ПРИЛОЖЕНИЯ

1. Новый завет как закон

Согласно Хеху, некоторое время церковь праздновала не современную Пасху, как свою ежегодную христианскую пасху (или причастие), а еврейскую пасху, и празднование воскресения было по условиям пасхального дня, несмотря на то, на какой день недели он приходился.[1] Есть очень немногие доказательства, что ранняя церковь продолжала чествовать пасху и находит в Ветхозаветных ритуалах Новозаветные требования. Бингам дает доказательство, что ранняя церковь соблюдала “Пасху, или пасхальный праздник” в одно и то же время с еврейской пасхой.[2] Почтенный Беде приводит упреки папы с седьмого века к шотландцам за то, что они продолжали соблюдать еврейскую пасху как единственный действительный повод для “празднования Воскресения.”[3] Враждебность между христианами и евреями помогла чтобы разделить обе чествования, а вероотступничество некоторых христиан к иудейству[4] углубило различие с законом. Анонимное “Послание к Диогнетию” дает прекрасный пример об этой враждебности, и о серьезности проблемы для некоторых духовников тех дней:

Глава ІV. Но что касается их скрупулезности насчет мяса, и их предрассудок насчет субботы, и их хвастовства в связи с обрезанием, и их фантазий в связи с постом и с новолунием, которые крайне смешные и нестоящие внимания – я не думаю, что тебе нуждно научить что нибудь от меня. Потому что, чтобы принять некоторые из этих вещей, которые Бог создал для использования людьми, как прилично оформленные, и отвергнуть другие как бесполезные и излишные; - Как это может быть законным? И говорить ложно о Боге, что он запретил нам делать то, что хорошо, по субботам, - как это нечестиво? А славить обрезание плоти как доказательство об избирании, и о том, что за счет этого они специально любимые Богу, - как этому не быть предметом насмешки? А как насчет их соблюдения месяцев и дней как будто в служении звездам и луне; и их распределения согласно их собственным склонностям назначений Бога и превратностей сезонов, некоторых для веселья, а других для траура, - кто счел бы это частью божественного служения, а не, далеко более вероятное, проявлением глупости? Я полагаю поэтому, что ты достаточно убежден, что христиане как положено воздерживаются от суетности и от ошибки общей (для евреев и неевреев), и от сплетнического духа и праздного хвастовства евреев; но ты не можешь надеяться узнать мистерию их странного способа служения Богу от некоторого смертного.[5]

Есть много больше в этом стремлении – попытка через осмеивание отвернуть христиан от соблюдения ветхозаветных практик, как и от посещения и церкви, и синагоги, о котором обычае упоминал Бингам. Совсем очевидно, что христиане не только соблюдали законы о диете, но и законы о субботе и об обрезании. Ясное, что заодно с некоторыми проблемами с антиномии, у церкви было тоже немало членов, склонные соблюдать весь закон Божий без никаких отклонений от еврейских практик.

Причина видна легко. На законе сильно делается ударение в апостольской литературе.[6] Например в книге Варнава мы читаем:

Освободите всякую связь несправедливости, развяжите узлы насильно извлеченных согласий. Освободите угнетенного прощением и разровите каждый несправедливый договор. Раздайте вашу пищу голодному, и если увидите кого-нибудь нагим, облеките его. Приведите бездомного в ваш дом, и если увидите кого-нибудь с низким положением, не презирайте его ни (презирайте) кого-нибудь из вашего дома… Дайте вашу пищу голодному без лицемерия, и имейте милость к людям низкого происхождения.[7]

Кроме того, Варнава делает ударение на факте, что “Христиане получили завет (не новый завет) через Иисуса,” как писал Крафт.[8] Завет оставался тот же, но “новый народ” заменил старый.[9] Дискутируя типологию обрезания, Варнава не отвергает обрезание как таковое; Крафт просто утверждает, что “обрезание есть вопрос понимания и повиновения.”[10] Дискутируя диетические ограничения Ветхого завета, Варнава подобным образом занимается типологией. Он не осуждает Израиля за верование, что существенное значение диетических законов есть “действительная пища,” а не духовное значение, но он не может назвать добрым то, что типология называет злым, и обратное.[11] По этому вопросу Didache говорит: “Что касается пищи, соблюдайте традицию насколько вы можете.”[12] Это не оставление; оно следует требование Павла, что диетических законов нельзя использовать, чтобы создавать барьер перед неверующих, которые евангелизируются, а соблюдать их скорее как набожный совет.

Типология, кроме того, делает ударение на важности первоначального закона, и поэтому, вопреки неодобрению, первоначальный закон никогда не исчезает совсем. Ясное, что обрезание заменилось крещением, но обрезание широко практиковалось “по медицинским причинам,” у которых полубиблейская важность. Попытки оживить еврейскую субботу стали банальными с течением веков, как и усилия перенести к христианской субботе древнееврейские строгости.

Следовательно, два импульса были постоянным фактором. Первый, враждебность к иудаизму вел к враждебности к закону и к отверганию некоторых или всех законов, т.е. к антиномию в различной степени; второй, уважение к Святому писанию как к слову Бога вело к нежеланию видеть некоторый аспект закона вытесненным пришествием Христа или измененным Его новой интерпретацией. Как результат иногда ставилось ударение на Ветхий завет, и некоторые практики сохранялись свою доновозаветную форму.

Отрицать, что древнееврейская суббота все еще управляет нами, не значить оставлять субботу. Отрицать обрезание как заветный ритуал не значит затуманивать его медицинскую стоимость. Признавать центральность и авторитет закона не означает, что надо понимать закон в смысле всего Святого писания. Сами евангелия в ранних веках рассматривались как книги закона, поскольку они были словами Царя! Как указал Дерет, Milindapanha, будистская книга от около 150 года нашей эры цитировала евангелия и слова Христа о налогах (Мат. 17:24-27), как юридический прецедент на Дальнем Востоке.[13] Царское слово всегда закон-слово, и как таковое оно неизбежная часть тела закона. Через чудесную атестацию, которую получили апостолы, это царское слово и эта сила объявились в них тоже. Следовательно, целый Новый завет говорит в единстве с законом, данном в Ветхом завете.

Этот аспект царствования пренебрегался в последние годы, поскольку царствование в современном государстве в большей степени декоративное, а не действующее. Древняя власть царя однако была неотделимой от его законодательной власти. Его слово буквально было закон. Для Иисуса объявить, что Он Мессия – Царь над всем мире, значило что Сам Он рассматривал каждое Свое слово как неизбежный закон. В древнем мире для обращенных в веру слово Христа было законом, а презреть закон царя было серьезным преступлением. Даже вор на кресте имел доверие закону-слову этого Царя (Лук. 23:39-43), и его доверие было отмечено Христом и человеком. Факт, что этот Царь поставил Свою власть в защиту закона Мойсея (Мат. 5:17-19; Лук 16:17) сделало трудным для церкви пренебречь этот закон. Как результат, упорство о строгом соблюдении осталось в многих секторах церкви через века.

Упоминалась практика многих христиан посещать и синагогу, и церковь, и соблюдать и еврейскую, и христианскую субботу. Синод в Лаодикии в 348 – 381 годах нашей эры, в каноне ХХІХ осудил эту практику:

Христиане не должны примыкать к иудейству, отдыхая по субботам, но должны работать в этот день, а вместо этого чтить воскресенье; и если могут, отдыхать тогда как христиане. Но если кого-нибудь найдут, что примыкает к иудейству пусть будет он анафема от Христа.[14]

Этот канон не только раскрывает продолжющую практику, но отражает тоже изменение в соблюдении субботы, отмеченное святым Павлом. “Если они могут, христиане должны отдыхать, но их жизнь в чужом государстве и в чужой экономике делало иногда, или обыкновенно, такое соблюдение невозможным. Сила закона однако была достаточно большой среди христиан, и многие грешили прекомерным повиновением, соблюдая и еврейскую, и христианскую субботу.

Представляет интерес тоже ответ Тимофея, епископа Александрии, на Первом совете в Константинополе в 381 году нашей эры, вопросу ХІІІ из серии вопросов, поставленных ему:

Когда муж и жена должны воздерживаться от супружеского акта?
Ответ: По субботам, и по воскресеньям; потому что в эти дни приносится духовная жертва.[15]

Источник этого правила есть Исх. 19:5, заповедь, которая предназначалась чтобы предостеречь библейскую религию от всякого смешивания с практиками культа плодородия, когда давался закон. И опять мы имеем иллюстрацию верования, хотя и неправильно применимого иногда, что закон был сильно обвязывающим для верующих.

2. Смысл І Царства 8

Глава І Цар. 8 стала популярной с тех пор, пока Западная цивилизация отвергла монархию как форму управления, и ее использовали как доказательство об антимонархистской точки зрения библии. Оппозиционеры этому мнению искали в Святом писании промонархистские точки зрения, или видели доказательства об обоих мнениях.

Но действительно ли главный смысл этой главы состоит в вопросе о монархии? Не ставится ли вопрос прежде всего об отвергании Божьего управления за счет человеческого управления? Господь сказал Самуилу: “Не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними” (І Цар. 8:7). Очень ясное следовательно, что Бог видел решение Израиля как по началу и по существу отвергание Его управления. Более того, отвергание было по существу религиозным, и это было отвергание, все равно какую форму гражданского управления Израиль ни выбрал. “Как они поступали с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего дня оставляли Меня и служили другим богам: так поступают они и с тобою” (І Цар. 8:8). Ясное, что все равно выбрал ли Израиль монархию, республику, демократию, диктатуру, или некоторую другую форму гражданского управления, это было бы оставление Бога. Избирая царя, они совершили открыто то, что они делали в периоде Судьей. Набожный царь мог бы восстановить Божье управление, как сделали Давид и другие, но существенное намерение требования царя со стороны нации было, чтоб ими управляли как это было у прочих народов (І Цар. 8:5,20). Недовольство против сынов Самуила не было требование о реформы (стихи 1-5); коррупция сынов Самуила была только извинением за то, что они требовали централизованное управление профессионального воина с его армией (ст.20). Это было сдача Божьего правового порядка за счет гуманистского правового порядка.

По приказу Бога, Самуил сделал разбор сущности нового порядка (ст. 11-17). Ключ к этому разбору есть, первое, новая форма налогов, которая будет брат их сыновей и дочерей на военную службу, как и поля, продукцию, скот и рабов. Второе, он объяснил, что при новом порядке налогов у них без основания будут брать десятину и деньгами, и продукцией.

Здесь есть сердцевина различия между двумя порядками. Божье управление взыскивало только поголовный налог, и вероятно штрафы, для целей гражданского управления (Исх. 30:11-16); остальные функции управления обеспечивались десятиной, что гарантировало децентрализованное общество, которое управлялось набожными принципами и Божьим налогом.

Если мы не рассматриваем эту главу как формальное отвергание Божьего правового порядка за счет другого правового порядка, то мы не поймем значение этого центрального и революционного события. Народ явно отверг Божье управление (ст. 19-20), несмотря на ясное предупреждение Бога, что в таком случае Он оставит их (ст. 18). Хотя они пытались поддерживать формальную верность Богу, на самом деле они отвергли Его. Для них было возможно иметь царя и сохранить Божий закон, как Самуил выяснил это (І Цар. 12:14-45); ключ был чтобы они не бунтовались “против заповеди Господа,” т.е. чтобы сохранили закон Божий как закон социального порядка.

Иеремия заявил, что плен пришел, потому что нация оставила Божий закон, и семьдесят лет плена были постановленными, чтобы дать земле субботы, которые отказывали ей (Иер. 25:9,10; 29:10). Бал писал о подобной декларации из ІІ Пар. 36:21:

Мы не имеем никакое право никоим образом насильственно убеждать людей в словах святого писателя, в смысле принимать что он имел ввиду сказать, что когда Иерусалим был взят гальдеями, исполнилось точно семьдесят субботных лет, которые пренебрегались – т.е. что закон в этом отношении не соблюдался уже 490 лет (70х7), или именно с момента установления монархии в Израиле (490 + 588 = 1078).[16]

Противно Балу, мы не имеем никакого права отрицать, что это именно то, что Иеремия и хроникер Паралипоменона рассказывают нам, когда они явно говорят это. Следовательно, нам рассказывают, что с установлением монархии, субботы земли больше не соблюдались. Смысл І Цар. 8 есть, что десятина тоже была оставлена, поскольку их предупредили, что государственный налог составить другую десятину, при этом далеко больше прежней.

Ясное, следовательно, что хотя намерение Израиля было быть “моральным,” т.е. уменьшить прелюбодеяния, убийства, и кражи, он имел намерение тоже оставить Божий закон как абсолютное и руководящее правило для человека и общества. Хроникер рассказывает нам о цене, которую они заплатили за это.

3. Настоятельство, инвестиции, и ростовщичество: финансирование Божьего царства

Гари Норт

Но я надеюсь, что никогда не будет возражения против того, Что Слуги Евангелия, через некоторое Грешное Безмолвие, стали пособниками Нарушений, нашего Спасителя, среди Народа, который специально обязан Украшать его. Не должно быть возражений против того, Что эти Слуги до такой степени ограничились проповедовать Веру и Покаяние, что Народ забыл Моральную Честность, через все наши Недостатки.

Котон Матер
Честные дела между Должником
и Кредитором (1716)

Вопрос о ростовщичестве ставит на испытание толковательские умения христианских комментаторов уже две тысячи лет. Значительная часть трудов, посвященных практическому применению христианских принципов – игра слов – была посвященная именно этой проблеме с 12-ого по 17-ого века. До христианской эры древнееврейские вожди и пророки боролись против постоянного нажима ростовщичества. Пророки до Исхода и после Исхода предупреждали своих современников против их постоянных нарушений Мойсеевых распоряжений касательно займов. Иеремия, осуждая своих собратьев за то, что преследовали его, указывает на свою невиновность в преступлении ростовщичества: “Никому не давал я в рост, и мне никто не давал в рост, а все проклинают меня” (Иер. 15:10). Неемия предупреждал правителей своих дней не взыскивать никакого возвращения в рост с Божьих людей, потому что они были угнетенными опустошениями голода и расходами для освобождения своих собратьев из рабства (Неем. 5:1-13). Правители были достаточно мудрыми, чтобы обратить внимание этому предупреждению, и вернуть основную сумму и лихву должникам (5:11-12). Не очень вероятно, что этот пример был бы последован в наших современных, просвещенных христианских кругах.

Ростовщичество, лихва, и благотворительность

Запрещение против ростовщичества, как оно появляется в законе Мойсея, касается специально брата, который беден: “Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего… “ (Исх. 22:25); “Если брат твой обеднеет…” (Лев. 25:35). Законно было брать возвращение над сумму займа от иноземца из другой религии (Втор. 23:20). Десятую часть этого роста надо было отдавать Богу в виде десятины, таким образом извлекая из нерожденного заново хотя бы часть десятины, которой все люди должны Богу. Как раб греха, иноземец не был под защитой от рабства, в котором попадал бедный человек при каждом ростовщическом договоре. Но к бедному еврейскому брату его дающий взаймы брат должен был показать милость; никакой рост никакого вида над первоначальной суммой денег или над количеством товаров, кредитор не мог требовать законно (Лев. 25:37).

Исторически, эти ограничения не признавались обвязывающими в древнееврейской общности. Постоянные нарушения всех аспектов Мойсеевского закона привели к осуждению нации. Бог не оставил их без предупреждения:

В рост не отдает и лихвы не берет, от неправды удерживает руку свою, суд человека с человеком производит правильный, Поступает по заповедям Моим и соблюдает постановления Мои искренно: то он – праведник, он непременно будет жив, говорит Господь Бог. В рост дает и берет лихву: то будет ли он жив? Нет, он не будет жив. Кто делает такие мерзости, тот непременно умрет, кровь его будет на нем (Иез. 18:8-9, 13).

Дефиниция ростовщичества точно библейская: всякий рост, взятый от бедного при возвращении взятого взаймы. Нет библейских доказательств, ни христианские игрословы обычно утверждают, что запрещение ограничивало лихву на бизнес займов, так что заимодавец разделял риск от банкротства с должником. Эта интерпретация запрещения ростовщичества была основной для изложений средневековных и ранних протестантских игрословов.[17] Разделяя риск прибыльного бизнеса заимодавец имел право воспользоваться отчасти возвращениями. Проблема для казуистов возникала только тогда, когда заимодавцу гарантировалось возвращение его инвестиции независимо от успеха или провала предприятия.[18]

Запрещение ростовщичества, как оно появляется в библии, связанное одновременно с требованием, чтобы набожный человек давал взаймы всем братьям в действительно ужасных обстоятельствах (Втор. 15:7 и т.д.). Это требование, если оно соблюдалось универсально, имело бы определенное влияние на незаконный, неморальный ростовщический рынок. Бедствующие люди имели бы доступ к большему количеству денег и товаров, чем они имели бы, если Бог не поставил это требование к богатым давать взаймы. Христиане с сверх средствами вовлекались на рынок спешных займов без экономических стимулов. С большими наличными средствами, требование отчаянных искателей займов удовлетворялись бы легче. Таким образом преобладающая норма возвращения на ростовщическом рынке принудительно снижается: те, которые получили бы благотворительный заем, не должны выходить на ростовщический рынок, и поэтому их присуствие не поднимает проценты на этом незаконном рынке. Они не наддают о проценте роста, потому что их нужды удовлетворяется вне рынка.

Надо обратить внимание однако, что в этих пассажах речь идет о настоящей спешности. Она возникает, когда у бедного человека не осталось ничего, кроме его плащь, и даже его можно требовать как дополнительную гарантию только на дневное время (таким образом предотвращая возможность, чтобы должник использовал эту дополнительную гарантию на получении несколько займов). Спешность есть ситуация отчаяния; набожные мужчины и женщины не должны задолжать из-за чего-нибудь меньше, чем это. “Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви,” такое обвязывающее правило для неспешных обстоятельств (Рим. 13:8). От заможных верующих требуются благотворительные займы, не имеются ввиду потребительские займы без лихвы. Предполагается, что никто не потребовал бы таких, так что нет и требование давать их с нулевым возвращением. Принималось, что потребительские займы были продуктами рабской душевности. От этического раба – иноземца – было законно брать лихву. От тех, которые не считали себя рабами, ожидалось (и ожидается) внимать словам Соломона: “Богатый господствует над бедным, и должник делается рабом заимодавца” (Прит. 22:7).

Оперативно лихвенный процент, как и все цены, есть продукт предложения и спроса. При неденежной экономике он отражал бы предложение и спрос товаров и услуг. Наличие денег несколько усложняет картину, добавляя к уравнению другой фактор: предложение и спрос денег. Факт, что эти два аспекта присуствуют в единственном лихвенном проценте, может привести к большим конкретным практическим проблемам, а именно к разоряющим бумам цикла инфляции – депресии.[19] Для целях этого трактата не необходимо прослеживать этот дуалистичный аспект лихвенного процента. Проблема здесь более простая: Почему эти люди надеются приобрести возвращение над данном взаймы капиталом, и почему другие склонные платить его?

Эта сильно теоретическая проблема сбивала с толку экономистов столетия уже. Профессиональные экономисты пока еще не полностью согласны по этому вопросу, но в последние 100 лет появилось общее решение. Человек может требовать процент возвращения от своих денег и товаров, данных взаймы по трем причинам. Первая, потому что он лишается пользования этими денгами на данный период времени. Это так называемый временного предпочтения, называемый тоже первичным лихвенным процентом. Использование блага прямо сейчас более ценное для индивида, чем обещание об использовании этого блага в более поздное время (принимая конечно, что вкусы не изменятся). Каждый рациональный человек дисконтирует стоимость будущих экономических благ. Люди смертные; они подчиняются законам времени. Каждый человек делает расчет использования своего богатства во времени; он не лишается добровольно этого использования без компенсации. Его личное предпочитанное время ставит ему дисконтовый процент для наслаждения будущими товарами и услугами, которые его деньги могут купить немедленно. Дисконтовый процент определяет лихвенный процент, который он будет требовать от кого-нибудь, который желает взять взаймы его деньги. Поскольку деньги более ценные сейчас, чем та же сумма будущих денег стоит сейчас (принимая устойчивую покупательную способность денег ), некоторые люди склонные платить, чтобы получить доступ к деньгам сейчас.

Общество, ориентированное на будущее, будет ставить более низкий лихвенный процент. Такие люди не ценят настоящее так сильно, как будущее; как результат ценовое распределение между настоящими и будущими деньгами стесняется. Вот возможный проспект для исследования, открытый для каждого, который интересуется объяснением быстрых темпов развития показанных в прошлом веке Западом, и специально протестантским Западом. Ориентированная на будущее культура ставит более низкие лихвенные проценты, тем самым облегчая капиталистам доступ к средствам для экономического развития.[20]

Вторая компонента лихвенного процента есть рисковая премия. Заимодавец знает, что он может и не получить свои деньги обратно. Должник может обанкротиться, или может сбежать с займом. Чтобы компенсировать заимодавца за его риск – фактор, который можно оценить с некоторой точности через современные статистические приемы – он требует оплачивание над и вне его возвращения за временное предпочтение. Естественно, при культуре, которая уважает претензии кредитора, рисковая премия будет более низкой. Моральность действительно оказывает влияние на лихвенный процент. Общество, которое принимает серьезно предупреждение псаломщика на счет взятия и отдавания денег взаймы, найдет набожной “политику легких денег,” а не кейнсианскую, инфляционную политику: “Нечестивый берет взаймы, и не отдает; а праведник милует и дает” (Пс. 36:21). Милостивый заимодавец, как мы уже видели, помогает сдерживать незаконный ростовщический процент низким, а честный должник в бизнесе помогает сдерживать рисковую премию более низкой. Христианские нации, которые не искушенные антиномией, должны иметь меньший черный рынок для займов (спешных, ростовщических займов), и более низкий лихвенный процент для коммерсиальных займов.

Третий фактор есть инфляционная премия. Заемодавец желает получить обратно такие деньги, которыми он сможет купить по крайней мере одинаковые товары, как и деньгами, которые он дает взаймы. В инфляционном обществе он добавит новое требование: достаточные деньги, чтобы компенсировать ему ожидаемый спад стоимости национального средства обращения. И опять, если общество уважает осуждение Исаией обесцененных драгоценных металлов (использованных древними царствами как деньги), и если оно уважает тоже закон Мойсея против множественной задолженности (душить таким образом инфляцию, производимую современными банками с частичным резервом), оно не будет испытывать большую цену инфляции.[21] В самом деле расширяющаяся экономика, при относительно устойчивом предложении денег, будет производить постепенно падающий уровень цен.[22] Он может упасть достаточно, чтобы снизить денежный лихвенный процент (хотя и недействительного лихвенного процента, имея ввиду покупательную способность). Общество может вероятно производить отрицательный денежный лихвенный процент, если стоимость покупательной способности денег возрастала бы более быстрым темпом, чем определяемый рынком процент временных предпочтений плюс рисковую премию. Если вы можете купить больше деньгами, полученными в будущем, вы может быть потребовали бы только одинаковую сумму бумажных денег или монет как возвращение.[23]

Имея ввиду это как основы теории лихвенного процента, будет легче разобраться в смысле милосердного займа, который проистекает из запрещения ростовщичества. Заимодавец встречается с верным убытком от своего займа. Первое, он несет риск, связанный с займами лицам, доведенным до бедности, потому что он не может требовать дополнительное оплачивание рисковой премии, как при наличии лихвы. Второе, он получает обратно блага в будущее, но будущие блага менее ценные для человека, чем те же самие блага в настоящем. Следовательно он лишается использования своих благ во времени, без никакой, без никакой компенсации. Он получает обратно менее ценные блага, потому что он потерял нечто, которое никакое существо не может возместить: время. Третье, в инфляционные времена он поплачивается тоже потерянной покупательной способностью, если его заем будет в бумажные деньги, как это бывает нормально. Он несет следовательно две, а может быть и три, издержки займа. Это размер его милостыни. Он терпит убытки ради своего нуждающегося брата. Бог требует от него этот убыток.

Настоятельство, инвестиции и благотворительность

Концепция о христианском настоятельстве есть основной догмат христианского социального порядка. Библия объявляет, что Бог есть суверенный владетель Своего творения.[24] Он делегировал ответственность и заботу о земле Адаму, представительному главе человечества (Быт. 1:28). Через всю библию человек предостерегается упражнять владычество над землей в смысле Божьих требований; Божий правовой порядок есть средство, через которое человек должен привести землю в подчинении. Всякое отклонение от этого правового порядка вовлекает человека в бунт против Бога и в разрушение Божьей собственности. Большой враг Бога, сатана, описывается в притче о плевелах как такой, который нарушает правила сеяния с целью вызвать Бога и расстроить Его план (Мат. 13:24 и т.д.). Притча о хозяине дома, который насадил виноградник, а потом отдал его слугам, которые оказались нечестивыми ворами, показывает враждебность Бога против тех, которые нарушили бы Его права на собственность (Мат. 21:33 и т.д.). Верный настоятель тот, который обращается с Божьим миром с уважением, делая так чтоб он процветал и развивался в плодородии. Он такой, который инвестирует деньги своего хозяина мудро, приобретая честную прибыль, увеличивая стоимость благ, поверенных ему (Мат. 25:14 и т.д.).[25] И еще он тоже человек, который должен быть милостивым в своих делах с другими, как Бог был милостивым с ним (Мат. 18:23 и т.д.).

Верный настоятель следовательно означает как минимум следующее: (1) признание суверенитета Бога над Его творением; (2) повиновение правовому порядку, который Бог установил для управления Его творения; (3) производительное, плодотворное управление есть профессия или призвание; (4) признание законности десятины на теории и на практике; (5) добровольно давать милостыню на избирательном, набожном основании.[26] Настоятельство можно обобщить двумя охватывающими принципами: призвание и милосердие. Первый из пяти аспектов настоятельства – признание суверенитета Бога – основание и для призвания, и для милосердия.

Милосердие и призвание связанные, и все-таки они отдельные. Принцип, провозглашенный Иисусом: “Кому много дано, много и потребуется” (Лук. 12:48), показывает связь. Бог дает обильно людям, Его заместителям в управлении над землей, но Он ждет честность и милосердие от них. Люди предупреждаются специально против великой опасности: воспользоваться от открытой руки Бога только чтобы забыть суверенные требования дающего; результатом будет уничтожение (Втор. 8:11 и т.д.). Но различие между инвестицией и ростовщичеством стоит как напоминающий знак против проникновения милосердия в сферу призвания. Нельзя зарабатывать на жизнь через займы нуждающимся братьям, такая жизнь есть мерзость в глазах Бога. Это не тот случай, как один сторонник тотально свободного рынка (laissez-faire) пытался утверждать, что лучшая форма благотворительности есть прибыльная инвестиция капитала, которая будет раскрывать рабочие места.[27] Чтобы принять эту предпосылку, христианин должен затемнить данные Богом различия между бизнесом и добровольной благотворительностью. Бизнес имеет ввиду экономическое возвращение (или хотя бы потенциал для получения прибыли) для инвеститора; благотворительность имеет ввиду перевод недостающих экономических ресурсов другому, без никакой надежды на возвращение (Мат. 10:8; Лук 6:35).

Человек трудно может назвать себя верным настоятелем если он отделяет благотворительность от бизнеса абсолютным образом. Предполагается, что бизнес получает прибыль, если он успешный, как показывают некоторые притчи Иисуса. Однако безжалостная конкуренция, чрезвычайно лишенная милости, тоже осуждается в притчах. Но факт, что одному молодому хозяину было сказано, чтоб он продал все свои богатства и раздал все бедным, не стоит как требование к каждому хозяйственному дельцу. Ни пример церкви в Иерусалиме в Деян. 4:32 превалирует как модель для всех церквей. Человек должен быть внимательным и не извлекать откровение Бога из Его слова, слушая только притчи о прибыли, или только примеры о тотальной бедности. Он ответственный перед Богом за свое следование Божьего Духа в разное время и по каждой извилине жизненного пути. Нас предостерегают расти духовно через земные притчи об экономическом управлении. Факт, что Бог может потребовать от человека дать все, что у него, не означает что Бог утверждает моральную действительность постоянных экономических убытков. То, что Бог говорит, это что нельзя быть безжалостным во бизнесе, ни морально расточительным в благотворительности. “Раздели свое богатство” есть библейский принцип, и нормальное значение этого разделения есть десятина. Общий принцип не “уничтожь все богатство” через универсальное, неразборчивое раздаривание. Вкратце, бизнес не благотворительность, хотя он может и должен быть милосердным. Благотворительность надо заботливо управлять подобно бизнесу – с честным счетоводством, бюджетом, и т.д. – но она не бизнес, т.е. не прибыльное экономическое действие. Они отдельные, суверенные сферы. Их различия надо уважать.

Существенное различие состоит в очень бюрократической структуре, создаваемой каждой формой хозяйственного управления. Профессор Мизес отличил две основные модели управления. Первая есть бизнес форма, связанная с постановкой о прибыли и убытке. Она характеризуется через центральную предпринимательскую иерархию, которая принимает основные решения, как генеральные цели корпорации. Эти цели передаются к более низшим служителям профессиональными заведующими, которые получают зарплату, но не участвуют в распределении настоящей экономической прибыли. (Прибыль есть остаток после оплачивания всех расходов: налоги, зарплаты, лихвы, серых материалов. Это остаток, основанный на точном предвидении неизвестных заранее событии; более точное предвидение будущего пожинает прибыли, пока менее эффективное терпит убытки.[28]) Низшие разряды бюрократии остаются относительно свободными делать то, что приносит прибыль в каждом подразделении, в рамках генеральных целей компании. На более низких уровнях существует далеко большая гибкость, именно потому что величина прибыли и убытка не фиксируются твердо заранее. Противоположное этому гибкому, рисковому, свободно рыночному управлению, есть управленческая бюрократия или неприбыльная благотворительная бюрократическая структура. Они стоят на твердом ассигновании, определенное налогоплательщиками или дарителями. Бюджет этих бюрократий далеко менее гибкий, потому что они финансируются свыше. Они не получают прибыль и не терпят убытки, по крайней мере не в смысле прибыли и убытков фирм на конкурентном рынке. Единственный способ увеличить их доходы есть получить больше денег от налогоплательщиков или дарителей. Этот вид бюрократии позволяет далеко меньшую свободу более низким эшелонам бюрократов, чтобы расходовать как им нравиться; они должны следовать внимательно обрисованные бюджеты, фиксированные заранее. Эти люди менее гибкие, чем их коллеги на свободном рынке, потому что их бюджеты направляются центрально, далеко менее гибким образом, и как результат эти люди не подверженные прямой конкуренции рынка.[29]

В ограниченной степени, структура налогового закона Соединенных штатов признает действительность как анализа Мизеса, так и библейского разделения бизнеса и благотворительности. Предполагается, что неприбыльные корпорации по существу благотворителные – образователные, помощные, ориентированные к услугам, культурные, и т.д. – а их служащие получают зарплату. Им платят в зависимости от услуг, оказанных на функционирование корпорации. Им не позволено получать остаток после удовлетворения всех расходов, и по этой причине гражданское управление дает этим корпорациям право избежать одного очень важного оперативного расхода: налоги. Облагаемому бизнесу однако позволяется сохранить прибыль для собственников, и распределить эту прибыль как решать собственники.[30] Благотворительные организации платят за услуги, оказываемые им; корпорации прибыли и убытка стремятся приобрести для собственников как можно больше прибыли. Доходы первых ограниченные в конечном счете гражданским законом, доходы вторых нет, исключая случаи контролированных монополий и полумонополий. Налоговые законы признают различие между возвращением от услуг и возвращением от инвестиции. Благотворительность не бизнес.

Божья институциональная монополия

По этому пункту обязательно осознать другое различие. Как хозяйственное управление охватывает обоих – призвание и благотворительность – так и концепция о Царстве Бога включает дело установленной церкви и набожную деятельность христианских людей во всех других законных человеческих учреждениях. Выяснил этот пункт великий голландский мыслитель Абрахам Кюйпер, когда он разработал свою концепцию о сфере суверенитета. Римская католическая церковь ошибается, когда приравняет Царство Божье с установленной церквей; царство есть что-нибудь далеко более обширное, чем простое распространение таинств. Оно включает дело христиан во всех разнообразных деятельностях.[31]

Теперь возникает критический вопрос. Находится ли церковь в основном под правилами, управляющими теми аспектами царства, связанными с прибыльным бизнесом, или она более специально под правилами, которые управляют благотворительными организациями? Официальный ответ церквей должен быть таким, чтоб действительно была вторая альтернатива. У церковного бизнеса нет постановки о прибыли и убытка; церковный бизнес состоит в распространении евангелия, коллективном богослужении под набожной дисциплиной, и управление таинствами. Интерес установленной церкви есть духовный доход и экономическая раздача; ее интерес, в отличии от христианского бизнеса не духовный доход через экономический остаток.

В отличии от заявления американских фундаменталистов, что “круглосуточная христианская служба” ограничивается до дел установленной церкви и ее миссионерских придатков, калвинист признает действительность всех набожных призваний как круглосуточную христианскую службу. Однако принцип о сферах суверенитета требует, чтобы мы различали природу каждого призвания в отличии от всех других. То, что действительное для христианского бизнесмена, не всегда действительное для церковного старейшины или для администратора семинарии. Из-за того что просто все набожные призвания действительные, мы не имеем право заключать, что они идентичные. Они управляются различными правилами, и их успехи и провалы оцениваются различными стандартами.

Если какой-нибудь пример из библии выдается как первый по рангу, это рассказ о Христе и меновщиках в храме. Меновщики, как само название показывает, были в бизнесе обмена иностранной валюты. Частью годового приношения, взыскиваемого по закону Мойсея, было поголовное оплачивание пол сикля серебра (Исх. 30:12-15). Иерусалим во время пасхи был залитым приходящими евреями с всего Средиземноморья, которые прибавлялись к уже разнообразному населению (Деян. 2:5 и т.д.). Различные монеты из многих земель должны были обратиться в подходящую для приношения единицу – пол сикля. Меновщики исполняли эту услугу, и как показывает враждебность Иисуса, они делали это с выгодой.

В чем было их преступление? Получать прибыль от сделках при обмене иностранной валюты есть старая и уважаемая профессия. Самые строгие из средневековных комментаторов признавали право банков получать прибыль от этой услуги; это считалось самой главной законной функции банкового дела.[32] Откуда такая сокрушительная враждебность Иисуса против них? Причина почти наверняка лежит в местоположение их столов. Они располагались во внутреннем дворе храма.[33] Присуствие храма придавало очевидный безошибочный ореол святости людям, которые предлагали свои услуги там. Прибывшие евреи не хотели бы иметь дело с нееврейскими меновщиками вне храма. Они могли верить людям из храма, или хотя бы они так думали. Подразумевается, а по всей вероятности несомненно, что правители храма ставили требование: приношение Богу надо было получить от меновщиков (и продавцев голубей) внутри юрисдикции Господнего дома. Меновщики пожинали монопольное возвращение, благодаря своим тесным связям с установленной церквей. Они не подвергались конкурентному давлению свободного рынка в обменном бизнесе. Их заслоняло имя Бога. Используя таким образом Божье имя, они бесчестили Его. Нельзя получать монопольную прибыль таким способом.

Мы можем только подозревать, что курс обмена был неблагоприятным по сравнению с курсами вне двора храма. Мы можем только признать факт, что власть пожинать монопольное экономическое возвращение такая, которую невероятно пренебрегать в течении длительного периода времени. И опять мы можем только подозревать, что меновщики заделяли часть их прибыли храмовым властям. Кажется основательным, что храмовые власти требовали бы долю монопольного возвращения, чье происхождение было в самом ореоле храма. Возможное даже, что меновщики были служителями храма на зарплату. Но каким не было конкурентное экономическое устройство, слова Христа показывают их положение в глазах Бога совсем ясно: “Написано: дом Мой домом молитвой напречется, а вы сделали его вертепом разбойников” (Мат. 21:13). Продавцы голубей, меновщики, продающих, покупающих: и Иисус выгнал всех их вне двора. Такие экономические сделки были мерзостью. Дом Бога содержался на десятинах и на приношениях Его людей; Он не одобрял торговлю вразнос во имя Его как средство чтобы увеличить “святые” доходы.

Установленная церковь есть средство для проповедования евангелия, воспитания святых, и исполнения таинств. Она совсем явная духовная монополия. Она монополия в человеческих делах. Христос выясняет, что людям не позволено использовать это монопольное положение на свою пользу. Жалованье определенных Богом служителей на службе установленной церкви полагается за исполненные услуги. Экономическое возвращение церкви не должно быть в смысле принципа, ставшего знаменитым в книге Франка Нориса Октопод: “Каждая торговля приносит.” Установленная церковь не бизнес – не бизнес обмена валюты, ни бинго бизнес, и ни страховой бизнес. Она дом молитвы.

Люди, которые приходят во имя Господа, и которые претендуют на прерогативы, данные определенным Им, должны быть скрупулезно внимательные, чтобы отличать свою прибыльную профессию от их служебного призвания. Павел был производителем палаток. Он не использовал свое положение как апостол, чтобы пожинать монопольное возвращение от своих братьев. Он не торговал свой товар под покровительством местной церкви, поставляя цену выше рыночной, потому что он был из избранных. Он упражнял свое ремесло, потому что хотел освободить установленную церковь от экономического бремени поддерживать его, а не потому что намеревался основать “Апостольские палатки” Компани (можете найти их только при вашей местной церкве).

Установленной церкви и связанных с ней учреждений был законный, но ограниченный суверенитет. Когда этот суверенитет – монополия, данная Богом – превышался, происходило нарушение Божьего правового порядка. Тогда установленная церковь становилась разрушителем, вором. Установленная церковь не бизнес. Она дом молитвы.

Христианское ростовщичество

Имея это как основу, пора обратиться к этой практике, которая эвфемистически известная как “Христианская программа о настоятельстве.” У нее много граней, и много практикующих. Она включает виртуально каждое протестантское вероизповедание. Она включает миссионерские общества, институты христианского обучения, общества медицинской помощи и христианской благотворительности. Почти все журналы вероизповеданий содержат в каждом номере несколько призывов для займов различных видов. Есть один современный журнал, официальный орган вероизповедания с 250000 членами, по предположению реформаторского, который публикует почти дюжину таких объявлений в каждом номере.

Когда я начал собирать данные об этих программ “для настоятельства,” я послал запросы к различным протестантским организациям о брошюрах, картах или другой информации. Данные вылились, и всегда с почтой первого класса. Получал и личные письма, и каждое письмо предлагало доставить дальнейшую информацию по заявке. Потом пришли телефонные звонки и посещения деятелей “настоятельства.” Было около двух таких посещений ежемесячно, а я жил в изолированной части города, в многих миль от контор людей, которые приходили говорить со мной. В течении моих первых десяти лет как христианин, у меня было только одно посещение со стороны старейшин местной церкви. Оно было вызвано просьбой одного мультимиллионера из этого вероизповедания, который настаивал, чтоб они посетили меня. Я не был дома в этот момент, и они больше не пришли и не телефонировали. Но какой интерес возник ко мне, когда я заинтересовался “настоятельством”! Я был человеком, чья христианская душа нуждалась испытать христианское приятельство! И путешествие в около 80 миль было не очень затруднительное. Можно почти прийти к заключению, что Бог был неправ – что мы можем служить и Богу, и мамону. Это почти как будто Бог сказал, что он пришел, чтобы люди могли получать прибыль, и чтобы они могли получать ее как можно более изобильно. Действительно, вот какие люди, которые на самом деле посвещались “круглосуточной христианской службе”!

То, что удивило меня сначала, это было замечательное подобие этих программ. Очевидно, что налоговые законы создают такое единообразие. Некоторые из этих программ используют совсем одну и ту же брошюру, но с их именами, отпечатанными на обложке. Они предлагают возможным “настоятелям” многие способы “подаяния.” Вот несколько из заглавий брошюр: Верное настоятельство через христианскую инвестицию (World Vision); Христианский образ жизни – настоятельская благотворительность, неразрывно связанные (Christian and Missionary Alliance); Эффективная благотворительность через дарение годовой ренты (Bible Study House). Гротескная связь между “инвестицией,” “настоятельством,” и “благотворительностью” так открытая, и так вопиющая что должна быть поразить чувствительность всех христиан. Отнюдь! Такую путаницу библейских категорий, такую полную, такую преднамеренную, и такую выгодную финансово (краткосрочно), трудно можно воспринять. Предполагаемо консервативные, ортодоксальные вероизповедания и службы, находятся как будто в мире бурных Двадцатых годов Бруса Бартона, когда могли бы серьезно считать Иисуса “Основателем современного бизнеса.”[34]

Ростовщичество, в своей библейской дефиниции, включает предоставление денег взаймы нуждающемуся брату, а потом требование возвращения основной суммы плюс лихвы. В таком случае возникает вопрос о статусе установленной церкви; я принимаю уже установленным, что этого учреждения нельзя рассматривать как прибыльный бизнес. Следовательно требовать оплачивание лихвы со стороны церкви за какой бы ни был вид займа, предоставленный ей, есть ростовщическое требование. Иерархия церкви одинаково виновная, потому что библия выясняет насколько неморальное участвовать в такую сделку, все равно как кредитор или как должник (Иер. 15:10). Установленную церковь надо считать благотворительной службой, которая поддерживается десятиной и приношениями ее членов. Она несравнимая с корпорацией. Ее нельзя финансировать через продажу фимиама торговцам в разнос, которые предлагают ложные надежды взрослым парам (как я намереваюсь показать), и которые предлагают им ростовщические договоры “гарантирующие” пожизненное годовое возвращение, или некоторую другую из многочисленных схем, мечтанных страховыми компаниями и налоговыми коммитетами Конгресса.

Лихву можно брать с бизнесменов, которые нуждаются в наличных деньгах, чтобы организовать некоторые вероятно прибыльное предприятие. Лихва становится (по библейскому) ростовщичеством, когда взимается с благотворительных законно неприбыльных фирм, которые не действуют на конкурентном рынке с целью увеличить свои доходы, а которые на самом деле распределяют доходы во имя Бога. Настоятельство несомненно вовлеченное в издержке церкви и ее придатков, но оно настоятельство благотворительности, а не настоятельство прибыльной профессии. Переносить концепцию о хозяйственном управлении бизнеса к настоятельству благотворительности, и этим оправдывать ростовщические договоры о займах, это не меньше чем богохульство. Тот, кто принимает такой заем в ровной степени виновный как тот, кто предлагает его.

Искать займы для поддержки работы церкви законно в случаях спешности, как и для обедневшего индивида. В других случаях это незаконное. Однако просьба о займе с лихвой всегда ростовщическая, всегда неморальная, и всегда под проклятием Бога, если она делается в смысле нужды в благотворительности. Люди могут закрывать глаза и затыкать уши, но так утверждает библия. Невозможно сбежать от истины; Бог только откладывает осуждение.

Вопрос о так называемых “договорах о пожизненном доходе” воспринимается более трудно, по крайней мере для индивида без особых познаний в экономической теории. Рассмотрим брошюру, о публикованную и распространяемую ведущей консервативной семинарией. Ее автор Роберт Шарп, а год издания 1967. Она представляет случай “дарения годовой ренты.” Эти договоры включают оплаты определенной суммой наличными; институт использует эти средства, и платит инвеститору определенную годовую ренту в долларах, пока он жив. При его смерти, остаточные деньги из суммы (если таких осталось) переходят к пережившему супругу, или остаются институту в зависимости от вида договора. Брошюра информирует нас, что:

Вы достигаете две главные цели с дарением годовой ренты.
Первая . . . Вы делаете дарение благотворительной, образовательной, или другой милосердной организации. Такие организации должны удовлетворять определенные условия, чтобы ваше дарение могло предложить вам налоговые облекчения, рассмотренные дальше.
Вторая . . . Вы обеспечиваете себе регулярный и надеждный доход.

Обе постановки подводящие. Дарение есть настоящая жертва, которая дается благотворительной организации и некоторому индивиду без никакой мысли о возвращении. Это не одно и то же, морально или законно, как завещание после смерти (если какой-нибудь собиратель налогов удосужится объяснить). Дарение предполагает жертву живого дарителя, а не жертвы его переживших родственников. Такая по крайней мере библейская идея о дарении. Однако инвестиция не дарение. Например, годовую ренту можно получать от коммерсиальной страховой компании, факт, который допускается в брошюре. Надо ли рассматривать это как “дарение” таким компаниям как Prudential или Джон Ханкок Компани? А может быть скорее это форма принимания риска, при котором страховая компания держит пари, что вы не будете жить больше, чем средняя статистическая жизнь, ожидаемая для группы вашего возраста и пола? Не ставит ли компания на то, что накопленная лихва вашей денег плюс основная сумма будет при вашей смерти больше, чем то, что платила она вам в течение вашей жизни?

Если договоры те же самие, почему человек идет в церковь или в миссионерскую организацию, чтобы принять меры насчет своего “пожизненного дохода”? Потому что церковь приходит к нему во имя Господа. Церковь называет своих инвестиций дарением, называет свое принимание риска милосердным настоятельством, называет свое ростовщичество похвальным. Коммерсиальные страховые организации не называется именем Христа и они должны платить налоги за свои прибыли. Среди верующих действительно нет более конкурентно способных, чем церковная страховая схема. Подобно меновщиков, церковные продавцы страховок (или страховые агенты), находятся “внутри двора храма.” Церковь владеет критическую духовную монополию, и ее администраторы научились, что такую духовную монополию можно легко превратить в успешную (краткосрочно) экономическую монополию.

Преувеличение ли это? Послушаем слова мистера Стенли Л. Бжорнсона из Христианского и миссионерского союза, в официальной брошюре этой организации, рекламирующей программу “Завтрашные сокровища”:

Мы называем это “Завтрашные сокровища,” заимствовав из предписания Христа, “запаситесь сокровищами на небесах.” Конечно, многие финансовые планы, предложенные Союзом, дают возможности о дохода на близкое будущее, другие на грядущий год. Все однако инвестиции в пользу Божьего дела, которое Он обещал благословить.

Естественно, эти организации предпочитают прямое дарение, а не инвестиции, поскольку инвестиция требует от них вернуть что-нибудь инвеститору. Но дарители не всегда могут удовлетворить нужды различных организаций, поэтому потенциальных ростовщиков из аудитории надо поощрять, чтоб они пошли новым, более непосредственно прибыльным путем “благотворительного дарения.” В свое время Иезекииль несомненно был прав осуждать такие практики, но тогда он был “под законом, а под милостью.” Предполагается, что мы живем в новом расположений вещей, как указывает Бжорнсон:

Лучший возможный дар, конечно, есть прямое дарение, которое может использоваться непосредственно; однако, многие христиане “зарабатывают, чтобы давать, но нуждаются в доходах, чтобы жить.” Для них приносящие доходы дарения, как годовая рента или попечительство, предпочтительные и выгодные. Наши искреннее желание – служить всем, которые желают “запастись сокровищами на небесах”, через дарения и инвестиции в делах Господа сегодня.[35]

Христиане, которые играют такие игры словами, запасаются чем-то на небесах, без сомнения, и может быть они будут достаточно умелые, чтоб убедить себя (на земле), что то, чем они запасаются, есть “сокровище,” но прийдет день отчета. Запаслись ли они сокровищами или нет, откроется огнем (І Кор. 3:12 и т.д.).

Итак пасторы стада превращают овечки в ростовщиков. С целью приобрести средства для своих “проектов царства,” пасторы превращают дом молитвы в берлогу воров – все из добрых намерений, конечно. Истинность или ложность библейского постановления против ростовщичества даже не предмет рассматривания. Люди, умелые в самый уклончивый вид толкования библии, люди, приученные оригинальному библейскому языку, люди, которые могут замарать изъяны в формулировке убеждений моментально, они не считают себя замешанными в практических проблемах ростовщичества. Это есть губительное влияние антиномного пиетизма: точность в тесно теологических вопросах, абсолютная слепота во всем, вне ученых заметок. Их продукция есть культурно бессильная. Годы преднамеренного несоответствия захватили церковь; пасторы больше не в состоянии применять библейские нормы даже в тесной сфере установленной церкви. Если налоговые власти (когда-то называемые мытарями) дают неприбыльным организациям некоторые налоговые приимущества из-за программ годовой ренты, это принимается как одобрение такой практики в глазах Бога. А от задолженности, как от наркотиков, трудно отказаться, когда это уже началось. Эти пожизненные годовые ренты надо платить частично через финансирование больше пожизненных годовых рент. Это модный способ. “Не будьте должны друг другу ничего, кроме взаимной любви” – это пренебрегается; оно было действительное для Рима в первом веке нашей эры, не для модных времен. Мы живем в новом расположении вещей.

Инфляция и годовая рента

Риск основной для всей жизни. Ничего на земле не “твердое.” Общество изобрело много институтов, чтобы предвидеть будущее и распределять риск, а страховые компании – самые замечательные из этих институтов. “Безрисковый договор” есть противоречие по условий: компании могут обанкротиться, наступают бедствия, люди воруют деньги и исчезают, правительства обесценивают валюту или замораживают счеты в банках. Есть низкорисковые инвестиции, но никогда безрисковые такие.

Рассмотрим смысл высказывания Бернсона в ответ на вопрос “Что такое благотворительное дарение годовой ренты?”:

Это перевод денег, ценностей или имущества для благотворительности, в обмен на гарантированный пожизненный доход. Размер определенного дохода зависит от возрасти донора в моменте дарения. В дополнении к некоторым налоговым выгодам, донор получает обеспечивание регулярного дохода, свободный от инвестиционных беспокойств и от экономических флюктуаций.

Организация World Vision почти столько же шумная в своих обещаниях, касающих надеждности так называемого “дарения донора”:

Годовая рента обеспечивает твердый пожизненный доход и освобождает вас от необходимости заботиться лично о переведенных средствах. Годовая рента предлагает финансовую надеждность, и за счет сбережений от налогов дает вам дополнительные средства для делах Господа.[36]

Ах, какое чудо безрисково жить, дарить и инвестировать! Массово распространимый памфлет Эффективная благотворительность через дарение годовой ренты (кем-нибудь и кому-нибудь) излагает природу договора в пылающих словах:

1. У вас доход, который вы не можете пережить – он на всю вашу жизнь, плюс то, что вы даете поддержку этой организации.

2. У вас доход, который никогда не уменьшится – он определяется в моменте, когда вы делаете дарение, и не может измениться.

Вот ответ финансового мира о вечном двигателе: “Доход, который никогда не уменьшится!” Какое чудесное обещание для некоторой взрослой пары! Они жили в период депресии, и подобно многим из их поколения, это переживание оставило на них постоянные рубцы. Они думают об экономической катастрофе как о разоряющих ценах и низком оплачивании. Европейцы из их поколения знают лучше. Более нормальная форма экономической катастрофы есть инфляция, когда пенсии и сбережения выметаются обесцениванием национальной валютой. Но в Америке обращаются к ужасу, который налицо, и этот ужас есть отсуствие денежного дохода. Итак, памфлет Эффективное дарение представляет читателю тотально бессмысленное экономическое высказывание: “Все более и более американская экономика основывается на доходе, а не на богатстве.” Уровень продажей в таком случае делается так, чтобы обеспечить гарантированный доход. Непосвященные поощряются подписывать неизменяемые договоры; их сбережения постоянно переводятся, по закону организации, в обмен на твердое денежное оплачивание (годовое, полугодовое, или квартальное).

Одна неписанная предпосылка определяет обещание о постоянном доходе: доход в долларах есть экономический эквивалент дохода в товарах и услугах. Покупатель договора – так называемый “донор” – допускает, что покупательная способность денежного дохода останется постоянной в течении остатка его жизни. Он вовлекается в форму авантюры, хотя не посвященный может и не осознавать риск. Он поставляет свои сбережения на огромный риск, что правительство остановить инфляцию, и следовательно цены останутся неизменными или даже снизятся. Такая авантюра, по крайней мере с 1965 года, слишком жалкая. Даже хуже, чем жалкая, она самоубийственная. С 1958 до 1968 года увеличение денежного предложения в США перевысило 90 процентов. Цены возрастали с годовым темпом свыше шести процентов, и еще более высоким темпом в 1970-ых и 1980-ых годов. Только контроль над ценами и зарплатами мог остановить это видимое возрастание цен, однако этот контроль разрушает много сегментов нашей свободной рыночной экономики.[37] Инфляция стала способом жизни для американцев, как политически, так и экономически.

Ростовщичество есть преступление против Бога. Сегодняшние христиане становятся ростовщиками в ответ на призывы своих вождей. Они без сомнения грешат по незнанию. Однако остается факт, что они замешиваются в бунте против Божьего правового порядка, и что есть суд грядущий. Чудо Божьего мира состоит в его чудесной регулярности; его законность находится вне человеческого понимания.[38] Те, которые заключают такие ростовщические договоры, принимают экономически неизменное решение. Их надежды поглощаются инфляцией. Их реальный доход сильно уменьшается вместе с падением стоимости денег. Ростовщики уничтожаются инфляцией. Бога нельзя обмануть.

Американский институт для экономических исследований, уважаемое исследовательское учреждение, замечательным своим консервативным отношением к сильно спекулятивным инвестициям. Институт опубликовал исследование различных форм годовой ренты, оценивая каждую в отдельности. Пенсионные годовые ренты, при которых люди заделяют большую сумму денег, переводят их вопросной корпорации, и ждут скажем 25 лет до срока оплачивания, когда они получают твердый пожизненный доход, оцениваются как следует:

С точки зрения инвестиции, процент, преобретенный от годовых премий не особенно благоприятный, потому что гарантированное возвращение в течении длительных сроков меньше, чем то, которое платят большинство из сберегательных банков. . . . если есть некоторое существенное увеличение средней продолжительности жизни в будущем, предложение годовой ренты может быть стоящим. С другой стороны, вероятная инфляция и угроза от других обесцениваний доллара показывают, что отсроченные договоры такого естества могут быть невыгодными.[39]

Недавные сообщения федерального правительства, ставшие доступные средствам массовой информации, объявили что наблюдается замечательное снижение средней продолжительности жизни для мужчин свыше пяти лет.Напрежение индустриальной жизни, комбинированное (как подозревается) с физическим вырождающим эффектом синтетической пищи, привели к этому снижению ожидаемой средней продолжительности жизни. Итак, покупатель отсроченной годовой ренты теряет двумя способами: он живет более короткую жизнь, и ему платят обесцененной валютой.

“Как и каждая инвестиция,” продолжает Институт, “большинство пенсионных годовых рент не особенно желательные. Процент, полученный по истечении срока полиса ниже, чем вероятно возможно получить при разумном выборе других инвестиций.” Исследование добавляет такое предостережение: “Находясь в периоде инфляции, надо инвестировать средства главно в такие виды ценностей, у которых существует тенденция к сохранению их покупательной способности. Последующие публикации Института показывают, что по мнени его исследователей галопирующая инфляция предлагает теперь более различные возможности. Чем выше темп инфляции, тем меньше инвестиции в годовые ренты всякого вида. Исследователи Института рекомендуют взрослым парам покупать только швейцарские годовые ренты (19 апреля 1971 года).

Поскольку экономический эффект инфляции на годовые ренты и на другие виды страховых договоров, как и на долгосрочные займы, разрушительный для инвеститорского капитала, должны ли церкви продолжать стимулировать такие договоры (даже если они не ростовщические, какие на самом деле они суть)? Могут ли лидеры церкви позволить себе не анализировать причины и воздействия инфляции, и не предупредить потом свою паству? Не попадает ли этот аспект проповедования под генеральное требование проповедовать все указания Бога? Ответ большинства наших пасторов сегодня просто: нет.

Когда Р. Дж. Рашдуни говорил в церкве о природе инфляции на специальной срединедельной конференции, он получил письмо от одного пастора, который критиковал его за то, что вообще упоминал об этом в церковном доме.[40] В другом подобном случае одному служителю угрожали публичным телесным наказанием со стороны его вероизповедания за то, что он показывал критический диафильм об инфляционной политике системы Федерального резерва. Антиномное духовенство может использовать несколько аргументов против такого вида проповедования: “Отделение церкви от государства (то, что мы нарушаем налоговые законы, не имеет значения)!” “Библия ничего не говорит об инфляции!” “Библия не учебник по политэкономии!” “Мы под милости, а не под законом!” Таким образом они продолжают водить своих непосвященных, доверчивых собраний к ростовщичеству и экономическому самоуничтожению. Не предлагается никакое предостережение, не предпринимается никакая попытка отказаться от кредитных договоров. Есть всякие доказательства об юридической слепоты наших церквей сегодня – проклятие, наложенное Богом, сравнимое с предложенным Исаией и потвержденным Христом: “слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите” (Мат. 13:14).

Неизменяемая годовая рента в контексте массовой инфляции есть неизменное экономическое самоубийство. Пастор, который не предупреждает свою паству об этом факте, таким образом излагая ее обманом памфлетов, напечатанных его собственным вероизповеданием, не ничего другое, чем уничтожитель – волк в овечьей шкуре, который стремится разорить членов своего собрания. Пасторы становятся проповедниками нищенства, стимуляторами ростовщичества. Они посредники экономической проституции. Делая действительным полностью незаконный перенос неморальных бизнес практик в сферу установленной церкви, они становятся финансовыми сводниками.

Иерархическая автономия

В свою мастерскую книгу Дорога к крепостничеству, Хайек включает главу “Почему наихудшее берет верх.” Он утверждает, что централизованная власть особенно экономическая власть, есть соблазнь дль самых бессовестных людей в обществе. Он верит, что сам факт концентрации экономической власти в сфере гражданского управления представляет сильный импульс к установлению тоталитаризма. То, что он говорит о гражданском управлении, можно легко применить к каждой нерыночной, по существу неконкурентной религиозной институции. Чем больше экономическая власть, которая располагается на высших уровнях бюрократической иерархии, тем меньше ответственность лидеров к требованием членской массы. Если у такой организации есть большая степень финансовой автономии, она становится вероятной мишенью о захвате для бессовестных.

Двадцатый век стал свидетелем либерализации виртуально всех христианских церквей, включительно протестантской и католической. Теологический и политический либерализм сотрудничились как партнеры.[41] Главный фактор для успешного обращения церквей к неортодоксальным кредам и действиям очевидно находится в сердцах членов собраний. Они слушают ложных пророков с кафедры, жалуясь только когда радикализм их лидеров нарушает некоторую культурную или экономическую запрещенную зону, дорогую сердцам определенных членов. Но критический фактор, ведущий к взятию контроля, был существование в церквах агенств, требующих дарений: миссии, образовательные учреждения, издательства вероизповеданий, и т.д. Финансовая автономия от еженедельных приношений членов была основным средством для ниспровержения.[42] Часть этой автономии обеспечивается схемами о неизменяемых годовых рент, и о долгосрочных кредитных договорах. Они благоприятствуют существованию вопросного учреждения независимо от его теологической деятельности. Его будущее по предположению лежит больше на доходе от “благоразумных инвестиций,” чем на сохранении ее первоначальных теологических стандартов. Это, конечно, неизбежное, имея ввиду природу трестовых споразумений, как показывает следующий продажбенный модуль:

Долго после того, как вы уйдете домой на небеса, ваше влияние может жить… здесь на земле. Дар миссии – для продолжения дела мировой Церкви – может означать, что ваше христианское влияние будет жить через годы в преданных сердцах, руках и ногах служителей Христа в самых отдаленных уголков земли.[43]

Какой неотразимый призыв к некоторый взрослой, непосвященной вдове, у которой несколько тысяч долларов сбережений! И какое проклятие для организации, которые предлагает ей этот призыв; она теологически подпечатывает свое собственное осуждение. Структура может сохраниться, но цели изменятся. Постоянные годовые ренты и попечительства превращают обратно обещание Соломона: “Богатство грешника сберегается для праведного” (Прит. 13:22). Вместо этого мы видим, что богатство праведного сберегается для грешного.

Надо показать лицемерие этого призыва к пожилому христианину разделиться со своими деньгами. Донор (или в этом случае ростовщик) подводится верить, что учреждение в себя и само собой, может и желает поддержать его участие в установлении Божьего царства. То, в чем нуждается учреждение, говорят донору-ростовщику, это постоянный фонд. Не вклад в теологию важный, а фонд. Теология будет заботиться о себе; то, что необходимо, это деньги! Фонд должен расширяться, даже если это означает, что христиане превращаются в ростовщики, и при этом экономически неблагоразумные ростовщики (имея ввиду факт инфляции). Если можно организовать фонд, лидеры будут в состоянии действовать, независимо от враждебности членской массы; угроза отрезать фонды не может упражнять ту же силу. Боже, фонда храни!

Финансовая автономия и иерархия какой-либо институции есть похоронный звон для ее первоначальных целей. Есть много причин почему в Ветхом завете требуется опрощение всех долгов каждые семь лет. Наверняка одна из них была такая: гражданское управление, банки (какую бы форму они ни принимали), заимодавцы, должники, и всякие другие институции, не могли жить в условиях постоянной задолженности и “неизменяемых годовых рент,” все равно светских или ростовщических. Запрещение такой жизни должно было помочь, чтобы сохранить ответственность бюрократов всякого вида к желаниям народа, как требование о десятине предостерегало людей, чтобы не превратиться в тиранов. Множество суверенностей защищались различными постановлениями закона; каждая имела свои права, и свои обязанности. Никакая из них не должна оставаться постоянной, кроме постоянное обновление Бога, и постоянное признание его суверенитета как абсолютный.

Сущность христианского настоятельства просто такая: круглосуточная, неизменная, личная ответственность перед Богом. По самой своей природе неизменяемые попечительства и годовые ренты вовлекают обоих, и “дарителя,” и должника, в неизменную теологическую ответственность. Лихвенный процент может быть неизменяемым и крайне безличным, но он только часть существующего споразумения. Христиане не могут позволить себе люкс такого “настоятельства,” потому что такой вид неизменяемых финансов есть отмена христианского настоятельства.

Есть справедливость во всем этом. Церкви, которые слишком мягкие и “толерантные,” чтобы требовать от своих членов десятину (хотя конечно не самой церкве, что было бы незаконно по библейскому), делали ростовщиков из своих членов потому что средства так скудные. Слишком мягкосердечные, чтобы применять закон о десятине, они чрезвычайно безжалостные при изобретении целого комплекса ростовщических схем. Но делая это, они обвязывают свое безличное экономическое будущее – свою неизменную внешнюю “протекцию” – с выживанием инфляционной экономики. Когда вводится контроль над ценами и зарплатами, этот контроль уничтожает и акции, и облигации.[44] В какой степени наши христианские институции участвуют в “экономическом демоне” современного мира, в такой степени они погибнут посредством этого демона. За свой ужас они узнают, что гарантированное преуспевание, как и гарантированный доход для вдов, никогда не такие простые, как кажется. Долги, взятые с верой в постоянное экономическое расширение, долгосрочно не могут не привести к провалу. Нет такого дива как линейный необратимый, неоспоримый рост – населения, денег в банке, новых членов, или лихвенного процента. По этому вопросу математические законы информируют нас, что экспоненциальная кривая выравнивается или резко падает.[45] Осуждение приходит.

Капканы торгашества

Чем кончится все это? Некоторое указание о том, куда мы направляемся, пришло ко мне почтой, непрошенным, с печатью “Почтовые расходы уплаченные” одной неприбыльной организации – Pallotin Missionaries из Балтимора, Мэриленд. Я процитирую с самого конверта: “Содержание: Сообщения о лотерейном розыгрыше приложенных номеров. ЛОТЕРЕЙНЫЕ ВЫИГРЫШИ на 14000 долларов. Вы имеете 5 шансов выиграть 112 ПРИЗОВ.” На обратной стороне: “ДВЕ МАШИНЫ МАРКИ ОЛДСМОБИЛЬ, произведенные в 1970 году, ИЛИ 3500 ДОЛЛАРОВ НАЛИЧНЫМИ… 100 КИНОКАМЕР МАРКИ КОДАК ИЛИ 35 ДОЛЛАРОВ… ДЕСЯТ ЦВЕТНЫХ ТЕЛЕВИЗОРОВ ИЛИ 350 ДОЛЛАРОВ НАЛИЧНЫМИ.” Внутри было рекламное сообщение:

Может быть сегодня – ваш счастливый день. . . . Почему такой фантастический подарок??? Потому что группа поддерживающих Pallotin Missions собрались и пришли к блестящей идее подарить все эти призы (облагаемые налогами, конечно – Г. Н.)… Да благословит Бог их… и подумайте только, что вы можете быть выигрывающим. Почему лотерейные билеты??? Да просто потому, чтобы драматическим образом привлечь внимание к нуждам бедных, голодных и больных детей в Pallotin Missions… Пришлите почтой ваш вклад еще сегодня… Человек, чье сердце полное любовью, всегда найдет что подарить, особенно чтобы помочь детям… Как любовь никогда не опорожняет сердце, так и дарение никогда не опорожняет кошелек.

Когда Брус Бартон написал Никакой человек не знает больше полвека тому назад, он пытался привнести некоторую степень святости в мир бизнеса. Он пытался доказать, хотя и нелепо, что Христос был успевающим организатором, и что Ему стоит подражать, когда человек занимается бизнесом. Либеральная теология Бартона по крайнее мере позволяла ему пытаться привнести этику в бизнес, хотя это приводило к перенаписыванию истории церкви. Сегодня все хорошие пасторы, либералы или консерваторы, официально осмеивают книгу Бартона (если они вообще слышали о ней). И все-таки они куда более развращенные, чем Бартон. Они не говорят бизнесменам подражать Иисусу; они пытаются убедить последователей Иисуса подражать бизнесменам, и при этом не этическим бизнесменам, а торгашам. Говори полуистину (неизменяемый доход, постоянный, пожизненный), но только чтобы подписать договор! Обещай эти цветные телевизоры, но обеспечь чтобы овечки опорожнили эти бумажники, которые никогда не пустые! “Делай то, что я говорю тебе… На этой неделе, и только на этой неделе… Выложи все свои деньги, чтобы всю жизнь получать их обратно…”

Церковь как институция не страховая компания. Она не лотерейная лавка. Она не место для бинго, пусть оно протестантское бинго. Она дом молитвы.

Газета Press-Enterprise из города Риверсайд, Калифорния, опубликовала 29 августа 1970 года в колоне “Религия сегодня” статья преподобного Лестера Кинсолвинга. Статья вышла под таким заглавиям: “Стрижка овец.” Мистер Кинсолвинг показал целую плутовскую галерею из назначенных фундаменталистских служителей, которые рекламировали продажу облигаций, в этом случае баптистских облигаций. Оборот сегодсняшнего церковного рынка облигаций достигает 500 000 000 долларов. Кинсолвинг пишет:

Потенциальным инвеститорам обещали возможность “выполнить свой христианский долг” (при 7 процентов прибыли) инвестируя в облигации, выпускаемые BBU (Баптистским университетом Вефиль), “крупнокалиберным, аккредитованным университетом, который не насмехается над Богом, не учит подражательстве. . . . и не сокрушает веру учащихся.”

Набожные инвеститоры вылили свыше миллион долларов в это предприятие из штата Оклахома, только чтобы научить, после того как их агенты исчезли, что он никогда не был аккредитированным, и что окончательное число записавшихся в нем студентов было всего четыре студента.

Такая стрижка овец не редкое явление:

Какой-то делец выпустил облигации на 20000 долларов для небольшой церкви в штате Арканзас – но продал за 40000, убегая из города с разницей.

Евангельская федерация “Золотой круг” продала облигации на 44000 долларов, утверждая, что они церковные – а потом попыталась инвестировать деньги в нефтеискательскую фирму из города Санта Барбара, и тогда комиссия по ценным бумагам и биржам (Securities and Exchange Commission – SEC) поймала их.

Клод М. Бонд из Строителей церкви Гедеона постоянно успешно продавал облигации, выпускаемые 30 церквами из области Далласи. SEC обвинила Бонда, что он обманывал инвеститоров, говоря им, что “никогда не было неуплаченных церковных облигаций.”

Не только инвеститоры, но и многие государственные и общинские руководства показали себя наивными касательно таких практик. Потому что церковное поручительство на эмиссии таких облигаций часто означает, что не существует требование о регистрации или о заверении с доказательством о состоянии выпускающей институции чтобы выплатить их.

Ужасающее? Исключительное? Что еще должны ожидать христиане, когда церкви поощряют нарушение наложенных Богом ограничений на членов, иерархию, и на тип финансирования, законный для каждого аспекта Божьего царства? Протестанты могут возразить, что такие примеры о неоплачивании или торгашества нетипичные. Не в этом сущность, однако. То, что критичное, не что эти фундаменталистские “предприниматели” могут контролировать только небольшой процент церковных доверенных фондов; критичное то, что церкви поставляют фонды на первое место. Дело не в том, что церкви просто не так эффективные в управлении своими внутренними и внешними долгами, как Дженерал Моторс; нетерпимое то, что они должны подражать тем видам кредитных договоров, которые Дженерал Моторс, как прибыльный бизнес, считает выгодными. Дженерал Моторс не церковь, и не попадает под теми же  ограничениями касательно того, чтобы давать или получать лихвы. В отличии от установленной церкви, Дженерал Моторс не дом молитвы.

4. Экономика соблюдения субботы

Гари Норт

Шесть дней делайте дела, а день седьмый должен быть у вас святым, - суббота покоя Господу; всякий, кто будет делать в нее дело, предан будет смерти. Не зажигайте огня во всех жилищах ваших в день субботы (Исх. 35:2, 3).

Одно из очень немногих церемониальных постановлений Ветхого завета, которое современные христиане все еще соблюдают, это суббота. Обычно защита необходимого отдыха по субботам делается в смысле аргумента “распоряжение сотворения,” а не просто в смысле четвертой заповеди (Исх. 20:8-11). Утверждается, что Бог отдыхал на седьмом дне сотворения, и это служит примером для следования всеми народами и всеми культурами. От Божьего заветного народа специально требуется воздерживаться от всех светских заниманий по воскресеньям. Всякие прибыли, полученные по воскресеньям, незаконные. Разрешается работать по воскресеньям только людям из профессии, которые предлагают помощь в спешных случаях, или поддреживают общественный порядок. Это включает врачей, полицейских, пожарников, солдат на службе, и операторов спешных телефонов. (Почему эти люди должны получать оплачивание этих услуг, редко объясняется. Христос защитил право человека вынуть нагруженного животного из ямы, но Он не сказал, что люди должны создавать “вынимающие животных” компании, чтобы получать прибыль по воскресеньям. Иногда пуританские проповедники видели это более ясно. Томас Гудж, современник Оуена и Бакстера в 17-ом веке, восхвалял как блестящий пример отказ некоторых христианских врачей получать деньги за свою работу по воскресеньям.)[46]

Независимо от их официальной ссылки на аргумент “распоряжение сотворения,” современные субботяне неизменно ссылаются тоже на специфичные пассажи Ветхого завета, чтобы подкрепить свою интерпретацию требований о соблюдении субботы. Те же самие стихи, которые цитировались в Вестминстерской исповеди веры и в анотациях Большого катехизиса, используются и сегодня, более чем три века позже.[47] Обычная ссылка делается на Ис. 58:13, как и на Иер. 17:21-27. Как будто никогда не беспокоит их то, что эти “древнееврейские” применения субботы пришли в Английскую Реформацию сравнительно поздно. Субботянство было меньшей частью средневековнего католицизма, и тому, что резко утверждалось в теории католическими комментаторами, неистово противопоставлялись Лолард и Лютер. Они не хотели поддерживать ничего, которое увеличивало авторитет Римской церкви.[48] Калвин следовал традицию, оставленную Иринеем и Августином, интерпретируя субботу как аллегорию отдыха в Христе от рабства греха для верующих, отдых, который должен стать совершенным в вечности.[49] Это конечно было просто учение Евр. 4, и Калвину не хотелось порвать с этой точкой зрения. Он выходил на лужайку поиграть в кеглы после церкви по воскресеньям, факт, который субботяне впоследствии предпочли пренебречь. Английскаь церковь заняла среднюю позицию между лютеранской и католической: она отрицала суеверных празднований, но сохраняла воскресенье как день для отдыха, хотя много видов развлечений считались законными, к ужасу более поздных пуритан. Только в 1590-ых годах английская церковь, реагируя против строгих пуританских субботян, повернулась обратно в направлении Римской церкви, с ее праздничными отдыхами в дни некоторых святых.[50] Профессор Кнапен, выдающийся авторитет пуританства в Англии в 16-ом веке, пришел к такому заключению:

По своему происхождению современное английское субботянство следовательно нереформаторское или калвинистское. Насколько у него было некоторое теоретическое основание, его надо искать в средневековной доктрине, которая уцелела в англиканском учении и законодательстве, что этот день надо посвятить всецело религиозным целям. Это напоминает официальную доктрину церкви при Елисавете, как ее представляли в проповеди, катехизисе, и в предписании. Однако поведение Королевы не соответствовало таким стандартом… Позволяя своим духовникам поддерживать высокую доктрину по этому вопросу, а потом насмехаясь над ней, Елисавета вызвала реакцию, которая окончательно приняла форму даже более высокой доктрины.[51]

Реакция, согласно Кнапену, началась когда шахта в Парижском саду разрушилась в воскресенье, 13 января 1583 года и погибло восемь человек. Преподобный Джон Фийлд поднял рукавицу и приписал это событие нарушению субботы приравнивая христианскую субботу с древнееврейской субботой, вполне новая идея.[52] Другие потом последовали его. Враждебность к всякой формы развлечения по воскресеньям показана в многих пуританских трудах последнего десятилетия шестнадцатого века, а именно Доктрина о субботе (1595), автор Николас Боунд, и Трактат о субботе (1592), автор Ричард Грийнхам.[53] Пуританская позиция заповедала абсолютно работать в остальные шесть дней недели, и запрещала абсолютно всякий вид развлечений по воскресеньям. Уровень их враждебности к всему подобному “пятидневной рабочей недели” отражается в постановлении от 11 мая 1659 года, в виде инструкций Верховного суда щтата Массачусетс, одна из немногих политических юрисдикций, которыми пуритане контролировали всегда:

Чтобы предотвратить беспорядки, возникающие в некоторых местах этой юрисдикции, по причине что некоторые еще соблюдают такие праздненства, какие суеверно сохраняются в других странах, к великому бесчестию Бога и к оскорблению других, распоряжается следовательно этим Судом и надлежащими властями, что кого бы ни поймали в соблюдении таких обычаев как Коледование или тому подобные, или воздержанием от работы, празднованием, или любым другим способом, таким как вышеупоменутые, каждый такой нарушитель должен заплатить за каждое нарушение по пяти шиллингов, как штраф в пользу округа.[54]

Большой катехизис, разработанный между 1643 и 1647 годами Ассамблеей Вестминстера, достаточно откровенный. Он запрещает “всякое осквернение дня через леность, или совершая такое, что само по себе грешное; и через всякие бесполезные дела, слова и мысли, касающие наши светские занимания и развлечения” (Отв. 119). Защита такой воскресенской строгости основывается на многочисленных цитатах из Ветхого завета. В своей главе “Пользы от субботянства” английский историк Кристофер Хил комментирует: “Некоторые из крайностей, к которым обратились более поздные субботяне, возникли из верования в буквальном вдохновении библии и из приравнивания воскресенья с еврейской субботой. Но эти крайние взгляды пришли позже, после того как иерархия порвала с виртуальным единодушием ранних Елисаветинских времен касательно соблюдения воскресенья…”[55] Пришествие строгого субботянства нельзя отделить от политических и церковных конфликтов в Англии с 1590 по 1660 года. Современный субботянин, который не знает происхождение своего странного наследства, не может увидеть величину своего отклонения от Августинско-Калвинистской традиции.[56]

То, о чем современные субботяне обычно спорят, это что так называемые “чисто церемониальные” аспекты субботы были временными. Это включает само основание древнееврейского субботного богослужения, а именно наказание за всякие нарушения, т.е. смертный приговор. Факт, что применение абсолютно неизменно связывалось с соблюдением субботы, нисколько не беспокоит современных сторонников строгости. Более строгий, чем позволил бы Новый завет, современный субботянин тем не менее слишком гуманистский, чтобы позволить чему-нибудь, как твердый закон Ветхого завета, препятствовать его свободному взгляду на применение субботы. Не предлагаются никакие толковательские аргументы, чтобы объяснить почему можно нарушить единство ветхозаветного соблюдения и применения субботы; это просто принимается как данное. Субботяне просто принимают, что они как-нибудь чтят Бога своими неудобствами по воскресеньям, а тем временем нарушение Его распоряжений о специфическом применении субботы приносит Ему большую славу.

Распоряжения касательно долгов по субботным годам, по которым всех рабов надо было освободить, а всех долгов простить, одинаково “церемониальные.” Земля тоже должна была оставаться необработанной. Итак, мы находим субботян, которые объявляют себя слишком строгими, но они в долгу семь раз по семи лет, или обрабатывают землю безжалостно; тем не менее они гордятся своей строгостью. Их претензия лежит на факте, что они не работают для прибыли по воскресеньям, и не смотрят матч Упаковщиков из Зеленого залива против Коричневых из Кливланда по телевидению. Некоторые из них не слушают новости по радио или не читают воскресенские выпуски газет. А настоящие святые среди них не читают и утреннее издание по понедельникам, зная, что оно печатается по воскресеньям.

Естественно, что субботяне – защитники утра понедельника, которые хотя бы наслаждаются чтением об игре Упаковщиков с Коричневыми, даже находя неморальным смотреть или играть, возмущаются строгостью своих собратьев субботян, которые отказывают читать репортаж о ней в понедельнике после обеда (утреннее издание, как я уже упомянул, не читается). Они думают о других как о “легалистах,” пока экстремисты, которые следуют свою позицию, естественно глядят на своих более слабых братьев как на “скрытых антиномистов.” Таков путь людей: тот, кто возмущается, когда ему наступают на пальцы ног, называет своего брата легалистом; тот, кто наслаждается наступать другим на пальцы ног, возмущается их очевидном противоречии. Вопрос очень часто состоит в том, чей вол забоданный (или для более полной аналогии, чей вол упал в какую яму).

В чем смысл соблюдения субботы? Оно без сомнения означало намного больше для древней еврейской культуры, чем кто-нибудь из нас может осознать, в современном мире мы сочли бы полное применение субботного отдыха, как его практиковали в древнем Израиле, крайне разрушительным для наших моделей жизни. Поэтому я выбрал ограничить мой поиск только к самым очевидным применениям в отдельной сфере экономической теории. Этот тесной фокус никоим образом не охватывает просторное влияние ветхозаветных распоряжений о субботе на другие сферы человеческого общества – семью, управление, военную сферу и т.д. Во всяком случае, значение соблюдения субботы для тесной области экономических дел, должно быть достаточно смущающим для тех, которым нравится считать себя строгими субботянами. Надеюсь, что они будут принужденными пересвотреть или свои действия, или свою дефиницию о субботе, какая она применяется к нашему времени.

Пассаж, который служит как введение к этому эссе, а именно Исх. 35:2,3, показывает главные условия для применения еврейской субботы. Ортодоксальные комментаторы принимают два основных взгляда на этот пассаж. Первый, что “зажигать” должно относиться к разгоранию огня, буквально и фигуративно, с нуля. Зажечь огонь, после того как он полностью погас, было нелегкой задачей, и это составляло дополнительную работу, которой можно было избегнуть просто обращая внимания домашнему огню, которого надо было развести с прежнего дня. Второй взгляд поддерживает, что “зажигать” относится к огням, использованным в бизнесе, как в случае с кузницей. Последний взгляд исключительно неубедительный. (Третья возможность, что по субботам никакой огонь не горел в Израиле, даже в холодную зиму, невероятная, особенно в свете либеральной интерпретации Христа о соблюдении субботы – Мат. 12:1 и т.д.). Итак, кажется основательным принять, что было незаконно зажигать огонь по субботам, но законно было поддерживать вчерашний огонь горящим.

В таком свете надо интепретировать случай, представленный в Числ. 15. Запрещение о зажигании огня должно было бы применяться и к собиранию материалов, которые могли бы использоваться для зажигания такого пламени. Бог выяснил евреям, что такое расширение генерального принципа необходимое.

Когда сыны Израилевы были в пустыне, нашли человека, собиравшего дрова в день субботы. И привели его нашедшие его собирающим дрова к Мойсею и Аарону и ко всему обществу. И посадили его под стражу, потому что не было еще определено, что должно с ним сделать. И сказал Господь Мойсею: должен умереть человек сей; пусть побьет его камнями все общество вне стана. И вывело его все общество вон из стана, и побили его камнями и он умер как повелел Бог Мойсею (Числ. 15:32-36).

Этот пассаж критичный для понимания того, чего требовали от Божьего заветного народа распоряжения о субботе. Нарушение субботы по такому “мелкому” вопросу как собирания дров, вовлекло нарушителя в смертельное преступление. Юридически нет никакой разницы между этим преступлением и убийством. Оба требуют смертную казнь. Современный субботянин цитируя ссылки Ветхого завета о субботе на поддержку своей позиции, неизбежно связывает свою позицию с этим пассажем. От него требуется рассматривать малейшее нарушение субботы с тем же ужасом, с каким он смотрел бы на убийство члена его семьи. Все нарушения, от собирания дров до игры в профессиональный футбол, должны рассматриваться как смертельные преступления. Невозможно избегнуть этой ситуации: если стандарты еврейской практики стоят провозглашения, тогда требования еврейской юриспруденции должны применяться. Хотя наши современные гражданские кодексы не налагают смертную казнь на нарушителей субботы, совестные субботяне не должны отдыхать в другие дни недели, пока гражданское управление не убедится налагать такую санкцию против нарушителей. Если закон завета обвязывающий, то и применение законов завета одинаково обвязывающее. Человек, который отклоняется от этого принципа, по библейскому есть антиномист.[57] Всякая так называемая “гуманитарная” снисходительность в применении библейского закона, не меньшее нарушение Божьих абсолютных стандартов о праведности, чем открытое отрицание действительности вопросных правовых стандартов. Самое минимальное, основываясь на соответствии, пока наши гражданские кодексы могли бы измениться, всякое вероисповедание или собрание, которое объявляет субботный закон обвязывающим, должно применять субботный закон для всех своих членов, через угрозу об отлучении. Если надо признать каким-нибудь образом, что надо соблюдать еврейские стандарты о субботе в новозаветные времена, тогда церкви должны смотреть на нарушителей субботы с тем же ужасом, с которым они смотрят (или должны смотреть) на убийц, похитителей, и содомитов.

Церкви, как знает каждый, ни теперь, ни когда-нибудь, не смотрели так на нарушителей субботы. Павел ушел так далеко, что объявил доктрину: “Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума” (Рим. 14:5). Он не говорит, надо отметить это, что вопросный день или дни когда-нибудь назывались “еврейскими днями новолуния и субботы,” как отчаянные субботянские ученые пытаются доказать. Он говорит просто день.[58] Такая возможность для христианской совести не существовала для собирателя дров из Числ. 15. Это должно привести нас к заключению, что применение принципа субботы в новозаветные времена радикально различное от того, что требовалось в ветхозаветные времена. Подобным образом Павел предоставляет индивидуальному христианину решать; церковная система, которая нарушает это право на совесть, есть открытое нарушение новозаветного стандарта. Церковь может налагать посещение службы по воскресеньям, но она не имеет права делать больше, чем это. Право на индивидуальную совесть в этом особенном случае не может нарушаться никакой церковной властью.

Если примется искривленное толкование субботян, а призыв Павла к совести не рассматривается как применимый к еженедельным субботам (с принудительным толкованием тоже касательно Кол. 2:16,17), тогда появляется главная дилемма: или церковные стандарты о соблюдении субботы находятся в вопиющем нарушении далеко более строгих стандартов Ветхого завета, или иначе гипотетически точные верские условия в настоящее время обессиленные, и это случилось по меньшей мере два века тому назад. Больше чем это: оказывается, что они вообще наприменимые. Верования менее строгие, чем Ветхий завет; применения современной церкви менее строгие, чем верования. Субботянин, который пытается избежать этой истины, самообманывается. Далее, то что случается в случае применения этих распоряжений – Ветхого завета или верований – гражданским управлением, гораздо хуже. И все-таки субботянин не может избегнуть этой проблемы. Если он считает легким пренебречь неуспех гражданского управления применить законы о субботе, тогда он должен одинаково не интересоваться неуспехом государства применить библейские законы касательно брака, проституции, гомосексуализма, кражи, и почти всего другого, которое может относиться к десяти заповедям. Человек, который легко принимает небрежность государства при применении каждого из них есть просто антиномист. Если он верит, что субботные законы действительно применяются, и вообще не беспокоится от мысли, что в этой области государство не делает свою работу как полагается, тогда он пренебрегает библейский принцип закона: если закон стоит, чтобы объявили его, он стоит, чтобы его применяли.

Надо тоже отметить, что пятидневная рабочая неделя есть открытое нарушение субботных законов. Господь не предлагает никому возможность брать свободный день в течении недели. “Шесть дней работай” заповедает Он, не смотря на профсоюзы. Пусть мы увидим, что церковь применяет это! Пуритане его применяют; их угрожает тюрьма за проповедование и следование этого.[59] Они идут на этот риск.

Субботяне и горючее

Собирание дров есть отличный пример о древнееврейской практике прецедентов, как она применялась в свете генеральных требований Декалога. Он показывает вероятно больше, чем любой другой пример, значение четвертой заповеди для древнееврейской нации. Рассмотрим его экономический смысл. Что содержится в собирании дров? Дрова использовались по меньшей мере для четырех целей:

1. Отоплять дом
2. Освещать дом
3. Готовить еду
4. Продавать дрова для целей 1-3

Поскольку речь идет о действительном употреблении, случай из Числ. 15 более подходит к ежедневной жизни еврейских женщин, нежели для мужчин из семьи. В фокусе интересов современных субботян более часто находится мужчина и его работа, но это не обязательно в случае сельскохозяйственной доиндустриальной общности. Более вероятное, что собирание дров было задачей детей; женщины были должны использовать их для нужд дома, после того как их уже собрали. Мужчинам оставалось воспользоваться выгодами от собирания и действительного употребления дров, но в общем им не следовало иметь дело с дровами. Возможными были некоторые исключения, конечно, но одно исключение кажется далеко более вероятным, а именно это о профессиональном собирателе дров. Спрос на его работу должен был быть наибольшим по субботам, именно в тот день, когда запрещалось работать. Женщины, которые не успевали запастись дровами раньше в течение недели, могли бы купить некоторое количество от профессионала.

Нам не говорят, что мужчина из Числ. 15 был таким профессионалом, но суровость наказания ясно показывает, что оно далеко более угрожает постигнуть именно такого класса профессионалов. Была необходимость в грубых наказаний, имея ввиду что мужчины и женщины такие, какие они на самом деле. Для грешника всегда есть наслаждение нарушить Божьи заповеди; если это нарушение приносит тоже с собой и некоторые дополнительные выгоды над самым удовольствием от пренебрежения и вне его, тем лучше. Субботные запрещения вызывают тяжелые расходы для послушного; применение субботы требует жесткие наказания, таким образом нагружая и нарушителей высокими расходами в форме высокого риска.

Какие были расходы на субботу? Для мужчины это было потеря всех доходов – денежный (менее вероятно в сельскохозяйственном обществе), психологический, или в физическом имуществе – для этого дня. Но женщины тоже платили. Они должны были запастись дровами раньше в неделе. Это значило больше работы в течении недели, или более длинными рабочими днями, или увеличивая интенсивность рабочего дня - или обоими способами. Если рабочий день не удлинялся или неинтесифицировался, тогда другие задачи, которые желательно было исполнить, оставались неисполненными, а это, как каждая жена знает, тоже имеет цену (особенно если супруг или свекровь заметит вопросное опущение). Всегда должна была быть соблазнь пропустить собирания дров в течении недели, особенно если профессионал мог бы прийти с грузом топлива по субботам на разумной цене. Если его цена была ниже, чем женщина оценивала стоимость собирания дров раньше в неделе, можно было ожидать заключить сделку. Наложив суровую и постоянную форму наказания виновного, общность могла наложить цену на дрова: риск должен был быть настолько высоким, что немногие профессионалы могли бы уцелеть. Сколько женщин могли бы или желали бы заплатить цену? Было бы дешевле купить или собрать их в течении недели. Собирание дров превратилось в невероятный источник прибыли по субботам. Поскольку рынок на дрова по субботам был ограниченным из-за высокой цены (по причине высокого риска), возможности для соблазна сводилась к минимуму. Нарушение субботы не оплачивалось и было слишком дорого нанять кого-нибудь, чтобы нарушить ее.

В такой степени, в какой ослабились наказания в подобных случаях, стало вопросом совести нарушать или нет субботу, или платить кому-нибудь другому, чтобы нарушить ее. Совесть остается без защиты высокой экономической цены, которая заставила бы человека действовать святым образом. В середине двадцатого века отдых по воскресеньям основывался прежде всего на традиции и на профсоюзах; там где эти ограничения обессиливались, совесть остается единственный барьер против нарушения ветхозаветного применения субботного принципа. Люди, которые ценят досуг меньше, чем другие формы дохода, будут стремиться искать прибыльную работу по субботам, особенно когда рынок ограниченный, по одной или другой причине, против вступления в него конкурентной рабочей силы. “Сверхурочное” оплачивание добавляет стимул.

Если мы примем принцип, что для нас плохо нанимать другого человека, чтобы совершать преступление для нашей пользы и для его выгоды, тогда следуют некоторые выводы. Нарушение субботы было смертельным преступлением. Если строгие субботяне считают ветхозаветные распоряжения обвязывающими для христиан, тогда нанять человека, чтобы он нарушил субботу, есть такое зло, как нанять кого-нибудь из “Убийство Компани,” чтобы убить нашего ближнего. Совершение преступления, и вина нанимающей стороны в обоих случаях одинаковые. Смертельные преступления самые большие такие. Если древнееврейская суббота морально обвязывающая сегодня, ее значение и применение в ровной степени обвязывающие.

Я слышал христианские люди, когда они обвиняли своих собратьев христиан в нарушение субботы, потому что последние дерзнули пойти в ресторан поесть после конца церковной службы. То же самое наверно твердится и о тех, которые покупают пищу в универмаге по субботам. Почему это должно быть нарушением? Ясное, что только на том основании, что поощрять другого нарушать субботу, оплачивая ему чтобы он оставался открытым для бизнеса по субботам, тоже есть нарушение субботы. Если стандарты древнееврейской субботы обвязывающие, тогда входить в место для бизнеса по субботам морально есть смертельное преступление, и мерзость в глазах Бога. Следовательно пасторы и старейшины должны говорить своей пастве воздерживаться от совершения всякого вида торговли по субботам.[60] Если человек желает взять даже нормы Вестминстерской исповеди веры (доиндустриальный документ, надо отметить) со всей ее доиндустриальной строгостью, тогда он должен поощрять своих старейшин внедрять эти требования. Конечно распоряжения исповеди даже и не приближаются к требованиям Числ. 15, т.е. к настоящим библейским нормам в глазах последовательного субботянина, но по крайней мере они все-таки не ничего. Если верования действительные в своей 1646-ой интерпретации, то и 1646 стандартов о внедрении должны были применяться. Если такие стандарты не применялись, тогда совсем ясное допущение, что церковь больше не признает действительной 1646-ую дефиницию о субботе.

Проследим обвинение против “посетителей ресторанов” со строгостью. Те же самые люди, которые предъявляют обвинение, гордятся своим соблюдением субботы, потому что они не ходят в рестораны по субботам. Они не покупают в универмагах. Они запасаются продуктами, чтобы есть домой. Совсем ясное, что если кто-нибудь субботянин, то для соблюдения субботы существенно важное, чтоб он запасился провизиями заранее. Но Ветхий завет требует больше, чем простое запасание едой. Пассаж, который мы цитировали, Числ. 15, выясняет, что не только пищей, но и горючем надо запастись заранее; горючее для отепления дома, для приготовления еды и для освещения комнаты надо подготовить заранее. В глазах праведного и святого Бога было смертельным преступлением собирать дрова – горючее – в Его субботу. Современный субботянин думает, что он на правильном пути по Божьему завету, просто потому что он покупает свою пищу заранее; его брат во Христе предположительно гнусный грешник, потому что он пропустил сделать это. Но согласно распоряжениям Числ. 15, оба одинаково подлежат смерти, потому что оба платили специализированным производителям горючего, чтобы они работали по субботам. Есть такая разница, однако: человек, который входит в ресторан, не объявляет себя праведником из-за своего предполагаемого соблюдения субботы, и не обвиняет своих собратьев христиан. Он несомненно нарушает эти распоряжения о субботе из Числ. 15, но в этом вся его вина. Современные субботяне, которых я встречал, слишком часто нарушают и субботу, и заповедь против клеветы, или по крайней мере проявляют снисходительность “с осуждающим поднятием бровей и щелканьем языком.” Они пренебрегают предупреждение Христа: “Не судите, да не судимы будете: Ибо каким судом судите, таким будете судимы. . . .” (Мат. 7:1,2).

Сама архитектура наших церквей есть постоянное свидетельство о нежелании современных христиан воспринять значение субботы. Мы заполняем наших зданий всякими видами электрических приборов. Мы отопляем и охлаждаем комнаты до комфортабельных 20 градусов зимой и летом. Мы часто гордимся эффективностью современных технологий, забывая что многие мужчины и женщины должны ходить на работу и управлять машинами, которые производят энергию – топливо – для наших приборов. Эти рабочие нарушают субботные законы каждое воскресенье, совершая смертельные преступления, а каждый субботянин христианин, который пользуется этими приборами, вне некоторых законных спешных случаев, посылают людей в ад каждое воскресенье, утром и вечером, сидя комфортабельно в своих церквах с кондиционированием воздуха. Если верования субботян правильные, тогда субботяне еженедельно осуждают других на вечные мучения в пламени, просто сидя себе среди своего 20 градусового комфорта.

Естественно, субботяне всегда могут защитить эту температуру, представляя ее как жизненно важную спешность. Некоторые могут рассматривать ее как эквивалент вола, упавшего в яму. Замерзшие церкви оттолкнули бы неверующих зимой, душные церкви сделали бы то же самое летом. Возможно что этот аргумент и законный, если это действительная причина, по которой мы отапливаем наши церкви. Или может быть наши тела действительно не могут вынести то, что наши пуританские предки испытали, чтобы установить реформаторское богослужение в Америке; может быть мы не можем вынести то, чтобы церквы были настолько холодные, что хлеб для причастия замерзал. Возможно что мы умерли бы, если у нас отнимут настоящий технологичекщий комфорт (как апокалиптические пессимисты утверждают, это вероятная перспектива близкого будущего). Но если только комфорт есть наша защита о наших потребляющих энергию системах центрального отепления, тогда мы не добавляем много мысли к верованиям наших субботян. Стало в целом слишком фешенебельно приспосабливать интерпретацию субботы к каждому новому технологическому постижению. Субботяне цепляются религиозно к нормам, написанных веками тому назад, тем временем регулярно нарушая условия этих верований. Это шизофреническое. Высказывание верований должно измениться, или иначе субботяне должны изменить их легкое принимание радикально несубботянской технологии.

Нельзя рассматривать этот довод как что-нибудь новое. Его привел один из самых строгих и самых последовательных субботян в истории постреформистской протестантской церкви, Роберт Мурей МакЧейни. Он не смягчал слова в своем осуждении своих собратьев христиан:

Не знаете ли вы, и вся софистика ада не может опровергнуть это, что тот самий Бог, который сказал “Не убивай,” сказал тоже, “Помни день субботный, чтобы святить его”? Убийца, которого тянут к виселице, и лоснящийся нарушитель субботы, одно и то же в глазах Бога.

Эндрю Бонар сохранил учение МакЧейни по вопросу о субботе в своих Мемуарах МакЧейни, и самопровозгласившийся строгий субботянин поступил бы хорошо, если поразмышляет над тем, что написал МакЧейни. Если нормы из Числ. 15 еще в силе, как может человек, который прокламирует субботу, избегнуть истины в словах МакЧейни? МакЧейни видел ясно, что означала бы индустриальная революция. Он оспаривал право железных дорог работать по воскресеньям, но его коллеги субботяне из Шотландии не последовали его. Они предпочли, как субботяне всегда предпочитали, повернуться спиной к значению их верований, тем временем впустую прокламируя действительность этих веровании. МакЧейни упрекал тех, которые сегодня наслаждаются, принуждая других работать по воскресеньям, обеспечивая их горючем на разумные цены:

Виновные люди, которые под сатаной выстраиваетесь в темную, мрачную фалангу нарушителей субботы, тяжело ваше положение. Вы грабители. Вы ограбляете у Бога его святой день. Вы убийцы. Вы убиваете души ваших слуг. Бог сказал: “Не делай никакого дела ни ты, ни раб твой,” но ты принуждаешь твоих слуг нарушать закон Божий, и продавать свои души за прибыль.

Субботяне должны обратить внимание предупреждению МакЧейни. Те, которые гордятся своей субботянской позицией должны рассмотреть смысл этой позиции. Нельзя насмехаться над Богом!

Когда распоряжения Вестминстерской исповеди веры будут выполняться строго, тогда дебаты о субботе смогут получить некоторый смысл, различный от теологические игры. Тогда и только тогда вопрос решится ясно и честно. Когда старейшины церкви начнуть следовать субботные нормы Ветхого завета дома, и когда они наложать эти нормы своим непокорным женам, которые любят свои духовки, свою горячую текущую воду, и свои системы кондиционирования воздуха, тогда это произведет впечатление на несубботян. Пусть они выключат свои электрические приборы, или пусть купят генератор, чтобы производить энергию. Пусть они выключат природный газ, или иначе пусть покупают бутан заранее. Пусть они перестанут звонить своим друзьям ради “христианского общения,” чтобы линии сохранились открытыми для действительно спешных звонков. Пусть они престанут использовать общественную почту по пятницам, субботам и воскресеньям, чтобы почтальоны и сортировщики не пропустили свое соблюдение субботы. Вкратце, пусть они закроют свои глаза для нарушений других, пока церковь, как дисциплинирующая сила, не начнет применять более строгие требования к всей членской массе, начиная с верха иерархии и продолжая вниз. Пусть откажутся от всякого самооправдания, пока полное применение экономической теории соблюдения субботы не встретится честно. Пока придет это время, несубботяне продолжат забавляться и тем же временем пугаться от предвзятой мысли и самодовольной уверенности тех, которые лицемерно называют себя строгими субботянами, но на самом деле они неверные тем самим нормам, которые стремятся наложить другим. Они так много подобные лицемерным иудаистам из Гал. 6:12,13. Несубботяне не смогут принять субботян серьезно, пока последные не наложать себе значительные экономические расходы по соблюдению субботы. До тех пор дебат о субботе останется в лучшем случае фарсом, а в худшем случае затруднением для Христовой церкви.

Сделать переоценку вопроса о субботе значит сделать переоценку всей Западной индустриальной цивилизации. Конечно, надо рассмотреть последные два века быстрого экономического развития. Строгие субботяне должны по крайней мере осознать возможный эффект их предложений. Если мир должен соответствовать христианским стандартам библейского закона, и если стандарты практики древнееврейской субботы все еще действительные как правила для христианского вероисповедания, как было бы возможно наложить эти стандарты населению? Не сделает ли это невозможной наша современная версия об индустриальном, специализированном обществе. Другими словами, если такие стандарты применялись последные два века, могла ли появится эта цивилизация, которую большинство современных христиан принимает, поскольку речь идет об ее технологических удобствах? Какая часть нашей экономически прибыльной эффективной воскресенской технологии принудились бы мы уничтожить?[61] Я подозреваю, что цена будет значительной. Уже время, чтоб строгие субботяне подсчитали эти расходы.

5. В защиту библейского взяточничества

Гари Норт

Три ереси – гуманизма, морализма и легализма – часто проявляются одновременно, даже в предположительно христианских кругах. Все они фокусируются на человека. Главное допущение гуманизма есть, что человек – его цели, нужды, желания, нормы – стоит в фокусе жизни. Он доказывает, что человек не только Божий заместитель над творением, работающий с целью установить владычество над землей на славу Бога, но что землю должны покорить “люди для людей,” как будто если творение “принадлежало людям.” Морализм основывается на доктрине, что человек способен демострировать свою стоимость перед Богом через действия милосердия и себеотрицания. Моралисты стремятся “быть добрыми”через действия с присущей добротой. Легализм обычно есть параллельное кредо морализма. Бог рассматривается как обвязанный теми же законами, которые обвязывают человечество; Бог, подобно Его творению, находится под законом, и должен следовательно соображаться с желаниями и требованиями людей, которые поступают по условиям Его закона. Легализм есть кровный родственник магии, поскольку чародей тоже стремится манипулировать реальность средствами грубых заклинаний и самоотречения, принуждая тайные силы действовать в согласии с предписанными формулами. Легализм должен принять действительность морализма, а оба они по существу гуманистские: спасение человека достигается через дела человека.

По определению ортодоксальное христианство отрицает все три позиции. Обратно гуманизму, христианство утверждает суверенитет Бога. Все творение должно отдавать Богу всю славу, потому что в этом состоит его функция (Ис. 45:22,23; Рим. 14:11; Фил. 2:10,11). Обратно морализму, христианство говорит, что нет в человеке ничего, которое могло бы вообще заслужить благоволение в глазах Бога – человек тотально развращенный. Вся наша праведность есть как запачканная одежда (Ис. 64:6). Поэтому достижение святости есть в ровной степени дар Божий, как и оправдание. “Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его” (Прит.16:9). Вкратце, морализм, утверждая присущую стоимость человека, обманчивый. Наконец, христианство отвергает легализм, так же как оно отвергает и магию. Бог стоит над Своим творением; закон под Богом, а не над Ним. Бог договаривается с человеком, конечно, но развращенность и бунт человека неизменно ведут к ситуацию, где заветные благословения Бога исполняются только ради бесконечной праведности Христа; человек получает благословение только из-за своего участия в завете через веру, или если он не успел сохранить веру, только из-за того, что живет во вселенной, временно заслоненной от Божьего гнева через уважение Бога к Христу, Христовых людей и делу Христа во времени (Калвин, Институты, ІІ, 7,4). Бог никоим образом не принужден слабыми попытками легалистов к праведности, или манипуляциями чародеев, уважать вопли человека. Несостоятельность осознать этот основной факт привела Иова, как и три его утешителя, к грешному пониманию с уверенного плана Бога (Иов. 32-41). Ортодоксальное христианство заявляет, что Бог есть тотальный суверен над Своим творением; Он может поступать с ним как Ему нравится, раздавая гнев или милость как Он считает подходящим. Он может делать свет и мрак, мир или бедствие (Ис. 45:7), и никто не может обвинить Его в грех или ошибку (Рим. 9:19 и т.д.). Намерение Божьих законов неизменно теоцентрическое, а не гуманистское.

Каждый христианин, который в принципе дает молчаливое одобрение тому, что было сказано, может дальше испытать себя в смысле некоторых библейских особенностей. Действительно ли закон теоцентрический? Должно ли наше повиновение быть по условиям заветной правовой структуры, которая целит единственно славу Бога? Если так, тогда каким образом должны мы рассматривать поступки Раав?

Надо указать, что библия без колебаний восхваляет Раав. Оба автора Евр. 11:31 и Иак. 2:25 свидетельствуют об ее мудрости в том, что она решила заслонить еврейских соглядатаев, и не отправляется никакой критики к методам, которыми она сделала это. Нам специально рассказывают, что за свои действия она получила награду (Иис. Н. 6:25). Она заключила договор с двумя представителями еврейской нации ( Иис. Н. 2:12 и т.д.), и по подразумению, с Богом евреев. Она оправдалась через веру, показывая эту веру в своих делах: в том состоит послание Раав через века. Блудница, которая привилась к заветной линии Христа (Мат. 1:5), единственный уцеливший вместе со своей семьей после падения Иерихона, очевидно получила благоволение Бога. Нет ни малейшего намека нигде в библии, что некоторый аспект ее защиты еврейских соглядатаев является каким-нибудь образом подозрительным. Каливинсты, включая Калвина, вторглись туда, куда ангелы боятся ступить; легализм проникает глубоко в бунтовные сердца людей.

Мы находим, что Раав была должна прибегнуть ко лжи, с целью защитить своих посетителей (Иис. Н. 2:3 и т.д.). В своем объяснении о стихе 4, Калвин пишет об ее измене к своему народу, что “не было преступления в оставлении их.” Однако ее ложь не отпускается так легко:

Что касается лжи, мы должны признать, что хотя она и высказана с добрым намерением, она не свободная от вины. Потому что те, которые поддерживают, что так называемая ложь по долгу всегда простимая, недостаточно рассуждают насколько истина драгоценная в глазах Бога… И все-таки отдельная вина не лишает полностью это дело от заслуги его святой ревности; потому что по доброте Бога вина подавляется и не берется в счет. Раав была виновной, когда она ложно заявила, что соглядатаи ушли, и все-таки главное дело было приятное Богу, потому что плохое, смешанное с хорошим, не вменяется в вину.[62]

Калвин установил прецедент, а калвинистские комментаторы стремились следовать его примеру. Преступлению Раав в измену посвящается очень мало места, но ложь, которую она использовала с целью совершить измену, подвергалась близкому критическому исследованию. Матю Пул, пуританский комментатор с 17-ого века, не церемонится: “Не знаю, куда они пошли: ее ответ, содержащийся в этих и в следующих словах, был ощутимо ложным, и поэтому неоспоримо грешным; тем не менее, ее намерение было хорошим: см. Рим. 3:8.”[63] И все-таки калвинистский легализм приводится к его верхней точки, касательно Раав, современным комментатором, хотя он и не признался бы легалистом согласно прежнему определению. Он так отчаянно стремился избегнуть очевидный смысл примера Раав -–что в некоторых случаях лгать законно, и что Бога можно славить и во лжи – что обратился к самому затруднительному виду толковательского увиливания:

Защита преднамеренного высказывания неправды при некоторых обстоятельствах, получает более вероятную поддержку из-за случая с блудницей Раав. Что Раав сказала явную ложь, это очевидно… Как можно так расхваливать ее поведение в связи с соглядатаями, можем спросить мы, если неправда, через которую она заслонила их, была сама собой злом?

Не должно пройти незамеченным, что Новозаветное Святое писание, которое восхваляет Раав за ее веру и дела, ссылается только на факт, что она приняла соглядатаев и отправила их вон другим путем. Никакой вопрос не может ставиться о правильности этих действий, или об укрытии соглядатаев от эмиссаров Иерихонского царя. А одобрение этих действий нелогичное, или в смысле аналогии, представленной Святым писанием, влечет за собой одобрение специфической неправды, сказанной царю Иерихона. Странная эта теология, которая будет настаивать, что одобрение ее веры и поступков, принимая соглядатаев и помогая им сбежать, должно охватывать одобрение всех поступков, связанных с ее похвальным поведением. И если отметить, что укрытие соглядатаев и результат их отправления вон другим путем, не могли бы быть достигнутыми без высказывания лжи, и что неправда есть неотделимая часть успешного результата ее действия, три вещи приходят на ум: (1) Мы слишком много злоупотребляем насчет провидения Бога, когда мы говорим, что неправда была неизбежной для успешного результата ее набожного действия. (2) Имея ввиду, что действительно в провидении Бога неправда была одно из средств, через которые соглядатаи спаслись, из этого не следует, что Раав имела моральное оправдание использовать этот метод. Бог исполняет свою святую, законную волю через наши нечестивые поступки….(Пункт (3) сравняет ложь Иакова к Исааку и последовавшее благословение: благословение оправдывалось, ложь была злом.) Мы видим, следовательно, что ни само Святое писание, ни теологические ссылки, извлеченные из Святого писания, не дают нам никакую гарантию об оправдании неправды Раав, и этот пример поэтому не поддерживает позицию, что при некоторых обстоятельствах мы можем оправдать высказывание неправды.[64]

То что мы видим, наоборот, это трудность наложить на рассказ о Раав легалистские ограничения извращенного толкования. Великая вера и дела Раав рвут такие ограничения так всецело, как Самсон разорвал своих веревок. Это хиперосторожное толкование просто отказывает прийти к пониманию ясного учения Святого писания: Раав оправдывается в глазах Бога, и ни одно слово во всем Святом писании, касающее ее, не намекает на никакого злодеяния с ее стороны. Но давайте рассмотрим высказывание автора, что “Никакой вопрос не может ставиться о правильности этих действий, или об укрытии соглядатаев от эмиссаров Иерихонского царя.” Вкратце, при данных обстоятельствах государственная измена была совершенно нормальной, крайне разумной. Но грех говорить ложь – какой ужас! Легализм затрудняется этическим комаром, а поглощает этический верблюд. Чтобы вернуть автору его собственный укол, это действительно “странная теология.” Автор как будто не понимает до какой степени он приближается к самому легализму, которого его собственная теология милости отрицает.

“Если бы только она не солгала!,” как будто говорят наши комментаторы. Тогда она была бы по настоящему святой! Действительно святой; она была бы более святой, чем сам Бог взыскивал от нее, что является крайней целью каждого последовательно применяемого легализма. Ее ложь, согласно всем стандартам древнего мира, вовлекла ее в измену против богов ее города. Договариваться с Богом Израиля неизбежно означало богохульство и измена против богов установленной культуры, факт предельно ясный христианам в пределах Римской империи. Даже самый совершенный легалист не может избегнуть этого факта, поэтому легалисты не критикуют Раав за измену (потому что это было необходимо по дефиницию), а только за ее ложь (которая “каким-то образом” не была необходимой). Смертельное преступление измены иногда законное, допускают легалисты; но грех высказывания лжи всегда неправедный. Мир легализма есть вселенная вверх ногами. Мы должны ожидать это, потому что все формы гуманизма превращают порядок сотворения.

Можно возразить, что такое толкование о Раав, как цитированные примеры, не легалистское, имея ввиду дефиницию, предложенную в начале этого эссе. Нет ясное высказывание, что Бог обвязан некоторыми законами и что человек может манипулировать Бога каким-нибудь образом. Совсем верное; нет ясное высказывание такого вида. Но ясно высказывается, что “Мы слишком много злоупотребляем насчет провидения Бога, когда мы говорим, что неправда была неизбежной для успешного результата ее набожного действия.” Критики лжи Раав очевидно думают, что ее случай аналогичный прелюбодеяния Давида с Вирсавией, союз, который в конечном счете породил Соломона. Конечно, мы не обязанные восхвалять действия Давида просто потому что управление Соломона имело много прекрасных результатов (такие как построение Божьего храма). Нам специально говорят, что прелюбодеяние Давида было отвратительным в глазах Бога; нас не информируют так точно о действиях Раав. Толковательски опасно читать в истории о Раав о грехе, о котором не показывается ясно, что он существует, особенно перед лицом такого подавляющего библейского восхваления ее действий. Например, мы находим критиков Раав, доказывающих что некоторым неустановленным образом она могла бы сказать правду или остаться молчаливой, одновременно с этим сохраняя жизни соглядатаев. Сам Бог должен был иметь некоторый альтернативный план, который привести в действие! Если она не солгала царским людям, она все-таки уцелела бы каким-либо образом, и соглядатаи сбежали бы, и Иерихон пал бы. Другими словами, потому что люди делают добро, Бог должен посмотреть на это, что его план порождает добро. Следовательно Бог обязан уважать хорошую реакцию человека, независимо от того какими могут быть очевидные последствия от этого доброго действия (например экзекуция всех тех, замешанных с царем). Это подразумевает некий вид манипуляции Бога и его плана человеком. Никогда не говорится, что она должна была сделать, но измена с ложью, в отличии от измены без лжи, есть зло. Легалисты не будут рассматривать это ни в каком другом свете.

Если наложенное толкование легализма было действительным, тогда мы должны ожидать найти самые большие библейские похвалы высыпанные на молчаливых предателей в Святом писании: на предателя из Суд. 1:24-26, или на цареубийцу из Суд. 3:12 и т.д. Кто может спорить, с точки зрения легалистов, с фактом, что в последнем примере “сыны Израилевы послали дары Еглону, царю Моавитскому” (3:15)? Дар мог бы быть меч в живот, но никто не жалуется, что Аод добился доступа до горницы царя, обещая доставить этот дар. “Все это точное название вещей. Раав сказала ложь, которое было плохим; Аод доставил острый подарок, который был совершенно честным.” Но библия не резервировала самые большие похвалы для этих мужчин; Раав есть многократный пример о набожном повиновении. Этот факт должен предостеречь нас против последствий толковательского подкупа с ясной истиной из Святого писания. То, что была Раав, по стандартам Иерихона, она была предательницей и блудницей. Библия рассматривает ее как повиновавшуюся святую. Легалисты видят ее как непослушную девушку: она сказала белую ложь. Легализм упускает основную проблему, независимо с точки зрения Иерихонских властей, или с точки зрения заветной истории Божьего народа. Легализм колеблется по периферии жизни, пока люди живут и умирают в условия кризиса. Когда легализм процветает, христианство становится этически сверхосторожным и культурно бессильным.

С этим как основу, мы приходим к сердцевину этого эссе. Взяточничество есть грех, если оно грех, с далеко меньшим значением, чем измена, хотя как принято, оно кажется далеко более опасным, чем сказать “белую ложь.” Проповедовал ли когда-нибудь некоторый пастор с американской кафедры о законности предложения подкупа со стороны христиан государственному служащему при определенных обстоятельствах? Советовал ли он такие вещи частным порядком? Вероятно никакой пастор никогда и подумал предлагать такой совет, по крайней мере не и пока не наступить какой-нибудь кризис – и тогда без сомнения он будет чувствоваться виновным. Следовательно, принципы толковательского легализма должны фокусироваться на огромную задачу объяснить следующие стихи: “Подарок – драгоценный камень в глазах владеющего им; куда не обратится он, успеет” (Прит. 17:8), и “Подарок тайный потушает гнев, и дар в пазуху – сильную ярость” (Прит. 21:14). Автор этих притч предлагает нам свой совет, однако не много пасторов будут склонными последовать его примеру. Вот как глубоко вкоренился легализм в современное христианство. Лучше очевидно не преуспеть, чем платить подкуп; лучше не потушить гнев некоторому коррумпированному чиновнику, чем платить ему; это неизбежный комплект заключений к которым должно привести последовательное легалистское толкование. Оно заставляет человека удивляться почему Соломон дал себе труд вставить такие строки; как будто он сделал это, чтобы создавать кошмары легалистским комментаторам. Собрание, которое слушает проповедь легализма, может когда-нибудь оказаться под угрозой вероотступнического государства, изгибаясь под преследованием христиан, и собрание будет беспомощным. Оно погибнет так верно, как погибли бы и два соглядатая, если, имея ввиду обстоятельства, в которые Бог поставил их, Раав не была так “непослушной.” Соскоблите легализм, и внизу вы найдете ханжеский страус. Легализм затвердевает сердца и размягчает разум. Он ведет к культурному бессилию.

То, что библия осуждает, есть брать взятки, поскольку принимается, что набожные люди будут применять Божьи законы без подкупов. Нельзя принимать взятку ни для собственной личной выгоды, ни чтобы перевернуть правосудие, или чтобы управлять справедливо. Но библия нигде не осуждает давать подкуп с целью помешать прогрессу вероотступнического управления. “Взяточничество” как таковое не осуждается больше, чем “измена” как таковая; все это зависит от тех законов, которые нарушаются, или от тех народов, чьи законы нарушаются. Не может быть никакого нейтрального, универсального применения слова, подобного “взяточничеству,” потому что чтобы создать такую универсальную дефиницию мы были бы должны принять существование некоторого универсального, нейтрального и полностью приемлемего правового кодекса. Это основная предпосылка гуманизма, но христианство отрицает такую нейтральность. Нейтральность не существует. Все должно интепретироваться в смысле Божьего откровения. Гуманистская цель о нейтральном языке (и отсюда о нейтральном законе) была низвергнута при Вавилонской башне. Наши дефиниции должны быть в смысле библейского откровения. Сопротивление против несправедливых законов не анархия; сопротивление против справедливых законов есть анархия. Раав была правой, хотя ее вероотступническое государство считало ее предательницей; Иуда Искариотский был неправ, хотя вероотступническое государство рассматривало его поступок как достойный подражания, и вознаградило его щедро. Нет универсальной дефиниции о такой концепции, как измена. Божий закон, и его специфичные указания, определяют что предательское и анархистское, и что нет. Раав была святой, а Иуда был предателем. Толкование легализма всегда принуждает его последователей заключать, что официальное неповиновение подпольной церкви во время Гитлера или в Красном Китае сегодня есть действительно в том же положении, как официальное поведение Партии Черных пантер или современный сатанинский культ; нет сомнения что Рим. 13 цитировалось бы, а Деян. 5:29 крайне пренебрегалось. “Что соус для гусыни, то соус и для гусака,” утверждают легализм и другие формы гуманизма. Христианство отрицает это, потому что христианство отрицает его предпосылку: не может существовать никакой универсальный, нейтральный принцип закона, языка или культуры.

Божье требование к людям есть, чтобы они покорили землю по условиям Его откровенной правовой структуры, и чтобы они сделали это на Его славу. Это означает, что когда христианские люди находятся в положении у власти в каком-либо управлении – семейном, гражданском, образовательном, финансовом, церковном – они должны судить по условиям Божьих стандартов. (Это вероятно поможет объяснить почему ранние христианские церкви часто запрещали своим членам служить в положении с большой ответственностью в гражданском управлении; только после восшествия Константина на императорский престол стало почетным служить как высокий гражданский чиновник.) Следовательно Бог объяснил еврейским правителям, что всякое принимание взятки было незаконным по условиям Его закона. В Божьем гражданском царстве люди должны были управлять праведной манерой и во Его славу. Личная выгода через взятки была незаконной. В святой общности принималось, что все случаи принимания взяток мотивировались желанием обратить Божье суждение ради личной пользы. Когда мы исследуем различные пассажи, занимающиеся взяточничеством, которые мы встречаем в законе, мы открываем, что взятки связанные с неправедным суждением. Основная формула, касающаяся принимания взяток находится в Исх. 23:8: “Даров не принимай; ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых.” Параллельный и даже более ясный пассаж есть Втор. 16:18,19. Правители должны были избираться среди “людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть…” (Исх. 18:21). Превращать Божье суждение из-за личной выгоды осуждалось, и не удивительно, что только несколько стихов после Соломоновскую защиту подарков в виде подкупа (Прит. 17:8), мы находим предупреждение: “Нечестивый берет подарок из пазухи, чтобы извратить путь правосудия (Прит. 17:23). Это самое извращение правосудия было грех сынов Самуила (І Цар. 8:3). Оно было грех, описанный в Ис. 1:23, Ам. 5:12; Пс. 26:10 и І Цар. 12:3).

Божья критика прямая: люди грешные, когда они берут взятки, чтобы извратить путь правосудия. Наш единственный стандарт – Божьи законы; мы должны следовать Его примеру подходящим путем, путем, который Его творения должны следовать аналогично: “Итак, да будет страх Господень на вас: действуйте осмотрительно; ибо нет у Господа, Бога нашего неправды, ни лицеприятия, ни мздоимства” (ІІ Пар. 19:7). Еще нам говорят, что Бог действительно принимает дары в той же самой книге, ІІ Пар. 32:23. Поэтому, мы должны видет зло в принимании даров как зло, связанное с неправедным суждением и с лицеприятием: принимание даров само собой не зло. В Святом писании принимание взятки есть синоним извращенному правосудию; оно запрещается в делах гражданского правосудия. Пример с отцом, который принимает дар от своего сына, аналогичный с Божьим приниманием даров в ІІ Пар. 32:23: он не должен благоприятствовать сыну суждением против Божьего закона, ради подарка.

Обстановка, в которой Бог проводил Свой закон, была такой, в которой должно было установиться земное гражданское царство. В новозаветные времена гражданская власть попала в руки языческого правителя. Изменение обстановки требовало различное ударение на ответственностях правителей. Притча Иисуса о неправедном судье типичная. Судья, прежде всего “Богом не боялся и людей не стыдился” (Лук. 18:2). Приходила к нему вдова, чтобы он защитил ее от ее соперника, и она изводила судью постоянно. Наконец он не мог больше терпеть. Он сказал в отчаянии: “Хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь, но как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне.” (ст. 4,5). Этически правильно для вдовы с правым делом изводить неправедного судью, если она верила, что поступая так она добьется правильного суждения. Это ни в коем случае не дает право коррумпированной женщине беспокоить мир праведного судьи, который действительно слишком занят, чтобы обратить немедленное внимание ее дело. В самом действительном смысле женщина из притчи предложила судье подкуп: если он решит дело, она оставит его в покоя.

Легалист обычно ошеломлен значениями некоторых частей Нагорной проповеди. Иисус предлагает некоторые замечательные внушения – замечательные с точки зрения легалиста – о поведении в ежедневной жизни. То, что Иисус дал своим ученикам, было серией рекомендаций об этическом поведении порабощенного народа. Например: “Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу” (Мат. 5:25). Это правило было мудрым в Иудейской земле во время Римской империи. Оно не должно подводить нас верить, что христианское поведение к некоторому врагу Бога должно быть таким постоянного прощения и бесконечной терпимости, когда христиане имеют силу и власть законно преследовать и осудить его. Если христиане, как Божьи люди, должны воспользоваться силой меча, тогда враги Бога должны взять на серьезно предупреждение Мат. 5:25: пусть они помирятся с христианина, иначе из-за их очевидного беззакония в несогласии, христианин должен видет в этом, что в гражданском деле должно примениться праведное суждение, и соперники получат суровое наказание.

С другой стороны, если некоторое положение христианина в данный период времени походил на бедственное положение христиан под римском управлении, тогда он должен быть осторожным. Под управлением Гитлера или Сталина правильный ответ христианина был бы видимое раболепие. Он должен подкупать лейтенантов диктатора, лгать если необходимо, присоединиться к христианскому подполью и добиться свободы действия через ложь и подкупы, чтобы продолжить проповедовать и публиковать. И если, как в случае с Аодом, христиане встретятся со злой, триумфирующей, захватывающей армией (какую христиане Нидерландов и других стран встретили во время Второй мировой войны), успешная экзекуция тирана захватчика должна бы быть правильным курсом действия. Дать ему его "подарок“; он заслуживает его.

Христос предупреждает Своих людей ясно: “И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся” (Мат. 5:41,42). Христос следовательно информирует Своих последователей, что они должны давать тем, которые у власти над ними (т.е. если кто-нибудь принудит тебя) сверх количество товаров и услуг над и сверх потребованном в начале. Если такой дар был добровольным, мы назвали бы такое действие чаевыми или милостыней. Как тогда должны мы назвать такое действие при условиях внешнего принуждения? Есть слово об этом конечно, но легалисты могут отступить от него. Иисус защищает право христиан подкупать преступных чиновников. Подкуп или дар над и сверх того, что требуется законно – дар, который поощрит преступную сторону оставить христианина и церковь в покое. Он позволяет христианину избежать полной силы гнева, который в принципе последовательный язычник мог бы свалить на христиан, если он поймет в каком чрезвычайном состоянии войны находятся Христос и Его царство против сатаны и его царства. Другими словами, подкуп успокаивает получателя, точно как сказал Соломон. Этика Нагорной проповеди основыватся на принципе, что набожный подкуп (в товарах и услугах) иногда есть лучший способ для христианина, чтобы купить временный мир и свободу для себя и для церкви, принимая что враги Бога имеют временно сокрушительную власть. Такой подкуп должен даваться с чистой совестью с целью постигнуть праведный результат. Этим христианским гражданам и служащим не дается позволение предлагать правителям подкупы с целью постигнуть неправедные результаты. Тем не менее такой факт должен быть ясным: обратить другую щеку есть подкуп. Это действительная форма действия только когда христианин бессильный политически или по военному. Обращая другую щеку, христианин предоставляет злому насильнику больше мира и меньше временной опасности, чем он заслуживает. Согласно всякому экономическому определению, такое действие подразумевает подарок: оно сверх премия для насилующего индивида, которая дается только из уважения к его власти. Отнимите эту власть, и он заслуживает наказание: глаз за глаз, и зуб за зуб. Отнимите эту власть и битый христианин должен или разорвать его в котлеты, или привлечь его к магистрату, а если возможно совершить обе действия.

Только в период гражданского бессилия христиане находятся под правилом “о несопротивлении злому” (Мат. 5:39). Когда христианам дается власть в гражданских делах, ситуация различная и налагается другое правило: “Итак покоритесь Богу; противостаньте дьяволу, и убежит от вас” (Иак. 4:7). То же самое относится и к последователям дьявола. Мартин Лютер однажды видел дьявола, или что-нибудь что он принял за дьявола, и он швырнул чернильницу в него. У него были другие внушения, даже более земные, как он должен был справиться с дьяволом. Такое должно быть поведение всех христиан, которые располагают властью. Мы платим подкуп до того дня, когда враги Бога потеряют власть, но ни на день больше.

6. Разруха и десятина

В 11-ом веке манихейские идеи быстро распространились в Северной Италии и Южной Франции, проникнув туда из Северной Африки, Византии и Болгарии. Ставка этих движений в Европе была в Босне, откуда лидер или “папа,” как говорили, руководил своими последователями. Большинство из этих последователей были известные как катары. Катары атаковали христианскую церковь как церковь сатаны, насмехались над крещением младенцев, над причастием, и над ортодоксальной доктриной. Они твердили, что материальный мир был сотворен сатаной, отступническим сыном Бога, а тем временем человеческие души принадлежат истинному небесному царству.

В частности катары ударили основания христианства, говоря против десятины и побуждая людей не оплачивать ее. Сам этот факт “привлекал последователей во многих местах.”[65]

Этот факт, кроме того помог чтобы изменилось поведение церкви к этим группам, и началось подавление всех этих движений. Рунеберг видит связь между катарским движением, котороу было подпольным, и восходом колдовства.[66] Катары очевидно связывали себя с древными религиозными практиками и суевериями сельских людей, и давали им манихейское развитие. Таким образом древное и умирающее язычество обратилось в агресивную ересь, которая поражала основания христианства, атакуя десятину.

Следовательно существовало двойственное направление движения: первое, атака против христианства через атаку на его материальную опору, десятину, и второе, попытка связать десятину слишком тесно с церквей, что тоже ослабляло жизненность христианского обновления. Пока десятина свободно течет к преобразующим агентствам, обновление постоянное. Когда она связывается с церквей, увеличивается власть церкви, а не жизненность христианства.

В Англии однако монастырские фондации присвоили десятину от енорийского духовенства, которое долгое время внимательно заботилось о десятине бедных. В начале 12-ого века это создало проблемы. Поскольку монастырские фондации потеряли интерес к бедным, в парламент поступили жалобы против этих присвоений. Вопреки этому, приходские церкви все еще делали многое, чтобы помогать бедным.[67] Безжалостные присвоения монастырской собственности со стороны Генри VІІІ стало возможным отчасти на этой основе. Денежная инфляция во времена династии Тюдоров потом помогла, чтобы уничтожить способность приходских церквей помогать бедным с их существующими средствами, и само духовенство стало нуждающимся.[68]

Итак, десятину можно разрушить больше чем одним способом. Ее можно разрушить через атаку на закон о десятине. Ее можно урезать присваиванием десятину церкве (или государству), а не Божьим делам прямо от людей Бога. Ее можно аннулировать через денеждую инфляцию, когда дарительские фонды снижаются к ничтожным подачкам, а долгосрочное запасание сводит эффект к нулю.

Без десятин, нужды в социальном финансировании остаются, и поэтому государственный налог берет верх, как и государственная коррупция и незаконное присвоение. Ограниченное государство без десятины невозможное, а политические консерваторы, которые грезят такой порядок, глупые и мечтатели, как и анархисты, которые грезят существование без никакого государства вообще. Сильное семейное общество и общество с десятиной может создать широкое разнообразие из институции, школ и агентств, которые могут взять на себя основные функции церкви, школы, здравоохранения и социальную помощь, и этим вытолкать государство в его собственные рамки. Социальное финансирование необходимое: с ним будут заниматься или Божьи люди, или государство.

7. Примечания

1. Важный вопрос в связи с гомосексуализмом ставится в І Кор. 6:9-11. Рим. 1:24-32 цитирует гомосексуализм как кульминация вероотступничества и сгорание человека, пока І Кор. 6:9-11 кажется открывает дверь для спасения “обидчиков своего мужества.” В этом пассаже Павел перечисляет десять представительных форм нечестивости, которые отделяют людей от Божьего царства, кроме случаев когда вмешивается Божья милость. Один из них, “женоподобие,” связывается с похотливостью.[69] Каталог грехов охватывает “ложную религию и нерелигиозность, … сексуальные пороки, грехи против собственности, и словесные грехи.”[70] Святой Павел говорил Коринфянам о тех видов преступлений, которые отделяют людей от Бога. Он не обвинял коринфян в совершении всех этих преступлений. Все были спасенные грешники, но “некоторые из вас,” напоминает им святой Павел, были виновными в больших грехах до своего обращения в веру. Согласно Ходжу, о ст. 11, “И такими были некоторые из вас.” “Естественное объяснение есть, что апостол нарочно избегает обвинять больших нарушителей морали именно в связи с всеми коринфянскими христианами в их прежнем состоянии.”[71] Таким образом этот стих не говорит нам, что среди спасенных коринфянской церковью были и бывшие гомосексуалисты. Можно отметить, однако, что в греческом образовании молодежь обычно искушалась в гомосексуальных практиках их преподавателями и учителями, в чем раньше с правом обвиняли Сократа. Сгорание мужчин, описанное в Рим. 1, нельзя смешивать с грхами некоторых из этих коринфян как молодые юноши в руках вырожденных учителей. Вероятно І Кор. 6:9-11 охватывает людей, соблазненных в этом грешном виде практики и переживания, и таким образом их спасение остается открытым вопросом, пока Рим. 1:26-32 представляет гомосексуалиста как разгоревшийся и негодяйский разум в действий, и как кульминация вероотступничества и беспутства.

2. В июле 1562 года Совет в Тренте рассмотрел вопрос о детях и причастии, и выдал постановление из четырех пунктах о таинстве с четырьмя анафемами. Этот четвертый пункт и все четыре анафемы гласят как следует:

ІV. Дети ниже разумного возраста не обязанные получать таинства причастия, потому что в этом возрасте они не могут потерять милость. Однако противоположный обычай, который древний и соблюдается в некоторых местах, не подлежит осуждению, потому что несомненно можно верить, что его совершали не как необходимость для спасения, а по другим причинам.

В соответствии с этой доктриной четыре анафемы гласили:

І. Против того, который говорит, что все верующие обязанные получать Причастие под двум видам: или под божественной заповедью, или как необходимость об их спасения.

ІІ. Против того, который говорит, что у Католической церкви нет хорошее основание, или что она ошибается, давая причастие мирянам и тем, которые не празднуют Мессу, под формой только хлеба.

ІІІ. Против того, который отрицает, что Христос, источник и автор всей милости, получается в форме только хлеба.

ІV. Против того, который говорит, что таинство Причастия необходимое для детей ниже возраста разума.[72]

Многозначительно то, что Трент признает причастие детей как практику, которая “древняя и соблюдается в некоторых местах,” и “не подлежит осуждению.” Калвин, который по одному пункту противопоставлялся этой практики, оставил место для нее в своей последней службе причастия, однако огорождая стол увещанием “от тех, которые бунтовались против отца и матери.”[73]

3. Предъявление гражданского требования о возмещении жертвам преступлений, получило юридическое внимание и минимальное внедрение. Номер от мая/июня 1972 года журнала Trial (том 8, номер 3), юридическое издание Американской ассоции судебных юристов, обширно посвящается компенсации. Основная идея, однако, есть компенсация жертве от государства, а не возмещение жертве от преступника.

4. Самуел Вилард, пуританский богослов из Новой Англии, есть пример о пуританском взгляде на закон. Он твердил, что норма о достижении святости есть закон Божий, и противопоставлялся антиномному взгляду на закон. См. Seymour Van Dyken, Samuel Willard, 1640-1707: Preacher of Orthodoxy in an Era of Change (Grand Rapids: Eerdmans, 1972), p. 131.