешь стараться исполнять все слова закона сего… то Господь поразит тебя… необычными язвами” (или злыми). Это наводит над фокус значительный аспект о намерении закона. Требуя смертную казнь для неисправимых преступников, закон устранял врагов набожного общества, он очищал их из общества. Это убивающая сторона закона. С другой стороны, взыскивая возмещение от других значительных нарушителей, и телесное наказание (бичевание) незначительных нарушителей, закон работал на восстановление человека для общества, чистить и исцелять. Человек, который отдал возмещение или вытерпел бичевание, заплатил свой долг к пострадавшему лицу и к обществу, и восстанавливался в гражданстве. Чтение Втор. 28:58,59 имело ввиду избежать Божьего уничтожающего осуждения применением Божьего исцеляющего осуждения. Хотя закон и стремится исцелять не убивая, он убивает. Хирург должен удалить безнадеждно больной орган, чтобы спасти тело, излечить его от инфекции. Но легко инфектированный палец не удаляется; он очищается от инфекции с целью поддерживать его как функционировавшая часть тела. Убивая или вылечивая, власть гражданского управления строго руководится и ограничивается словом Бога. Таким образом власть судей ограниченная власть: максимум сорок ударов кнутом, как бы не было расстояния между судью и народом, как бы согрешивший гражданин приводился к судью, а не чтоб оба приводились к суду Бога Царя. Наказание всегда подчиняется закону Бога; нормальный приговор это возмещение; в незначительных случаях личных противоречий было телесное наказание, бичевание. Одно из нарушений, которые подлежали телесному наказанию, было это из Лев. 19:14: “Не злословь глухого и пред слепым не клади ничего, чтобы преткнуться ему; бойся Бога твоего, Я Господь.” Согласно Гинсбургу, “Термин глухой включает тоже и рассеянного, который поэтому не слышит.” Более того:
Третье, закон утверждает превосходство письменного закона-слова Бога. Человеческая власть под Богом и ограниченная. Люди не имеют права интерпретировать волю Божью в смысле их потребностей и желаний; для человека воля Божья объявленная в Его законе-слове. Форма гражданского порядка может изменяться: это может быть общность, управляемая судьями или правителями (Втор. 17:8-13), или монархия (Втор. 17:14-20), но превосходство Божьего закона и власти остается. Единственная власть во все сферы управления, дома, церквы, государства, школы и других, это письменное слово Бога (Втор. 17:9-11). Этот закон-слово должен применяться к различным условиям человека и к разнообразным социальным контекстам. “Письменное слово оковы, которые обвязывают. Ни различные отношения между исполнительной и законодательной властьями меняют принцип.”[102] Человека, который отказывал признать власть Божьего закона-слова обвязывающими для себя, когда произносился приговор, убивали, “чтобы истребить зло от Израиля” или очистить его от земли (Втор. 17:12,13). Если правит царь, то он должен быть (а) кто-нибудь заветного народа, т.е. человек веры, так как соглашение взыскивает веру; (b) он должен не “умножать себе коней,” т.е. инструментов агресивной, а не оборонительной войны, ни “умножать себе жен” (полигамия), и ни “серебра и золота не умножал себе чрезмерно,” потому что его целью должно быть процветание народа под Богом, а не его собственное богатство; богатое государство означает бедный народ; (с) царь должен иметь, читать и изучать закон-слово Бога "“во все дни жизни своей, дабы научался бояться Господа, Бога своего, и старался исполнять все слова закона сего и постановления сии”; и (d) цель его учения не только укреплять Божьего правового порядка, но также “Чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его,” так как он поданный Богу как все, и чтоб он мог управлять в повиновении Богу все свои дни (Втор. 17:14-20). Иисус Христос, как настоящий Царь, пришел исполнить Божий закон-слово и установить Владычество Божие: “Вот, иду; в свитке книжном написано о мне: Я желаю исполнить волю Твою, Боже мой, и закон Твой у меня в сердце” (Пс. 39:8,9; Евр. 10:7,9). Согласно Райту, писавши о Втор. 17:14-20,, “Невозможно вообразить такое писание в другой нации древнего Ближнего Востока. Царствование было подчиненное божественному закону, как были и все другие службы нации.”[103] Но в библейском законе царь, судья, священник, отец, и народ, все под письменным законом-словом Бога, и чем выше положение, тем более важное повиновение. Следовательно, четвертое, как уже выяснили, личные капризы не могут взять верх над Божьим законом, даже когда речь идет о нашей собственности. Законный и праведный наследник не может быть отвергнуть в пользу другого сына просто из-за того, что отец любит второго сына. Это специально к случаю с полигамным браком, где перворожденный мог бы быть сыном ненавистной жены (Втор. 21:15-17). Во всяком случае, отец несвободен использовать личные и нерилигиозные причины как критерий наследия. Божий закон должен преобладать. Единственные законные основания о наследии религиозные. Поэтому мы должны заключить, что власть не только религиозная концепция, но также и всеобщая такая. Она подразумевает признание Божьего абсолютного правового порядка во всех мгновений нашей жизни. Исходный пункт этого признания это семья: “Почитай отца твоего и мать твою.” Из этой заповеди, с ее взысканиями о подчинении и повиновении детей власти их родителей под Богом, идет основное и главное обучение в религиозной власти. Если отрицается власть дома, это значит что человек в революции против здании и структуры жизни, и против самой жизни. Поэтому повиновение содержит обещание жизни. [1] Ch. Letourneau, The Evolution of Marriage. The Contemporary Science Series (London: The Walter Scott Publ. Co., 1911, 3rd edition), p. 356. [2] Sigmund Freud, “Economic Problem in Masochism” (1924), in Collected Papers New York: Basic Books, 1959), II, 265. [3] Sigmund Freud, “Totem and Taboo,” in The Basic Writings of Sigmund Freud, A. A. Brell, translator (New York: Modern Library, 1938). [4] E. Adamson Hoebel, Man in the Primitive World, 2nd edition (New York: McGraw-Hill, 1958), p. 318. [5] Ibid., p. 351. [6] Gerardus Van der Leeuw, Religion in Essence & Manifestation, A Study in Phenomenology, Trans. by J. E. Turner (New York: Macmillan, 1938), p. 91. [7] Ibid., p. 99. [8] Ibid., p. 100. [9] Ibid., p. 179. [10] Ibid., p. 249. [11] Hoebel, Man in the Primitive World, p. 448. [12] Frederick Engels, The Origin of the Family, Private Property and the State, In the light o the researches of Levis H. Morgan (New York: International Publishers, 1964), p. 55. [13] Ibid., p. 64. [14] Ibid., p. 65. [15] Ibid., p. 66. [16] Ibid., p. 67. [17] Ibid., p. 73. [18] Ibid., p. 148. [19] J. C. Rylaarsdam, “Exodus”, in Interpreter’s Bible, I, 985. [20] Charles Hodge, Commentary on the Epistle to the Ephesians (Grand Rapids: Eerdmans [1856], 1950), p. 356 f. [21] Ibid., p. 358 f. [22] George Rawlinson, “Exodus,” in Ellicott, op. cit., I, 262 f. [23] Keil and Delitzsch, The Pentateuch, III, 410. [24] W. L. Alexander in Canon H. D. M. Spence and Rev. Joseph. S. Exell, eds., The Pulpit Commentary: Deuteronomy (New York: Funk and Wagnalls, n.d.), p. 355. [25] Andrew Harper, Deuteronomy (New York: George H. Doran, n.d.), p. 304. [26] Ginsburg, “Leviticus,” in Ellicott, I, 421 f. [27] Ibid., p. 422. [28] Rabbi Dr. Epstein, ed., The Babylonian Talmud, Seder Kodashim, II, 823; Hullin 142a (London: Sonicino Press, 1948). [29] Ibid., p. 823n. [30] Ginsburg, “Leviticus,” in Ellicott, I, 434 f. [31] Ginsburg, “Leviticus,” in Ellicott, I, 426. [32] Ibid. [33] Iris Origo, The World of San Bernardino (New York: Harcourt, Brace and World, 1962), p. 52 f. [34] Clark: Biblical Law, 130n. [35] F. W. Buckler, “Eli, Eli, Lama Sabachtani?” in The American Journal of Semitic Languages and Literatures, vol. LV, no. 4 (October, 1938), p. 387. [36] Derek Kidner, Proverbs, An Introduction and Commentary (Chicago: Intervarsity Press, 1964), p. 51. [37] См. R. J. Rushdoony, Intellectual Schizophrenia, 1961, и The Messianic Character of American Education, 1963 (Philadelphia: Presbyterian and Reformed Publishing Co.). [38] A. R. S. Kennedy, “Education,” in James Hastings, A Dictionary of the Bible, I, 647. [39] Ibid., I, 646. [40] Carle C. Zimmerman, Lucius F. Cervantes, Marriage and the Family, (Chicago: Regnery, 1956), p. 310 f. [41] Julius B. Maller, “The Role of Education in Jewish History,” in Louis Finkelstein, The Jews, Their History, Culture, and Religion, Third edition (New York: Harper and Brothers, 1960), II, 1240 f. [42] Babylonian Talmud, Seder Nezikin, vol. III, Sanhedrin VIII; pp. 465-468. [43] Seder Nezikin, vol. II, Baba Bathra 126b; p. 527. [44] Klaine, Treaty of the Great King, p. 109. [45] Keil and Delitzsch, Pentateuch, III, 407. [46] G. Ernest Wright, “Deuteronomy,” Interpreter’s Bible, II, 462. [47] F. W. J. Schroeder, “Deuteronomy,” in John Peter Lange, Commentary on the Holy Scriptures, Numbers-Deuteronomy (Grand Rapids: Zondervan, n.d.), p. 161. [48] G. T. Manley, “Deuteronomy,” in Davidson, Stibbs, and Kevan, The New Bible Commentary, p. 215. [49] C. H. Waller, “Deuteronomy,” in Ellicott, II, 59 f. [50] Waller, in Ibid., II, 60. [51] Robert McLaughlin, “D Policeman’s Nightmare: Mountains of Marijuana,” (quoting David Kershaw), in Los Angeles Herald-Examiner, Friday, December 6, 1968, p. A-13. [52] Roderick C. Meredith, The Ten Commandments, p. 35. [53] “The Student Rebels,” in This Week Magazine (December 1, 1968), pp. 1,10. [54] Meredith, op. cit., p. 35. [55] Calvin, Commentaries on the Four Last Books of Moses, III, 7. [56] Religious Book Club Bulletin, vol. 41, no. 15 (December, 1968), p. 2. [57] J. H. van den Berg, The Changing Nature of Man (New York: Dell [1961], 1964), p. 21. [58] Ibid., pp. 26-28. Автор, Jan Hendrick van den Berg, профессор по психологии в Ляйденском Университете. [59] Calvin, op. cit., p. 17. [60] Ibid., III, 17 f. [61] A. Reifenberg, Israel’s History in Coins, From the Maccabees to the Roman Conquest (London: East and West Library, 1953), p. 7. [62] Carle C. Zimmerman in C. C. Zimmerman and Lucius F. Cervantes. Marriage and the Family (Chicago: Henry Regnery, 1956), pp. 61-63. [63] Слепота комментаторов относительно контекста Писания видна из того, что “укор” всегда принимается как “бездетностъ.” Оно часто означает именно это касательно замужних женщин. Однако здесъ незамужние женщины в ситуации анархии и рабства считают свое положение как “укор” или “немилость,” потому что они полностью беззащитные и без покровительства против грабежа, нападения, похищения и внебрачной беременности. [64] Robert Ardrey, African Genesis (New York: Atheneum, 1961), p. 11. [65] Ibid., p. 118. [66] Ibid., p. 109. [67] Ibid., p. 133. [68] См. Mary M. Luke, Caherine, The Queen.(New York: Coward-McCann, 1967). [69] A. L. Rowse, Bosworth Field, From Medieval to Tudor England (Garden City, New York: Doubleday, 1966). [70] См. J. J. Scarisbrick, Henry VIII (Berkeley: University of California Press), 1968. [71] Matthew Sorin, The Domestic Circle: or, Moral and Social Duties Explained and Enforsed (Philadelphia, 1840), pp. 38-61; by Carl Bode, editor, American Life in the 1840’s (New York: New York University Press, 1967), pp. 59-70. [72] Bode, p. 58. [73] Graham B. Blaine, Jr., Youth and the Hazards of Affluence (New York: Harper and Row, 1966), p. 3. [74] Peggy King, “Listen to us’ students plead,” in Oakland, California, Tribune (Saturday, October 26, 1968), p. 5-B. [75] “An Even Bigger Crime Explosion?,” U. S. News & World Report, vol. LXV, no. 15 (October 7, 1968), p. 16. [76] Laure Mitchell, “Students Visit Russia: People Are People Behind Soviet Iron Curtain, Too,” in Van Nuys, California, The Valley News and Valley Green Sheet, vol. 58, no. 27 (Thursday, August 29, 1968), p. 1. [77] Paul Goodman, “Reflections on Civil Disobedience,” in Liberation, vol. XIII, no. 3 (July-August, 1968), p. 15. [78] “Conscientious Objection ‘Valid’ in AWOL Defence,” in Santa Ana, California, The Register (August 18, 1968, Thursday [m]), p. A-7. [79] Abigail Van Buren, “Dear Abby” column, Santa Ana, California, The Register, (Wednesday [m], September 20, 1967), p. B-4. [80] Mildred Adams, The Right to be People (Philadelphia: J. B. Lippincott, 1967), p. 232. [81] “’Who’s a Jew?’ Controversy,Supreme Court wants ‘nationality’ dropped from identity cards,” in The Jerusalem Post Weekly, (Monday, November 25, 1968), p. 4. [82] Rustum and Della Roy, Honest Sex (New York: The American Library, 1968), p. 138. [83] Ibid., p. 140. [84] Lars Ullerstam, M. D., The Erotic Minorities (New York: Grove Press, 1966). [85] См. George S. Schuyler, “The Fall From Decency to Degradation,” in American Opinion, vol. XII, no. 1 (January, 1969), pp. 21-30. [86] См.A. D. Hebert, The Throne of David, A Study of the Fulfilment of the Old Testament in Jesus Christ and His Church (New York: Morehouse-Gorham, 1941), pp. 39-49. [87] Charles Hodge, Commentary on the Epistle to the Romans (New York: Armstrong, 1893) p. 185. [88] John Murray, The Epistle to the Romans (Grand Rapids: Eerdmans, 1959), I, 142. [89] См. Martin J. Wyngaarden, The Future of the Kingdom in Prophecy and Fulfilment (Grand Rapids: Baker Book House, 1955), pp. 97-107. [90] B. F. Westcott, The Gospel According to St. John (Grand Rapids: Eerdmans, [1881], 1954), p. 260. [91] Ibid. [92] Douglas Edwards, The Virgin Birth in History and Faith (London: Faber and Faber, 1943). [93] См. Roderick Campbell, Israel and the New Covenant (Philadelphia: Presbyterian and Reformed Publishing Co., 1954). [94] James Iverach, “Authority,” in HERE, II, 249. [95] Ibid., II, 253. [96] Barbara Mertz, Temples, Tombs and Hierogliphs, The Story of Egyptology (New York: Coward-McCann, 1964), p. 333 f. [97] H. B. Clark: Biblical Law, p. 51 f. [98] “Queen in TV Appeal For Brotherhood,” Los Angeles Herald-Examiner (Wednesday, December 25, 1968), p. A-13. [99] G. Ernest Wright, “Deuteronomy” in Interpreter’s Bible, II, 479. [100] C. H. Waller, “Deuteronomy, in Ellicott, II, 67. [101] C. D. Ginsburg, “Leviticus,” in Ellicott, I, 423 f. [102] C. H. Waller, “Deuteronomy,” in Ellicott, II, 51. [103] G. Ernest Wright, “Deuteronomy,” in Interpreter’s Bible, II, 441. |
Copyright © 1973 The Craig Press превод Copyright © 2001 Божидар Маринов |